Записки Красной Шапочки

...И я стараюсь, терплю, хотя и горячо, и больно. Инора Лизель заставила опустить руки в плошку с водой, долго там их держать, мне кажется, это кипяток, а теперь аккуратно обрабатывает ногти щеточками, щипчиками и пилочками. Потом обмазывает пальцы щиплющей жирной мазью, натягивает перчатки, и говорит что так, в перчатках, я и спать должна. А сейчас лицо будет другой мазью лечить.

— От чего? — недоумеваю, я же здорова.

— От загара!

— А щипать будет? — может мне сразу пошептать, чтобы не щипалось, вон как я над перчатками пошептала, втихую от Лизель, а она и не заметила.

Мучают меня в туалетной комнате. Так называется помещение между гардеробной и спальней, еще оттуда есть дверка в водяную, где стоят большая лохань для омовений и ночная ваза.

Вот интересно, если Лизель вымажет мне лицо, а может и еще что-нибудь, как я спать буду? Сидя? Во внешние двери моих "покоев", ага, потому что комнат, считая с водяной, шесть, стучат. Пришел лорд, и сердится на инору. "Инора забыла, что через полсвечки нас ждут в мэрии?"

Лизель утверждает, что лорд ее об этом не предупредил. Про ужин на восемь персон сказал, а про мэрию — ничего. Я радуюсь, может мазать не будут и перчатки снимут. Перчатки стягивают и я ахаю, глядя на свои руки. Гладенькие тонкие пальчики кажутся прозрачно-мраморными, розовые ноготки — ни цыпок, ни царапин, ни заусениц.

— Все же ты искусница, — восхищается милорд, — такие заживляющие снадобья и без толики магии.

— Ей бы сердечко заживляющим каким... — бормочет Лизель.

События в мэрии стерлись из памяти. Меня спрашивали, я отвечала. Помню, очень не понравился взгляд высокого тощего юноши, сына мэра. Сказала Лорду Дику. Я его потом так звала, лорд Дик или "Атро Дик" — учитель, отцом не называла. Он и не претендовал. Хотя, мне теперь кажется, был привязан ко мне, как к собственному ребенку, любил и опекал. Лорд Дик усмехнулся в ответ, — привыкай, во-первых, ты очень красива, и мужские взгляды будут преследовать тебя всю жизнь, во вторых, ты отныне богата и знатна.

Вот ночная трапеза запомнилась, потому как была гораздо интереснее. Собрались ученики лорда Дика. Те, которые еще оставались, ибо многих он пережил, триста восемьдесят пять было архимагистру.

Два илфа, три человеческих мага, я, лорд Дик и одно пустое кресло. Принц Иуро не пришел.

Старший из людей, граф Джордж Твиггорс , или Гари Твигги, лорд-констебль Ториджа, дядя теперешнего короля Роберта Пятого, столетний старик, выглядел бодро, не в пример восьмидесятилетнему Винченцо Скарпоне, оплывшая фигура которого выдавала любителя вкусно поесть и изрядно выпить. Министр иностранных дел Энца, Шарль-Пьер дю Шарльперро, черноглазый, галантный даже по отношению к такой малявке как я, трещал без умолку, рассказывая последние энцийские, монтерийские и гарцийские анекдоты, сиречь забавные и конфузные истории из жизни сильных мира сего. Жанно, так звали его Атро Дик и старшие дисгэблы (ученики), был в курсе всего, что происходит, произошло и будет происходить на континенте. При этом, как я теперь понимаю, в его речах не было никакой важной информации, но были крючочки с приманками, а вдруг кто клюнет и скажет что интересное. Торидж он благоразумно не затрагивал, монтерийские же всегда были не прочь посмеяться сами над собой, гарцев среди нас не было.

Имена илфов — непроизносимый набор звуков. Тот, что по возрасту старше, хотя выглядели все илфы ровесниками, преподавал в Лейдене. Второй, племянник Атро Дика, принц, жил в подземном городе. Разговор его и Атро я услышала, ничего не поняла, но запомнила. Что поделаешь, у маленьких кувшинчиков большие ушки, как говорят в Торидже. "У вас долг перед народом и государством. Вы должны произвести на свет наследников. Да, поэтому он и не пришел". Проходя мимо стола, принц погладил спинку пустого кресла.

