Звездный странник. Книга 2. Мегаполис. (Главы)

Лана какое-то время пятилась по ступенькам, глядя на него, а потом решительно развернулась и, быстро поднявшись, скрылась за тяжелой дверью, ни разу не обернувшись.

Сергей еще немного постоял возле лестницы, разглядывая здание — такая же жалкая кирпичная пристройка, прикрепленная к массивной стене монолита, как и дом, в котором он проживал — проблемы с жильем давали о себе знать. Пристроили к стене карниз. На нем выстроили кирпичный домик этажей в 5-8 с выходом на соседнюю внешнюю пешеходную дорожку — вот и решили частично проблему. И таких наляпанных сот на каждом монолите было великое множество.

А потом он тихо развернулся и медленно побрел к ближайшей остановке.

Сев на свое излюбленное место — заднее сиденье седьмого вагона — не сказать что это у него профессиональное — просто ему так нравилось, да и не любил он почему-то, когда кто-то сидит за спиной, — Сергей долгое время равнодушно смотрел в окно, совершенно ничего там не замечая, и как-то ни о чем толком не думая, убаюкивающе покачиваясь в такт движениям состава. И вдруг остро до спазмов резанула мысль — Куда вы все торопитесь, люди? Куда вы спешите, эти озабоченные женщины и девушки за окном, куда-то идущие с сумками, шлепая по мокрому грязному снегу, одиноко стоявшие в сторонке курящие мужчины, дети, толпящиеся у редких пока еще прилавков с жевачкой? Зачем суетиться, зачем все это? Ведь все равно жизнь рано или поздно пройдет, одна эпоха сменит другую, вы все умрете, появятся другие, тоже куда-то спешащие и о чем-то волнующиеся юноши и девушки, будут заселять Марс, потом умрут и они. Потом умрут их дети, тоже просуетившись всю свою жизнь, потом за ними в небытие уйдут и дети детей. А потом на планете не останется никого, ни одного человека. Так кто-нибудь из вас может мне сказать — к чему все это? К чему вся жизнь? Волнения из-за разных пустяков — не вовремя выданной зарплаты, зависти к соседям или друзьям, которые стали вдруг жить лучше вас, опять же волнение из-за неожиданно понравившейся девушки, переживания, которые человек унесет с собой в могилу. И никто не будет знать и никому не будет дела до того, что кто-то в свое время что-то пытался сделать, учился чему-то, набирался какого-то жизненного и рабочего опыта, прилагая огромные усилия, мастерил какие-то полочки в квартире, экономя деньги, осваивал кладку кафеля в ванной, учась на своих ошибках, влюблялся до безумия, забывая про все остальное. Ради чего все-это? Все эти усилия? Ведь это все уйдет с человеком? Не останется и следа.

Сергей поежился, плотнее прислонившись к морозному стеклу.

А вот стоит девушка, держа за руку маленького ребенка. Ведь и она умрет в свое время, да и этот малыш, — подумал вдруг Сергей, холодея сердцем от острой жалости к маленькому созданию, — Тоже, постарев, последует вслед за своей мамой.

Черт, куда это меня занесло, что это я вдруг? — встрепенулся он, тряхнув головой и оглядывая пассажиров вагона, чтобы быстрее вернуться к реальности жизни. Живут же люди на свете — спрашивай себя, не спрашивай, никакого в этом толку. И ничего тут уже не поделаешь. Хочешь — не хочешь, нравится — не нравится, согласен — не согласен... Дали тебе шанс появиться на свет, не спросив твоего согласия, вот и тяни теперь эту лямку вместе с такими же бедолагами. В этой упряжке вы все равны.

Боже! — с острой тоской подумал он вдруг ни с того ни с сего. — Как я хочу домой!... К себе... К своим... Вы бы только знали!...

Сергей устало привалился к боковой спинке вагона, мысленно переключившись на другую тему. Да, действительно, подумалось ему, скоро выборы, мы забросим всю работу на благо страны и начнем усиленно копаться в грязном белье конкурентов, прикладывая максимум усилий, чтобы оно выглядело еще грязнее. Вряд ли нынешний президент оставит такую силу, как контрразведка, в стороне, даже не попытавшись задействовать ее. Ладно, черт с ними со всеми, пережили прошлые выборы, переживем и эти.

