Кто знает, сколько ещё я беспокоился о том, чего могло бы не произойти, если бы Георг не обратился ко мне. Он с самого нашего появления поглядывал на меня сальными глазками, а когда дошла очередь до меня, обслюнявил руку, и попытался заигрывать:
— А кто это несравненное видение, почтившее своим присутствием мой скромный дом и озарившее его своим небесным светом?
До меня не сразу дошло, что это обо мне. Я только собрался ответить, но Олив меня перебила:
— Моя воспитанница, прекрасная Джин, — и негодяйка пнула меня под коленку.
Я едва не грохнулся, но хозяин дома усмотрел в этом "...изящный реверанс".
— Она очень скромна, не говорит незнакомыми мужчинами, — продолжила Олив, игнорируя мое возмущенное сопение. — Не стоит вам смущать бедную девушку...
— Я мог бы ей помочь раскрепоститься, — похабно улыбнулся Барбери. — Если вы понимаете о чём я.
— Я-то понимаю, — рассмеялась ему в тон она. — Но Джин не понимает. Так что придется вам сосредоточить все свое внимание на мне.
Георг тут же скис, как забытое на солнце молоко. Он пригласил нас в гостиную и предложил напитки. Олив и тут за меня расписалась, что пить я не буду. И, повернувшись, тихо буркнула:
— Как ты пить собираешься, не открыв лицо?
Пришлось сидеть и смотреть, как эти двое лакают дорогое вино.
— Так, что все-таки привело вас ко мне? — перешел на деловой тон хозяин дома, когда ему надоели несмешные шутки моей напарницы. В этот момент я ему был даже благодарен. Слушать скрипучий смех наемницы уже не было никаких сил.
— О, ходят слухи, что вы недавно стали владельцем одной древней королевской реликвии... — протянула Олив. — Мой брат заинтересован в том, чтобы приобрести эту...вещь.
— Боюсь, вы лишь зря проделали весь этот путь, — картинно огорчился Георг. — М-м-м... "Вещь"? Не продается.
-Жаль, — вздохнула Олив. — А он надеялся, что сможет с вами договориться, пока на вас не падет проклятие...
— Какое проклятие? — оживился Георг.
— О, так вы не в курсе? — она так искренне удивилась, что даже мне стало интересно, что там за проклятие.
— "Вещь" должна храниться в той семье, в жилах которой течет королевская кровь, — гулким голосом ответила Олив. — Если она будет в руках простолюдина, того постигнет кара. Сначала у него начнутся проблемы с памятью, неприятности посыплются на его голову, как из рога изобилия и в конце концов, доведут его до самоубийства...
— Ну, мне это не грозит, — весело рассмеялся Барбери.
— С вами это уже началось, — спокойно парировала она, попивая вино.
— Что? — поперхнулся последовавший её примеру хозяин дома.
— Вы же забыли, что сами пригласили меня сегодня, — пояснила Олив.
— Я вас пригласил? — удивленно приподнял брови Георг, но его собеседница не успела ответить. Звонок в дверь прервал беседу. Хозяин дома с милой улыбкой собрался извиниться, и отлучиться посмотреть, что там стряслось, когда из холла донесся шум возни, крики и ругань.
Он снова мило улыбнулся, вставая, и в этот момент входную дверь вышибли двое дерущихся мужчин. Правда они этого не заметили и продолжили протирать друг другом пол. Барбери ошарашено уставился на незваных гостей, явно не зная, что делать. Пока он в ступоре наблюдал, как громят его дом, в комнату вбежал ещё один мужчина:
— Так это правда!!! Крыса! Ты продал меня конкурентам!
Барбери ничего не успел сказать. Вновь прибывший сделал решительный шаг вперед, благодаря хорошему пинку сзади от ещё одного явно незапланированного гостя.
— Скотина, — прошипел незнакомец, у которого от ярости аж желваки на скулах заходили.
На Георга страшно было смотреть: лицо покрылось багровыми пятнами, и бедолага находился в предобморочном состоянии.
