🌿 Второе дыхание. Часть 3. Серафимов подарок

О том, как к близкой свадьбе относится сама Принцесса, он старался не думать вовсе — эти мысли слишком легко выводили его из равновесия. Он разрывался между двумя взаимоисключающими желаниями: хотел, чтобы Эрика напрочь его забыла, а значит, о нём и не тосковала — и чтобы не забывала никогда, храня его образ в своём сердце, так же, как он сохранит образ Эрики. Не столь уж важно, что она сейчас чувствует, повторял про себя Феликс, важнее всего — убедиться, что ей ничего не грозит.

И неспешно и осмотрительно прокладывал себе дорогу в Замок.

Знакомство с Валькирией Многоликий пока отложил — решил сперва последить за ней и её кавалером, чтобы потом действовать наверняка. Параллельно он собирался выполнить ещё одну часть своего плана, а именно, выбрать способ, с помощью которого, если потребуется, можно будет проникнуть в королевскую резиденцию. Для этого необходимо было понаблюдать за воротами. Летом оборотень управился бы за сутки — притаился какой-нибудь мелкой зверюшкой в траве у самого входа, да и высмотрел всё, что нужно. Но мороз и снег изрядно усложнили задачу: караулить ворота много часов подряд было холодно; прятаться — практически негде; мозолить глаза страже — опасно. Так что дежурить у Замка пришлось в несколько приёмов. Феликс успел побывать и котом, и собакой, и зайцем, и даже белкой. Беличье обличье по-прежнему вызывало у него крайне скверные ассоциации, но зато как удобно было присматривать за стражей сверху, цепляясь за ветки плюща на крепостной стене!

Четыре дня спустя он, наконец, выяснил всё, что хотел.

Поначалу Многоликому мнилось, что самое простое — раздобыть медальон-пропуск и пройти через ворота с его помощью. 'Раздобыть', скорее всего, означало бы 'украсть'. А если не украсть, думал он, тогда, наверное, купить — у одного из владельцев, оказавшегося на мели, или у подпольного торговца. Феликс сразу приметил, что люди, прибывающие в Замок, стражу почти не интересуют — на медальоны она смотрела вполглаза, куда больше внимания уделяя досмотру багажа и транспорта. Он совсем уж вознамерился воспользоваться этой небрежностью, но вскоре выяснил, что поспешил с выводом. На самом деле, распознаванием личностей занимались не стражники, а магическая охранная система.

Узнать помог случай.

На второй день наблюдений ворота, которые до сих пор исправно впускали любого обладателя медальона, почему-то остались неподвижными перед пожилой парой в роскошном автомобиле. Эти двое, похоже, постоянно жили в Замке — стража приветствовала как старых знакомых и их самих, и их шофёра. При досмотре ничего запрещённого не обнаружилось — но тяжёлые древние створки упорно стояли сомкнутые. Супруги переглянулись; после недолгого замешательства мужчина охнул и воскликнул:

— Серафимы-Заступники, похоже, я их перепутал!

Он торопливо снял свой медальон, его жена — свой. Как только состоялся обмен, ворота, периметр которых полыхнул магическим светом, сразу же отворились. Дама сложила куриной гузкой сухие бледные губы и процедила:

— Вечно ты всё путаешь, Ульрих!

Автомобиль заехал внутрь, а Многоликий сделал неутешительный вывод: медальоны именные и срабатывают лишь тогда, когда находятся непосредственно у своих хозяев.

Стало быть, остаётся только одна возможность попасть в замок Эск: избавиться от рамки!

И только один способ это осуществить: подменить её на такую же с виду, но не волшебную.

Феликс принялся наблюдать, каким образом стражники управляются с рамкой, и понял, что тут у него гораздо больше шансов на успех — похоже, ребяткам не давали распоряжения не выпускать её из рук ни при каких обстоятельствах. Иногда она по несколько минут стояла, прислонённая к воротам. Правда, те двое, что дежурили наверху, на стене, постоянно держали ворота в поле зрения. 'Дойдёт до дела — что-нибудь придумаю!' — отмахнулся про себя Многоликий; отвлекать внимание ему было не впервой. А вот для того, чтобы получить копию рамки, придётся немного потрудиться.