Вошедшие на следующей остановке две старушки остановились было посередине салона — так как единственные свободные места заняли шустрые пареньки лет двенадцати, тринадцати. Правда, две тихие девочки-школьницы, переглянувшись, вежливо встали, уступая место.

Да, — отвлекся на эту сцену Сергей. — А еще жалуются на современную молодежь. Есть и такие, кто все-таки уважает еще старших. Еще не проникся современной тенденцией: "Я — пуп земли, и, следовательно, мне нет никакого дела до всех остальных".

— О, смотри, менты суетятся! — вдруг расшумелись пацаны где-то позади Сергея. — Опять облава, что ли?

Поезд ехал уже внутри монолита, по гигантскому многокилометровому тоннелю, с пешеходными дорожками справа и слева, с яркой рекламой всевозможных мелких и крупных магазинов, киосков с сигаретами, водкой и пивом.

Двери закрылись, состав тронулся.

— А вон глянь, девка какая!... Клевая!...

— Парни! — не выдержал стоявший рядом мужчина. — Ну-ка хватит галдеть!

— И что ты нам сделаешь? — нагло осведомился один из них.

— Да просто по шее накостыляю, пока не начнете громко извиняться перед всеми пассажирами, — просто ответил мужчина.

Пацаны замолчали, а мысли Сергея перескочили на разговор с шефом. Что-то старик не договаривает, намекает так завуалировано. Но на что? И это предостережение держаться подальше от дочери хозяйки. Интересно, кстати, как же ее зовут? Прожил столько месяцев на квартире и ни разу не видел ее и не слышал никакого упоминания. Хотя тоже стариков понять можно — девочке около девятнадцати лет, а она уже любовница Цетега. Непонятно, радоваться им или делать вид, что ничего не произошло? И почему я все-таки должен держаться от нее подальше? Чем она навредит мне? Хотя шеф не будет давать пустых советов, и значит тут все очень серьезно. Буду настороже, и хватит об этом. И мысли Сергея снова переключились на приятное.

Он, не сдержавшись, улыбнулся, вспомнив выражение Ланы, когда она вошла в кабинет и он вдруг оказался ее будущим шефом, и как она неуверенно и волнуясь отвечала на его расспросы. Да и потом, ближе к концу работы, когда Алла, звала его на базу на рождество, куда собиралась молодежь его отдела, как она вдруг покраснела, заметив его взгляд. Ну почему же она не появилась раньше? Почему только сейчас, спустя два года? — подумал он в отчаянии. — Единственный по-настоящему светлый лучик в этом мире одиночества...

И тут Сергей вдруг посерьезнел. А ведь появление девочки в одном из отделов контрразведки, это тревожный признак, особенно накануне этих дурацких выборов, подумал он.

Он даже и не подозревал, какие сюрпризы его ожидают впереди.

Снова Элора

С трудом выбравшись из основательно переполненного общественного транспорта, Сергей купил себе в заснеженном ларьке пакеты с завтраками быстрого приготовления — надоело по утрам перебиваться одними бутербродами — и бутылку пива. Водку, наверное, потом возьму, подумал он, задумчиво разглядывая соблазнительные этикетки, и прячась за воротником от снежной вьюги, а то неудобно проходить мимо хозяйки гремя бутылками.

Не спеша вышел на длинную перемечку между монолитами. Между гигантскими шпилями перемычек было очень много. Эта же располагалась в средней зоне и над головой подобных перемычек было великое множество. Когда-то ее крыша была плоской и голой, но потом она хаотично застроилась по краям, оставляя узкий проход в середине. В местах, где зданий не было, местные обитатели поставили ограждающие перила. А узкие и низкие служебные выходы на перемычку расширили.

Пройдя всю перемычку Сергей дошел до второго монолита.

Здесь у массивной стены, уходящий в безконечную высь, прилепилась небольшая кирпичная пристройка на семь этажей.