Наемница заговорщицки подмигнула, встала и кивнула мне идти с нею. Мы, молча, петляли по коридорам, и никто не сказал нам ни слова. Слугам до нас не было дела — одни сбежались посмотреть на то, что творится в центральном зале, а вторые в панике метались, не зная, куда спрятаться. Охрана, которая должна следить за порядком организованно спешила в главный зал и не обращала на двух женщин никакого внимания. Ну, если не считать того, что нам регулярно кричали:
— Вон с дороги!
Наконец, мы поднялись на один из верхних этажей. Олив подошла к большой резной двери и, достав шпильку из волос, открыла замок, немного повозившись. Как только мы вошли, девушка скомандовала:
— Ищи печать!
И подала пример, как это нужно делать, вытащив из стола один из ящиков и вытряхнув содержимое на пол. Потом второй, третий... Я, конечно начал бы ей помогать... Но меня интересовало:
— Что там произошло?
— Ну, — принялась рассказывать пыхтящая наемница. — Первые двое, ворвавшиеся в зал — это главы кланов Саент и Шабет. Они, как ты, наверное, знаешь непримиримые враги. У них не одно поколение воюет друг с другом по поводу и без повода... А Георг по рассеянности пригласил их к себе домой в один и тот же день, на одно и тоже время...
— Беда... — я покачал головой. Это ж надо было так оплошать.
— Он не просто пригласил их в гости, — продолжила Олив, занимаясь своим делом. — Теперь они ещё и в курсе, что Барбери втихаря вел дела и с обоими кланами.
— Что, правда? — изумился я.
— Не исключено, — философски заметила девушка. — Мне некогда было узнавать так это или нет. Тем более что с последними двумя гостя ми мы точно угадали.
— Как угадали? А кто они? Почему мы? — она окончательно меня запутала.
— Последние двое — главари крупнейших местных банд. Барбери пользовался дипломатической неприкосновенностью и провозил для них оружие, работал на оба фронта так сказать. Они этого не терпят.
— Почему?
— По кочану! — передразнила меня Олив и показала печать. — Нашла!
Моей радости не было предела. Но тут я заметил нечто странное. Олив сильно похудела. Нет, я знал, что физические нагрузки этому способствуют, но не до такой же степени?! Да и лицо стало миловиднее, и глаза не такими, как будто ей сильно врезали по затылку, вот они и по вылетали. Даже второй подбородок исчез!
Я естественно поделился с напарницей своими соображениями. Она была очень лаконична в выражении своих чувств по этому поводу. И очень нецензурна. Простите, но я воспитанный человек и повторять этого не стану.
— Действие снадобья заканчивается!
— И что? — мне все ещё было невдомек, что её так расстроило.
— А как мы будем выбираться?!
Выход из положения мы все-таки нашли. Не буду уточнять как именно...
— Почему? — впервые подал голос принц Вастер.
— Это не существенно...
— Мне интересно!
— Ваше Высочество, право, это скучно и глупо...
— Я приказываю!
— Олив сбежала с печатью, пока я целовался с Барбери на прощанье...
В кабинете повисла неловкая тишина. Первым молчание прервал принц:
— Ладно, диктуй адрес этой конторы. Пусть попробуют решить проблему...
Глава 7. Прощание...
Олив просидела в своей комнате всю ночь, так и не уснув. Девушка много думала: обо всем что произошло, можно было ли этого избежать и как теперь быть. Все из-за той незнакомки... Олив передернуло от мысли, что с ней сделали. С одной стороны — наказание заслуженное. Она втравила свою спасительницу в эти дела, подло ударив исподтишка. С другой стороны... Арена жестокое место, Оливия убедилась в этом на собственной шкуре. Даже подумать страшно, как её могут наказать за попытку побега. Как не старалась, а осуждать уже, наверное, покойницу, Девушка не могла. Наверное, окажись на её месте — тоже попыталась бы сбежать.