Окончательно утвердившись в мысли, что без подмены не обойтись, в дальнейшем Феликс занимался тем, что подолгу рассматривал рамку, подбираясь к ней как можно ближе. Когда начинало смеркаться, возвращался в свою нору, рисовал по памяти картинку, а на следующий день сличал её с действительностью и уточнял детали. Ни талантом художника, ни фотографической памятью он похвастаться не мог, но идеальное сходство ему и не требовалось — он собирался вместе с эскизом забраться в библиотеку Белларийского университета и поискать именно это приспособление в каталогах старинных артефактов. Он не знал наверняка, старинное ли оно, или Манганин новодел, но характер резьбы на толстой и длинной рукоятке склонял Многоликого в пользу первой версии. Если он прав, то уже совсем скоро у него появится подробное и точное изображение рамки, по которому любой мастер-краснодеревщик сможет изготовить её копию.

Проследить за принцессиной горничной Феликсу за это время удалось трижды. Один раз он помчался за ней, увидев, как она средь бела дня покидает Замок, и сопроводил её на прогулке по городу. Два раза — наведался в 'Дон Пудельеро', чтобы стать неприметным спутником Валькирии и Ларсена в их вечерних развлечениях.

Ничего из ряда вон выходящего он не обнаружил.

Посидел вместе с девушкой в кофейне, глядя, с каким завидным аппетитом она поглощает какао и блинчики. Прошёлся вместе с нею по магазинам, где узнал, что она питает слабость к броской бижутерии и добротному дорогому белью. Подождал её на улице возле небольшого, похожего на пряничный домик особнячка с вывеской 'Гадания и предсказания', слегка подивившись тому, что забыла в таком месте столь прозаичная особа, как Валькирия. Впрочем, потом он вспомнил, что сейчас идёт 'гадательная неделя', когда любая незамужняя дама, независимо от сословной принадлежности, возраста и темперамента, пытается выяснить, кто её суженый — и удивляться перестал. Внутрь особнячка Многоликий проникать не стал — поди знай, как там встречают магических существ! — вместо этого подождал снаружи. Валькирия вернулась через полчаса с крайне скептическим выражением лица, что вполне соответствовало её характеру.

Что же касается вечерних развлечений, то Идиной покладистостью в повадках горничной даже не пахло — та была капризной и точно знала, чего хочет. Идти на каток отказалась наотрез, довольно ядовито высмеяв предложившего это ветеринара. На сеанс в кинематографе — согласилась, но всем своим видом демонстрировала, что делает любовнику огромное одолжение. Зато идею покататься верхом и потанцевать приняла с явным удовольствием. И в первый, и во второй раз Феликс покинул парочку в середине свидания — идти домой к Ларсену было совершенно незачем, нужные сведения он получал и так.

Какие угодно сведения, кроме тех, ради которых он всё это затеял — о душевном состоянии Эрики и о событиях, происходящих вокруг неё. Валькирия оказалась отличной прислугой: она не болтала лишнего. Многоликий уповал лишь на то, что с ним она будет более разговорчивой.

Через полторы недели после объявления помолвки, в очередной раз направившись в ветеринарный 'салон', Феликс решил, что этот визит будет последним, а потом он подкараулит Валькирию у Замка и, в конце-то концов, завяжет с ней знакомство. Он всё продумал — и ситуацию, в которой состоится знакомство, и свою легенду; купил соответствующую легенде одежду; раздобыл аксессуары для изменения внешности — но его планы нарушились самым неожиданным образом.

Тот день выдался не слишком холодным, но очень снежным. Приёмная 'Дон Пудельеро' была пуста — дамочки, приезжавшие сюда пообщаться, в такую метель предпочли сидеть дома. На всякий случай Многоликий снова превратился в ящерицу — животное, которым четвероногие пациенты доктора Ларсена почти не интересовались — и устроился на своём обычном месте под шкафом. Минут через двадцать дверь шумно распахнулась, и в комнату влетела женщина в шубе и капоре, которую Феликс сперва даже не узнал. Резким движением она скинула капор, сияющие белокурые локоны рассыпались по плечам.