В квартире на четвертом этаже, вопреки его ожиданиям — время все-таки было позднее — во всех окнах, кроме его комнаты, горел свет.

Зайдя в теплый подъезд и отряхнувшись на лестничной клетке от налипшего снега, Харви поднялся по лестнице и аккуратно открыл дверь своим ключом. Вошел. Пустая прихожая. Только кошка Марта, как обычно, встречала его, лениво кувыркаясь сбоку на бок, на шершавом коврике у порога. Из зала доносились веселые голоса. Стараясь не шуметь и никому не мешать, он повесил верхнюю одежду в сушилку, положил шапку, снял ботинки. Собрался было уже тихо пройти в свою комнату, как вдруг...

— Господин инспектор, — раздался за спиной радостный голос хозяйки квартиры. — Познакомьтесь, пожалуйста...

Сергей вздрогнул и медленно обернулся, аккуратно придерживая пакет с продуктами, чтобы, не дай бог, ничего не зазвенело, и пытаясь изобразить вежливую улыбку на усталом после работы лице.

— Моя дочь, Элора.

Он замер.

Да, это была она. Та, которую он так сильно любил, когда-то давно, там, на корабле. Самая первая и, наверное, последняя его жена. Все такая же невообразимо красивая, но только гораздо надменнее. Девушка снисходительно кивнула ему, мельком скользнув равнодушным взглядом и, тряхнув двумя домашними косичками, скрылась в комнате не дожидаясь, когда он представится и, наверное, тут же его забыла. Сергей еще какое-то время смотрел ей вслед, судорожно подбирая хоть какие-нибудь слова, но, как назло, в голову ничего не приходило, а только упорно стояло перед глазами ее высокомерно-равнодушное лицо.

— Красивая у меня дочка, не правда ли?! — сглаживая возникшую неловкость, спросила хозяйка с внутренней гордостью.

— Да-да, — быстро проговорил Сергей, освобождаясь от охватившего его столбняка, и торопливо поднимаясь по лестнице в свою комнату. — Очень, — добавил он, чтобы не обидеть женщину своей поспешностью.

Бросив пакет на кровать, он быстро закрыл дверь дрожащими руками.

Этого, в принципе, и следовало ожидать, бестолково и нервно думал он. Ведь тогда, на корабле она же узнала его, и даже назвала теперешним именем. Тогда он был уверен, — девушка путает, похож, наверное, на кого-то. И только где-то перед самым побегом понял — нет, все не так просто, они еще встретятся. Так оно и случилось. И даже еще хуже — он живет в ее семье, но ничего не может сказать ее матери. И этот ее взгляд...

Сергей судорожно прошелся по комнате, пытаясь успокоить себя, свои руки и мысли. Правда, это не очень-то получалось.

Он ведь в этом мире поначалу пытался ее найти. Но как это сделать, зная только имя и возраст? Не было таких возможностей, даже когда он начал работать в конторе.

Бухнулся на тахту. Замер, переваривая все случившееся.

А ведь это комната дочери хозяйки, то есть Элоры! — ломали его мозг наползающие друг на друга жесткие мысли. — Вот на этой кровати она спала много-много лет, ворочалась, обнимала подушку. Вот в эти ящики она складывала свои вещи — платья, футболки, кофточки, трусики. Вот по этому полу ходила босыми ногами. И даже, возможно, спала на этих самых подушках и укрывалась вот этим самым одеялом!

И он вдруг почувствовал ее незримое присутствие в комнате, ощутил ее тело, волнами исходящее ото всех предметов вокруг. И странное чувство захлестнуло его, закружило голову, как тогда, на "Атланте", когда Элора лежала в коме в его спальном коконе.

На кровать запрыгнула кошка Марта — во всех дверях квартиры были проделаны лазейки для нее. Решительно улеглась ему на грудь и, громко урча, принялась тянуться лапами к его шее, подбородку, при этом почему-то вытягивая острые когти и царапая его.

— Марта! — недовольно прикрикнул Сергей, слегка стукнув кошке по лапке.

