— "Рабсиле" здесь тоже не место. Чем больше я думаю об этом, тем более это очевидно.
Она нахмурилась и стала легонько поглаживать его плечо.
— Ты, конечно же, не хочешь услышать от меня — от кого-либо здесь — тот довод, что вселенная не была бы гораздо лучше, если бы мы избавились от "Рабсилы". Но как это может стать откровением?
Он покачал головой.
— Я не совсем ясно выразился. Я имел в виду, что "Рабсила" не принадлежит Вселенной так же, как этим растениям не место в этом саду. Они просто не сочетаются. Есть слишком много вещей в этой так называемой "корпорации", которые не к месту. Ей следует умереть естественной смертью, как и растениям внизу. Вместо этого она процветает — даже становится все более мощной, судя по имеющимся данным. Почему? И как?
Это был не первый раз, когда Танди находила, что ум ее возлюбленного опережал ее. Или, может быть, лучше сказать, он скакнул в кусты, как кролик, оставив ее, прямодушного хищника, задыхаться в погоне.
— А... Я пытаюсь подыскать достойный способ сказать "ха?" Что, черт возьми, ты имеешь в виду?
Он улыбнулся и положил свою руку поверх ее руки.
— Извини. Я, вероятно, выражаюсь немного путано. Что я хочу сказать, так это то, что есть слишком много путей — путей, которых слишком много — на которых "Рабсила" ведет себя не как злая и бездушная корпорация, как должна бы.
— К черту, это не так! Если есть хоть капля человеческой порядочности в этой дурно...
— Я не спорю с тем, что она злая и бездушная, Танди. Она не похожа на корпорацию. Злая или нет, бездушная или нет, "Рабсила" должна быть коммерческим предприятием. Ему, как предполагается, надлежит извлекать прибыль, а рентабельность рабства должна снижаться — умереть естественной смертью, как те растения, там, внизу. О, — он пожал плечами, — их линии "рабов для удовольствий" всегда будут прибыльными, учитывая тенденцию уродливой стороны человеческой природы всплывать на поверхность. И всегда найдутся конкретные случаи — особенно для трансзвездных компаний, которые нуждаются в рабочей силе в Пограничье — где линии рабочих предлагают, по меньшей мере, некоторое преимущество перед автоматизированным оборудованием. Но этот рынок должен сокращаться, в лучшем случае оставаться стабильным, а это должно означать, что "Рабсила" должна бы терять обороты. Ее прибыли должны быть ниже, и она должна производить меньше "продукта", а это не так.
— Может быть, ее способы ведения дел слишком укоренились, чтобы приспосабливаться, — предположила Танди после короткой паузы.
— Эта гипотеза привлекательна, — признал он, — но не вписывается ни в одну бизнес-модель, которую я смог выработать. Не для корпорации, которая так долго была столь успешной. Конечно, никто никогда не имел возможности изучить их бухгалтерию, но они должны были зарабатывать чертовские прибыли для финансирования всего, в чем они участвуют — как прямо здесь, на Вердант Висте, например — и я просто не могу убедить себя, что рабство должно быть настолько прибыльным. Или до сих пор настолько прибыльно, должен сказать.
— Тогда, может быть, то, что они делали здесь, было началом их изменений?
— Хммм. — Он на мгновение нахмурился, затем снова пожал плечами. — Может быть, полагаю. Это просто...
Звонок в дверь прервал его, и Танди поморщилась, прежде чем повысить свой голос.
— Открыть, — приказала она.
Дверь плавно скользнула в сторону, и в комнату вошел Антон Зилвицки в сопровождении принцессы Рут. Королева Берри увязалась за ними в шокирующе вывернутом отображении королевского протокола.
— Теперь ты можешь выходить из укрытия, Виктор, — сказал Антон. — Она уехала.
Берри прошла в центр комнаты и поставила руки на стройные бедра.