Ритуал. Лужайка, две луны в небе. Нет, никаких рисунков, рун и завываний. Встали в круг, держимся за руки — с одной стороны от меня — Атро Дик, с другой — Гари Твигги, сжимает огромной дланью мою левую ладошку. Ах нет, забыла. Вначале была Чаша. Атро обошел нас всех и каждый, вытянув над чашей руку, произносил "Фидлондеб дилед анхдед гвайд". Чаша стоит в центре нашего круга. В нее льются лунные лучи, потом я пью из нее, откуда в пустой чаше взялась вода? Вот и всё.

Жанно подмигнул, — теперь, девочка, ты можешь всем говорить, что удостоилась пожатия рыцарской десницы самого Констебля Гари. Джордж Твиггорс, огромный как медведь, поднял меня на руки, — выпросить, что ли, малявку в жены моему оболтусу?

— Твоему оболтусу тридцатник, — ковыляет и отдувается рядом маэстро Винченцо, идем назад, в столовый покой. — Он сам себе невесту найдет, или боишься, что как и ты, до семидесяти тянуть с наследником будет?

— А правда, Атро, мы с сыном подождем, пока она вырастет, как насчет сватовства? — вдруг неожиданно серьезно говорит граф Твиггорс.

— Боюсь, в сложившихся обстоятельствах ничего не выйдет. Гари, я хотел просить твоей помощи. — Учитель оборачивается к остальным, — мы буквально на краешек свечки вас покинем. Мне нужно разобраться с обвинениями в адрес одного юноши.

Как-то я не подумала. Может быть, читающий записки и не помнит, что такое был Волчий легион, как он был связан с Ториджем и почему учитель обратился за помощью к ученику...

Но возвращаясь к событиям ночи. Я откровенно скучала, учитель и граф Твиггорс задержались вопреки обещанию почти на полсвечки, мужчины вели совершенно неинтересные разговоры. Мой потерянный вид заметил Жанно.

— Братья, а не покажем ли девочке ту забаву, которой тешил нас Атро, когда мы были маленькими?

Мужчины посовещавшись, объявили — "Сказка о Принцессе и Морском змее". Садись сюда, деточка.

Я послушно опустилась на поставленный в угол комнаты стул. А в противоположном углу возникло склизкое чудище, огромное, живое, с зубастой пастью.

Вот сейчас у меня все получилось одновременно, и завизжать, и огненным валом в угол, в змея, запустить, и на стул вскочить. Толстенький монтериец оказался самым проворным и умелым — именно он потушил начавшийся пожар. Мгновенно появившийся в комнате Атро Дик в гневе трепетал ушами, граф Твиггорс, уяснив, что случилось, хохотал, басом, иногда срываясь на какие-то хрюкающие звуки. — Ой, деточка! Называется, испугалась... Они же просто сказку тебе хотели с живыми картинками показать...

— Похоже, графинюшка права оказалась, интуиция или сердце материнское? — атро Дик складывает бумаги, мы захватим их с собой в пограничный город, где сегодня разбирают дело Вульфберта Блайда. Суд чести. Слишком уж разнятся показания старшего центуриона когорты и Вулли. Не доверяют объяснениям Вулли — спасал магессу, поэтому не догнал когорту. Центурион утверждает — ждали волчат, искали.

Атро объясняет инору Лэндому, как и к кому нам следует обратиться. Настраивает амулет портала, — туда и обратно. Лизель тоже с нами отправляется, сопровождает меня, девочке из порядочной семьи не стоит появляться одной в расположении воинской части, даже если она такая маленькая. Атро Дик с нами не может, не лезть же ему черным псом в волчье логово.