Тряхнув головой, Олив попыталась разогнать эти мысли. Что толку терзать себя тем, над, чем не властен? Особенно, если есть более насущные проблемы.
Что дальше делать?
С любой другой проблемой можно было бы пойти к братьям. Но то, что с ней произошло... Олив и сама ничего не понимала. Она оказалась далеко от дома в мгновенье. И также легко оказалась в своей комнате. А татуировка? Как её нанесли так, что девушка не заметила и не почувствовала боли. Лекарств ей не давали, это точно. После любого лекарства Оливия всегда чувствовала сонной, вялой и плохо соображала. А тут как раз наоборот. Чтобы не сделал... хозяин турнира, девушка чувствовала себя бодрой, отдохнувшей и полной сил. Неужели он её вылечил? Зачем? Олив была абсолютно уверенна в том, что до этого никогда в жизни его не видела и там, на арене, они повстречались впервые. Какой ему резон помогать совершенно незнакомому человеку? Какая выгода?
Олив покачала головой. Для решения этой головоломки не достаточно информации.
Кроме того, мысли постоянно соскакивали на владельца турнира. Олив не знала таких мужчин, таких людей как он. Глаза, лишенные белков и зрачков, чернее самой черной ночи, будто сама тьма в них живет. Невозможно понять, о чем он думает, какие чувства обуревают в тот или другой момент. Хозяин турнира... Нервный смешок вырвался сам собой. Ведь Оливия даже имени его не знает.
Девушка ещё долго металась бы по комнате из угла в угол, если бы не мисс Пенн. Бывшая няня, самое дорогое создание на всем белом свете после братьев, постучала в дверь спальни:
— Оливия, деточка, спускайся завтракать.
Ласковый старческий голос, преисполненный материнской любви и домашнего тепла вернул её к действительности. Олив посмотрела на себя в зеркало: волосы встрепаны и взлохмачены, лицо болезненно бледное, глаза лихорадочно блестят, а под ними как напоминание о бессонной ночи темный круги... Редкой красоты очаровашка! Она не выглядела так паршиво, даже когда гриппом болела. А все из-за чего? Точнее, из-за кого...
Щеки медленно заалели, при воспоминании о Хозяине турнира. Это было не смущение. Злость пополам со стыдом. Этот не пойми, кто ворвался в её жизнь, перевернул все вверх дном, и запугал до полу-вменяемого состояния. Самое обидное, что напугал новой школой.
Олив злилась на себя.
Ну, академия, ну не знать, где, ну, с крайне низкими шансами вернуться домой и снова увидеть семью... Ничем не хуже чем гимназия при храме богини Валсер.
Фыркнув, Олив взяла за расческу и начала расчесывать. Теперь она смотрела на ситуацию иначе. Да, она во власти этого... демона. Слово пришло само собой, просто всплыло в памяти. Определение казалось таким правильным, что девушка решила применять его по умолчанию. Но никто пока не ограничивал ей свободу действий. Уже там, в академии можно будет разузнать о нем побольше и найти способ с ним бороться. А пока...
Пока у Олив есть три месяца, которые она проведет в кругу любящей семьи. И начнет прямо с этого момента — ничто так не сближает, как вкуснейшие блинчики с малиновым вареньем, которые готовит мисс
Пенн.
Три месяца, это так много, и так мало в тоже время. Они пролетели совершенно незаметно. Каждое мгновенье было наполнено событиями — то Олив с братьями гуляли на ярмарке, то по городу, то ходили рыбачить и охотиться. И эта насыщенность лишь ускоряла бег времени.
В то утро Оливия проснулась рано, когда небо только алело первыми лучами просыпающегося солнца. Последний день дома. Она долго смотрела на восход и на портреты любимых братьев. Девушка успела провести время и с одним, и с другим. Но как же мало времени у них было! Никогда прежде Олив не ощущала так остро скоротечность времени. Иногда она просыпалась с мыслью, что арена, турнир — это все лишь дурной сон. Но татуировка никуда не пропадала, своей холодной темнотой возвращая к реальности.