— Ну, я думаю, что ты был груб, и мне все равно, что говорит папа. Мама очень любопытный человек, и ее с ума сводило, что она не может удовлетворить свое любопытство. Все то время, что она была здесь, она не прекращала спрашивать о тебе. А ты вообще не выходил ни разу, чтобы встретиться с ней.
— Любопытство может и не убивать кошек, — ответил Виктор, — но оно, безусловно, убило много политиков. Я делал одолжение леди, ваше величество, хотела ли она этого или нет, и будет ли она ценить это или нет.
— Не называй меня так! — отрезала она. — Я ненавижу, когда мои друзья используют этот глупый титул в частной обстановке — и ты это знаешь!
Антон подошел, чтобы сесть в кресло.
— Он просто делает это по причинам, которые я не могу понять — он извилистый, грубый, извращенный парень — используя пышные королевские титулы в частной обстановке, чтобы расчесывать имеющийся у него некий странный эгалитарный зуд. Но не волнуйся, девочка. Он не это имеет в виду.
— На самом деле, — мягко сказал Виктор, — Берри единственный монарх в мироздании, которого я не против называть "ваше величество". Но, признаю, я делаю это в основном только из противоречия.
Он посмотрел на молодую королеву, выражение лица которой было сердитым, и которая все еще держала руки на бедрах.
— Берри, самое последнее, в чем нуждалась твоя мать — это подставиться под обвинение, что она проводила свое время, общаясь на Факеле с агентами вражеского государства.
Берри усмехнулась. Вернее, попробовала. Усмешка была не слишком естественным для нее выражением.
— О, чепуха! В отличие от того, чтобы подставиться под обвинение, что она провела время, общаясь на Факеле с террористом-убийцей вроде Джереми?
— Совсем не одно и то же, — сказал Виктор, качая головой. — Я не сомневаюсь, что ее политические враги выдвинут такое обвинение против нее, как только она вернется домой. Это приведет в восторг тех, кто уже ненавидит ее, и вызовет широкий зевок со стороны всех остальных. Ради всего святого, девочка, они обвиняли ее в этом на протяжении десятилетий. Независимо от того, каким кровавым и маниакальным люди могут представлять Джереми Экса, никто не считает его врагом Звездного королевства. Тогда как я, безусловно, таков.
Он бросил слегка извиняющийся взгляд Антону и Рут.
— Я не имею в виду никаких личных оскорблений для кого-либо из присутствующих. — Он снова посмотрел на Берри. — Общение с Джереми просто оставляет ее открытой для обвинения в дурных взглядах. Общение со мной делает ее открытой для обвинения в государственной измене. Это огромная разница, когда речь идет о политике.
Выражение лица Берри было теперь упрямым. Совершенно ясно, что ее не убедили аргументы Виктора. Но ее отец Антон качнул головой. На самом деле весьма энергично.
— Он прав, Берри. Конечно, теперь он зарекомендовал себя никчемным секретным агентом, так как если бы у него была хоть капля воображения и смекалки, он провел бы время, навещая Кэти при ее пребывании здесь. Много-много времени, делая все возможное, чтобы сделать политику Мантикоры еще более ядовитой, чем она есть.
Виктор одарил его ровным взглядом и холодной улыбкой.
— Я думал об этом на самом деле. Но...
Он пожал плечами.
— Трудно понять, к чему это все придет в итоге. Известна очень долгая, долгая история тайных агентов, оказавшихся слишком умными для их же блага. С таким же успехом может оказаться, правда, спустя много лет, что Кэтрин Монтень, уверенно контролирующая либералов — и с безупречной репутацией — окажется полезной для Хевена.
Антон ничего не сказал. Но он одарил Виктора очень холодной собственной улыбкой.
— И... ладно, — сказал Виктор. — Я также не делал этого, потому что мне было бы неудобно это делать. — Выражение его лица получилось таким же упрямым, как у Берри. — И это все, что я хотел сказать по этому вопросу.