Это была Валькирия, необъяснимым образом похорошевшая.

Распущенные волосы, конечно, смотрелись на ней лучше, чем свёрнутые над ушами косы, но даже самая удачная причёска не сделала бы из простушки ослепительную красавицу, какая стояла сейчас в приёмной Ларсена. Феликс всмотрелся в широкое лицо горничной, пытаясь понять, изменилось ли что-нибудь ещё — но так и не нашёл изменений. Черты лица остались точь-в-точь такими, как раньше; веснушки и румянец были на своих местах; но теперь всё это почему-то казалось ему настолько красивым, что перехватывало дыхание.

— Ларсен! — позвала Валькирия. — Ты здесь?

— Здесь, душа моя, — как обычно, из-за двери кабинета откликнулся ветеринар. — Я пока занят. Попроси Хильду...

— Мне некогда пить кофе! — перебила она. — Я очень спешу.

— Спешишь?.. — удивлённо переспросил Ларсен. — Но ведь мы сегодня... — он высунулся из кабинета, вытирая полотенцем руки, окинул взглядом Валькирию, и стало ясно, что и он тоже заметил невероятное преображение. — Ты ли это, душа моя?! Потрясающе выглядишь!

Порозовел, разволновался, зацокал языком и шагнул к ней, собираясь поцеловать, но она отодвинулась и даже руки вперёд выставила, чтобы отгородиться.

— Ларсен, я пришла сказать, что между нами всё кончено. Мы больше никогда не увидимся!

Глаза ветеринара округлились, он оторопел. Феликс под шкафом оторопел не меньше: 'Злыдни болотные, какая муха её укусила? Они что, в прошлый раз поссорились?'

— Валькирия! — потрясённо бормотнул Ларсен. — Но почему?!

— Ты мне не нравишься. Ты не тот человек, который мне нужен, — без колебаний ответила горничная. — Прощай!

Она развернулась и двинулась к выходу, он бросился за ней, схватил её за рукав, но она не глядя высвободилась и исчезла. Ошеломлённый и, похоже, ещё не вполне осознавший, что произошло, ветеринар замер столбом посреди приёмной. Нужно догнать Валькирию и посмотреть, куда она пойдёт, сообразил Многоликий, ринулся следом, но тут из кабинета донёсся недовольный мужской голос:

— Доктор, долго мы ещё будем вас ждать? Руби нервничает.

Подтверждая сказанное, в приёмную с оглушительным лаем вылетела здоровенная овчарка. То ли она ещё в кабинете унюхала ящерицу, то ли только сейчас её заметила, но отреагировала стремительно — бедная ящерица едва успела юркнуть под диван, спасаясь от огромных челюстей. На то, чтобы успокоить собаку и её хозяина, у Ларсена ушло несколько минут, за которые Феликс зарёкся когда-либо впредь соваться к ветеринарам. К тому моменту как все трое скрылись за дверью кабинета и оборотень наконец-то решился вылезти, он уже почти не сомневался в том, что Валькирию упустил.

Однако, возвратив себе человеческий облик на задворках 'Дон Пудельеро' и выбравшись по сугробам на улицу, Многоликий всё-таки осмотрелся по сторонам — раздумывал, ушла ли новоявленная красотка пешком или уехала в экипаже. За сплошной пеленой снега нельзя было различить ничего, кроме мутных пятен голубого и жёлтого света от фонарей и окон. 'Если она на чём-то уехала, — подумал Феликс, — я, в любом случае, не смогу её догнать. А если ушла пешком, то наверняка идёт к проспекту Коронации. Там ей проще будет найти извозчика'. И сам повернул налево, к проспекту.

Через сотню метров его нагнал наёмный крытый экипаж.