Марта замерла. Полежала немного, а потом снова протянула свою лапу и снова он ощутил на шее остроту ее когтей.

Он откинул ее лапы в сторону. Бешеный сумбур в голове не давал ни на чем сосредоточиться. Марта приподнялась и принялась подушками лап энергично и старательно утаптывать его живот.

Неужели все, что у меня было хорошего с Элорой — это только "Атлант"? И это время уже прошло безвозвратно, и больше никогда уже не повторится? — вдруг с ужасом подумал он. И с еще большим ужасом, покорно согласился с этой мыслью — скорее всего так оно и есть.

От лихорадочного состояния его отвлек слабый стук в дверь. Сергей вздрогнул, волнуясь еще больше — а вдруг это она? Вдруг там на лестнице был только маскарад, а сейчас она зайдет в комнату с таким привычным родным выражением лица.

Он согнал кошку и поспешно, суетясь и нервничая, распахнул дверь.

— Инспектор, — тоже почему-то волнуясь, тихо проговорил стоявший у порога отец Элоры, — Если у Вас нет никаких планов на вечер, составьте нам компанию?

Сергей тут же поспешно кивнул.

— Вот и хорошо, — почему-то обрадовался мистер Дебюсси. — Спускайтесь минут через двадцать.

Сергей еще раз молча кивнул, выжидательно стоя у двери. Старик помялся немного, потом неловко развернулся и стал медленно спускаться, поскрипывая ступеньками. Сергей еще стоял некоторое время, словно ожидая чего-то, но так и не дождавшись, тихо прикрыл дверь, вытирая влажный пот со лба.

Все эти двадцать минут, ежесекундно поглядывая на часы, он нервно ходил по комнате. Пытался лежать, но надолго его не хватало. Мысль, что вот сейчас он снова увидит Элору — через два года разлуки! — возможно даже будет сидеть с нею рядом, разговаривать — не давала ему покоя, насильно срывая с места. В душе у него все тряслось. Тряслись и мышцы, оставленные на произвол судьбы нервной системой. Время тянулось неимоверно медленно — огромную преогромную вечность. Сил не было ждать, когда электронный циферблат сменит секунды — не говоря уже о минутах. И когда уже он, носясь по комнате, чтобы погасить разрывающее его внутреннее пламя, готов биться головой об стенку, чтобы хоть немного успокоиться, часы наконец-то высветили долгожданные цифры — прошло ровно двадцать минут.

Нервно собравшись и все еще волнуясь и трясясь в лихорадке, Сергей нерешительно приоткрыл дверь своей комнаты. На лестнице и внизу, в холле, было по-прежнему темно, только из зала доносился многоголосый шум, приглушенный закрытой дверью. Переживая перед невероятной встречей, он тихо прикрыл дверь за собой и, стараясь не шуметь и не привлекать к себе лишнего внимания, принялся осторожно спускаться по лестнице, пропуская заранее известные скрипучие ступеньки. И тут до него донеслись голоса с кухни. Сергей непроизвольно замер.

— У тебя неприятности? — тихо и участливо спрашивала хозяйка квартиры.

— Да так, самую малость, — отмахивалась ее дочь. — Пройдет. Ты лучше объясни, зачем надо было приглашать чужих? Посидели бы семейным кругом. Гораздо приятнее. И почему я должна быть с ним вежлива? Он кто? Министр, член правительства?

— Элор, неудобно как-то, такой приятный молодой человек. Живет у нас давно. Всегда вежлив, симпатичен, помогает если что... Почти как свой.

— Это ты про него говорила, что у него амнезия?

— Да.

— И что он работает в конторе, что в двенадцатом квартале?

— Вроде того. Какой-то социологический институт.

— Ну-ну, — протянула она. — Знакомая контора. Тогда все ясно.

— Что ясно? — не поняла мама.

— Профессия у него такая — быть всегда вежливым, — скептически заметила девушка. — Иначе его бы и не взяли на работу. А насчет неудобства — не переживай. Они, — сказала она многозначительно, — не знают таких слов как совесть и неловкость. Туда берут одних подонков. И что самое неприятное — подонков высокообразованных.