Танди пришлось на мгновение сдержаться, чтобы не ухмыльнуться. Были времена, когда ее забавляло множество больших и угловатых политических и моральных принципов Виктора Каша. Учитывая то, что они были связаны с лицом, которое одновременно могло быть столь безжалостным и хладнокровным, как немногие из живших когда-либо людей.
Боже упаси Виктора Каша просто открыто сказать, что семья Зилвицки была людьми, которые стали ему дороги, неважно, враги мантикорцы или нет, и он был не более способен сознательно причинить им вред, чем он был бы способен навредить ребенку. Верно, что все могло быть по-другому, если бы он думал, что на карту поставлены жизненно важные интересы Хевена. Но ради небольшого и, вероятно, временного тактического преимущества? Это было просто не то, на что он пойдет.
Однако она не будет дразнить его по этому поводу. Даже позже, когда они вновь останутся наедине. К настоящему времени она узнала Виктора достаточно хорошо, чтобы знать, что он просто отступит в замешательстве. Он начнет сложные и тонкие рассуждения о том, что сохранение личного доверия семьи Зилвицки в долгосрочной перспективе работает на самом деле в пользу Хевена, и что было бы глупо жертвовать этим ради мелкого маневрирования.
И это даже может быть правдой. Но это все равно будет оправданием. Даже если бы Виктор не думал, что это было каким-то долгосрочным преимуществом для Хевена, он бы вел себя так же. И если это оправдание не сможет достичь своей цели, придумает другое.
Судя по улыбке Моны Лизы на лице Антона Зилвицки, Танди была уверена, что он сам все понял.
Теперь Антон откашлялся и достаточно шумно, чтобы убрать руки-лежащие-на-бедрах не одобряющей королевы Берри.
— Все же мы пришли сюда не за этим. Виктор, нужно кое-что обсудить с тобой.
Он кивнул принцессе Рут, которая сидела на подлокотнике кресла в другом конце комнаты.
— Следует сказать, мы должны поговорить с тобой. На самом деле это Рут затронула данный вопрос в разговоре со мной.
Рут одарила Виктора легкой нервной улыбкой и перенесла вес на кресло. Как обычно, Рут была слишком неспокойна, чтобы усидеть на месте, имея дело с профессиональными вопросами. Танди знала, что Виктор считал ее превосходным аналитиком разведки, но он также думал, что она была бы катастрофой в качестве полевого агента.
Каша посмотрел на Берри, которая подошла к дивану рядом с креслом Антона и заняла его.
— А почему королева здесь? В смысле без всякого неуважения, ваше величество...
— Я очень, очень не люблю, когда он зовет меня так, — сказала Берри, ни к кому в частности не обращаясь, уставившись в стену напротив.
— ...но вы обычно не проявляли глубокого интереса к тайным сложностям разведывательной работы.
Берри перевела взгляд со стены на Каша.
— Потому что, если они правы — а я не уверена! — тогда здесь замешано много больше, чем глупые выходки шпионов.
— Хорошо, — сказал Виктор. Он снова посмотрел на Антона. — Так что у тебя на уме?
— Виктор, с "Рабсилой" что-то не так.
— Он не говорит, что это относится к "их действительно плохой морали", — вмешалась Рут. — Он имеет в виду...
— Я знаю, что он имеет в виду, — сказал Виктор и посмотрел на Берри. — И мне не нравится говорить это, ваше — ах, Берри — но твой отец прав. Действительно что-то прогнило в датском королевстве.
Берри и Танди нахмурились.
— Где это датское королевство? — потребовала Танди.
— Я знаю, где это, — сказала Берри, — но не понимаю. Конечно, есть что-то гнилое в датском королевстве. Это очень мерзкий сыр, который они делают.
Глава 5
Январь 1920 э. р.