О, суд я помню, как сейчас перед собой всё вижу. Главный лагерь легиона. Яркое солнце заливает плац и невысокий, в пару локтей, помост, на котором установлены кресла и скамья. Легат, трибун, префект лагеря, примус пилус — центурион первой когорты первого легиона, восемь пилус прайор (первых центурионов) — эти от когорт, всех, кроме той, в которой служил Вулли. Суд чести — волчонок против четвертой когорты. Все, свободные от патрулей волки были там, не знаю сколько, наверное, тысячи две. В легионе служили и люди — маги, лучники, арбалетчики, кавалерийская ала (десять турм), но это был волчий суд. Нас проводят и оставляют стоять рядом с помостом, слева, где места для свидетелей. Там же и родители Вулли. Мать сидит волчицей, белой волчьей королевой. И хвост, как шлейф серебристой мантии, и черная полоска на лбу, как диадема.

Магические усилители голосов. Обвинял прайор четвертой когорты, Вульфганг. Это его отряд унизили подозрением, что ушли, бросили на произвол судьбы пятерых щенков и юного мага.

Трусость, невыполнение приказа и дезертирство. Когда в оговоренное время группа не вышла на связь, на поиски был послан деканус Варгафт со своей десяткой. Да, они были в селе Ключики, местные жители рассказали, что в засаду попали семеро, похоронили они шесть сожженных тел, седьмой исчез прямо с площади. Отряд, устроивший засаду, десятка не преследовала, тот ушел в сторону границы. Никаких волчьих следов в окрестностях Ключиков найдено не было. Он, пилус прайор Вулфганг, лично видел у обвиняемого портальный камень. Да, считает, что волчонок им воспользовался. Деканус Варгафт погиб в арьергардных боях при отступлении к границе. Почему обвиняемый решился вернуться в легион? — вот об этом ничего сказать не может. Считает, рано или поздно должен был явить себя миру, не всю же жизнь отсиживаться за спинами родителей. Придумали и купили оправдания!

Внимательно смотрю и слушаю. И про себя возмущаюсь. Ну как так можно врать, Вулли же мне рассказывал все по-другому! Вижу, что мать Вулли тоже в ярости. Она просто убить готова прайора, как там его, о богиня, они все, волки, почти с одинаковыми именами... А пилус прайор Вульфганг доволен, уходя от помоста, ухмыляется в ответ на злобные взгляды волчицы. Дергаю Лизель за рукав, — инора, командир Вулли ненавидит его мать? — Лизель шепчет мне на ухо, — Тише! Но, похоже, ты права, деточка.

Следующим говорит Вулли. У него был портальный камень. Остался в вещах в обозе, в рейд с собой не брал. Он, "Дед" и Виллибрант вырвались с площади, стрелы настигли их на околице. Вилли умер сразу, "Дед" жил тридцать биений сердца. Вот их медальоны. Отряд ушел не к границе, а к селенью Беловка. Даже слепой и безносый следы бы нашел.

— Почему пошел за отрядом?

— Мстить.

— Ну и как?

Вулли выкладывает еще два медальона -звездочки, нашел в вещах убитого отрядника. Ну не знал он, где когорта, откуда он мог знать, "Дед" сказал — по заречному тракту должна идти, потом места ночевок видел.

— Не догнал почему? Два дня отставания от отряда с обозом — это тебе в волчьем виде свечек десять бежать.

— Не мог бросить девочку, сторожились, шли не по тракту.

Моя очередь. Вул улыбается мне, я улыбаюсь ему в ответ лишь глазами и одними уголками губ. По плацу шелестом ветра проходит ропот голосов. ... На меня устремлены все взгляды, спотыкаюсь. Нет, не падаю, устояла на ногах, что поделать, в таких туфельках я ходить не умею, и подошвы тоненькие, а тут камушки. Делаю реверанс. Легат важно разрешает мне сесть на принесенный стул — ребенок устал. Усаживаюсь, чинно расправляю юбки, руки складываю на коленках.

— Как тебя зовут девочка? Отвечая, можешь сидеть. Обращаться ко мне следует ваша честь.

— Агнесса. Агнесса Уррах, воспитанница принца Аррукдагоргира, ваша честь.

— Значит, ты принцесса? И тебя следует звать Ваше Высочество?

— Нет, ваша честь, пока мать дома не примет в род, принцессой я считаться не могу. Поэтому мне все говорят просто "вы и леди".