В этой реальности Олив пришлось сесть за красный секретер из вишневого дерева, подаренный ещё отцом, и написать два письма. Первое — в академию, от имени старшего брата, Адама. В нем говорилось, что Олив по семейным обстоятельствам не сможет обучаться последний год. Приносились извинения и искренние заверения, что одна из лучших их учениц вернется к обучению через год. Написано в его стиле, и даже тем же почерком. Ну и конечно подпись. Олив подписывалась ею даже лучше, чем он сам. Так что тут она была спокойна. Подлога не заметят.
Второе письмо далось ей тяжелее.
Это было прощанье с семьей.
Больнее всего было даже не то, что Олив может их больше никогда не увидеть. Сердце разрывалось от того, что нужно им соврать. Адам и Винсент, мисс Пенн... Что будет, если Оливия проиграет и не сможет вернуться? Она не понаслышке знала — хуже всего неизвестность. Те несколько часов, когда дом, в котором был отец рухнул, и никто не знал о его судьбе, были сущим кошмаром.
Как бы ни хотелось Оливии уберечь их от этой участи, но сказать правду она не могла. Во-первых, братья не отпустили бы её просто так. Адам и Винсент вполне могли бы бросить вызов Хозяину турнира, даже зная, что шансов на победу нет. Видеть, как умирают самые дорогие люди и знать что ты тому виной? Олив готова рискнуть своей жизнью и свободой. Но не их.
Нельзя втягивать в это семью.
Поэтому не дрогнувшей рукой Олив написала письмо, в котором просила прощение за то, что уезжает не попрощавшись. Просто в связи с болезнью учеников в конце прошлого учебного года, занятия в этом начнутся раньше. Ей жаль, что так поздно сообщила об этом. Но это же последний год обучения! Через год их любимая младшая сестричка вернется домой навсегда. Пусть потерпят. Она любит их больше жизни, и обязательно найдет дорогу домой, даже через самый страшный кошмар.
Последние слова были обещанием. Обещанием самой себе.
Оливия провела день у себя в комнате, сославшись на плохое самочувствие. Адам едва только расслышал о "женском недуге" в панике сбежал, и не появлялся целый день. Взрослый мужчина, охотник за головами без страха и упрека... Боится говорить о таких вещах с младшей сестрой. Олив боялась встретиться с домашними взглядом. Боялась, что твердая уверенность в принятом решении пошатнется. Боялась... что просто разрыдается. А этого нельзя допустить. Ради любимых людей — нужно быть сильной.
— Ты готова?
Олив весь вечер и полночи ждала, когда услышит знакомый голос лишенный всяких эмоций. Но её все равно будто током прошибло. А страх скользкой змеей просочился в сердце. Но девушка быстро взяла себя в руки и наступила этому скользкому гаду на горло:
— Да, — спокойно ответила она.
— С-с-сказала с-с-семье пос-с-следнее прощай? — его голос шелестел как прошлогодние листья в сквере, когда их гоняет ветер. Он будто обволакивал со всех сторон. Но девушка тряхнула головой, разгоняя дурман.
— Лучше я скажу им привет, когда надеру тебе зад на турнире! — вскинула голову Олив.
Черноглазый демон ничего не сказал. Позади него вспыхнул яркий свет, и сердце Олив пропустило удар. Сейчас она как никогда не хотела идти. Если бы помогло — упала бы на колени и умоляла. Но это не поможет.
— Ты идешь? — хозяин турнира протянул её руку.
— А у меня есть выбор? — пустым голосом спросила она, вкладывая свою крохотную ладонь в его большую сильную и холодную. Их затопил мягкий свет. Как только он рассеялся, демон коварно улыбнулся:
— Вообще-то да!
— Что?! — девушке казалось, что она заорала, как недорезанная. На самом деле с губ сорвался едва различимый полустон. Но этот подлец его понял.