— Итак, — спросил Захария МакБрайд, наблюдая за поднимающейся пеной в пивной кружке, которую он наполнял с присущей ему, как ученому, точностью, — что ты думаешь об этом дерьме в Вердант Висте?
— Ты уверен, что хочешь задать этот вопрос? — поинтересовался его брат Джек.
Оба брата были рыжими и голубоглазыми, но из них двоих у Джека было больше веснушек и более заразительная улыбка. Захария, моложе на шесть стандартных лет и ниже на три сантиметра, играл роль простачка, когда оба были подростками. У обоих было развито чувство юмора, и Захария был даже более изобретательным, когда речь шла о сложных розыгрышах, но Джек всегда был лицом их пары.
— Я вполне уверен, что задаю именно тот вопрос, который и хотел задать, — Захария обернулся. Он закончил наливать кружку, передал ее Джеку и занялся второй.
— Ну, — Джек посмотрел на него сузившимися глазами, — я же большой босс в безопасности. Мне пришлось бы очень косо смотреть на любого, кто интересуется засекреченной информацией. Осторожности много не бывает, ты же знаешь.
Захария фыркнул, но тут же, подумав, согласился, что в замечании Джека есть доля истины.
Странно, как все сложилось, размышлял Захария, аккуратно доливая свою кружку и устраиваясь с другой стороны стола, стоявшего посреди комфортабельной кухни. В детстве он бы ни за что не поверил, если бы ему сказали, что Джек пойдет в службу безопасности мезанского Соответствия. Геном МакБрайдов являлся альфа-линией и находился глубоко внутри "луковицы" в течение последних четырех-пяти поколений. Со старших классов школы они оба намного больше своих сверстников знали об истинном положении дел в своем родном мире, и, так или иначе, им была прямая дорога в... семейный бизнес. Но шутник Джек, рассказчик веселых историй, парень с неотразимой улыбкой и потрясающей способностью привлекать женщин, был абсолютной противоположностью всему, что пришло бы Захарии в голову при упоминании слов "безопасность" и "шпион".
"Что, возможно, и объясняет успехи Джека в его ремесле" — предположил он.
— Я думаю, вы можете с уверенностью предположить, шериф, что этот конкретный конокрад уже знает о секретной информации по данному вопросу, — сказал он вслух, — но, конечно, если вам действительно нужно, вы можете проконсультироваться об этом у моего босса.
— Что ж, в сложившихся обстоятельствах, партнер, — согласился Джек, тщательно растягивая слова, продолжая тянущуюся с детства игру в "вестерн", унаследованную ими от отца, большого любителя старины, — ...думаю, на этот раз я могу пропустить и так.
— Что ж, благодарю вас, — Захария подтолкнул через стол тарелку с толсто нарезанной ветчиной на швейцарском сэндвиче (с луком, но они были одни, так что это было социально приемлемым, даже по правилам их матери), солидной порцией картофельного салата и одиннадцатисантиметровым маринованным огурцом. Они ухмыльнулись друг другу, но затем выражение лица Захарии посуровело.
— На самом деле, Джек, — сказал он гораздо более серьезным тоном, — мне очень любопытно. Я знаю, у вас больше оперативных данных, но даже то, что я слышу по каналам наших технарей, немного пугает.
Джек какое-то время смотрел на брата, потом взял свой сэндвич, откусил и задумчиво прожевал.
Захария, вероятно, слышал от своих коллег-"технарей" совсем немного, и это немногое, скорее всего, было более чем слегка искажено. Если строго интерпретировать соблюдаемую Соответствием политику "необходимого знания", Джеку действительно не следует разглашать какие-либо оперативные детали, в которые он посвящен, но которые не являются необходимыми для чужой работы. С другой стороны, Захария был не только братом, но и одним из ключевых научных директоров Анастасии Черневски. В некоторых отношениях (хотя, конечно, не во всех), его допуск был даже выше, чем у Джека.