Вслух зачитывают свидетельство лорда Ди-Куина, он же принц Аррукдагоргир: встретил детей в лесу, перенес порталом в замок на острове. Заверено лордом-констеблем Ториджа, графом Твиггорс.

Смутно помню как отвечала, помню, в конце допроса поднялся трибун, оказалось, так в легионе называют старших магов, и выразил недоверие — как могли подросток и ребенок пройти через Лохарскую пущу, да еще по старой дороге, известно же, что там пропадали целые караваны. Он видит, что дитя одарено магически, но пусть покажет хоть какое-либо из своих умений, которые помогли выжить.

Показать — пожалуйста. Я начинаю собирать влагу в маленькую тучку. — Агни, не вздумай! — слышу голос иноры Лизель. Ну хорошо, богиня с ним, трибуном, там и другие рядом сидят, чего их злить. И я выливаю воду прямо на голову пилус прайора Вульфганга.

Голосование. Список вопросов. Ну как их можно так составить и так на них ответить, что получится — он был прав, но виноват во всем?

Последнее слово — легат. — Невиновен в дезертирстве. Оказал услугу магическому сообществу — спас одаренную юную особу. Виновен в невыполнении приказа. Месяц лагерных работ. Переводится в первую центурию первой когорты.

Волки бросаются к сыну, инора Лизель хочет сразу же увести меня с плаца и идти домой. Но Вулли, отстранив мать, спрыгивает с помоста, становится передо мной на коленки.

— Вул, нам разрешат видеться, лорд сказал, можно! — тороплюсь выложить самое главное.

— Только через месяц, в начале щедреня, я приду, жди, я приду обязательно.

Сначала дни тянулись, как мед на деревянной круглой ложке, когда его достаешь из туеска осенью: еще не засахарился, но уже загустел. Потом летели, как орехи, когда опрокидываешь миску и они рассыпаются, подпрыгивая, по полу. Сравнение как-то само пришло на ум, инора Лизель готовила сладкие медовые пирожки к празднику "отворения ульев". Нет, мед я не разлила, но миску с орешками, прошлогодней лесной лещиной, разбила. Задумалась о плохом. И хотя и Лизель, и атро Дик говорили, что наказанному работами по лагерю нельзя пользоваться магической почтой, я тосковала и боялась, что Вулли обо мне забыл. Я писала ему каждый день, понемножку, потому что писать умела плохо, только училась. Царапала каракули, отрывая кусочки полей черновой тетради, в которой корпела над чистописанием.

Записочки-письма для Вулли......меня не пустили купаться, сказали, там сильные течения, и со дна холодные ключи бьют. Приезжай, а то лето кончится...

Через десятинку я принесла стопочку записок атро Дику и попросила отправить. — Можно посмотреть? — спросил атро. — Н-да, садись и переписывай, аккуратно, на листочек. А то волк твой разлюбезный решит, что ты у нас живешь из милости в каморке под лестницей и бумагу ищешь в мусорной корзине...

— Почему под лестницей?

— О Богиня, потому что там темно, а только в темноте можно так накарябать буквы...

...мне не нравится гарцийский язык. Он шипит и гавкает. Я ему тоже не нравлюсь, поэтому он выдумал "плюсквамперфектум"...

...утром две свечки я учу языки, монтерийский и гарцийский. Потом перерыв на полсвечки, потом география, история. Энцийский, письмо и чтение, он очень похож на мой родной. Тоже две свечки.

Утром и днем я "постигала знания, необходимые любому мало-мальски воспитанному человеку". Так мне сказал атро, когда я спросила, будем мы заниматься заклинаниями или нет? Вот когда постигнешь...

Учитель языков — монтерийского и гарцийского, — пришел на следующий день после достопамятного суда. Я только хотела улизнуть погулять, как на пороге меня перехватила Лизель — учитель ждет. Учиться я не хотела, но гадкое слово — надо — билось молоточком в висках. — Надо стать леди, чтобы быть вровень с Вулли, — так твердила мне инора Лизель, отправляя утром на занятия. И никакие увертки — а может, я траву пойду с вами собирать, помогу, или на кухне — не проходили.