— Эй, господин! — крикнул возница, сбавляя ход. — Хорош ноги оттаптывать! Погода-то какая дрянная... Залазь!

Феликс вздохнул:

— Поехали.

Ещё через сотню метров он вдруг увидел впереди высокую женскую фигуру и обрадовался — горничная!

Многоликий даже не успел решить, идти ему за ней или ехать, как из переулка ей навстречу вывалились трое пьяных. Они горланили непристойную песню и были настолько заняты тем, чтобы удержать равновесие, что прежнюю Валькирию, скорее всего, вообще бы не заметили. Но неодолимые импульсы женского обаяния, исходившие от Валькирии нынешней, похоже, действовали на всех мужчин подряд. Пьяные остановились перед ней, перегородили дорогу и загоготали.

— Поторопись-ка! — велел Феликс вознице.

Слов за метелью ему слышно не было, но растерянные жесты и поза горничной говорили о том, что она не знает, что как себя вести — к тому, что к ней пристают на улицах, девушка явно не привыкла. Сообразительный извозчик, поравнявшись с группой, затормозил без лишних указаний. Многоликий выглянул из экипажа, открыл дверцу и воскликнул:

— Моя дорогая! И как это мы с тобой разминулись?

Валькирия посмотрела на него, блеснула глазами и, не будь дурой, подхватила:

— Ну наконец-то! Я уж думала, ты совсем не появишься!

Оттолкнула ближайшего из пьяных, кинулась к карете и резво запрыгнула внутрь.

* * *

В тот вечер Феликс вернулся к себе растерянным и даже немного напуганным. Перемены, постигшие Валькирию, в его планы не вписывались совершенно! Он собирался ради благого дела слегка приударить за заурядной и совсем ему не интересной женщиной — и тихо исчезнуть, получив от неё нужные сведения. Ему и в голову не могло прийти, что эта женщина с первых минут знакомства станет бросать на него восторженные жадные взгляды, а сам он будет млеть и от них, и от её контральто, и от приторного запаха её духов. Между тем, именно это и случилось: пока экипаж катился к замку Эск, куда принцессина горничная попросила её довезти, она смотрела на своего спутника так, словно была готова броситься ему в шею — а он того только и хотел, еле сдерживаясь, чтобы не распахнуть объятия.

Но самое странное, что наваждение закончилось так же мгновенно, как началось, когда Валькирия скрылась за воротами Замка. Стоило ей пропасть из виду, и тотчас всё встало на свои места. Волнение ушло, будто его и не было. Глядя сквозь снег из темноты кареты на крепостную стену, подсвеченную нарядными разноцветными фонариками, Феликс привычно и нежно задумался об Эрике. Спит ли она уже, или гуляет по галереям с принцем Акселем, или, быть может, сидит за своим роялем? Последняя версия отчего-то показалась ему верной. Он вслушался, словно мог отсюда уловить звуки музыки. Представил породистый профиль, склонённый над пюпитром, и тонкие девичьи руки, порхающие над клавишами...

— Куда теперь, хозяин? — вторгся в его мысли голос возницы.

— В центр, — скинув задумчивость, ответил Многоликий.

О Валькирии он уже успел забыть — и вспомнил о ней лишь полчаса спустя, отпустив экипаж и пробираясь чердаками и подвалами к больничке, где ему предстояло провести очередную ночь. Вспомнил — и сам себе поразился! Что с ним такое было?! В его памяти горничная, с её тяжеловесным кокетством и коровьей грацией движений, осталась точно такою, как в предыдущие дни — женщины этого типа ему отродясь не нравились. Сейчас Феликсу казалось диким и неправдоподобным то, как он краснел и бледнел, и еле сдерживал неуместные порывы, сидя с нею рядом — словно это вообще был не он, а кто-то другой!

'Может, у нас с ней что-то было 'в прошлый раз'? — гадал Многоликий. — Но когда?! Я же влюбился в Эрику сразу, как попал в Замок!'

Нет, интрижки с горничными в ту историю, определённо, не вписывались.