Максимальное удовольствие

— Как? Не может быть! — перед глазами опять все поплыло. Такой подставы я точно не ожидала.— Он же сказал, что коктейль снимет напряжение.

Я вспомнила как бармен расхваливал коктейль, предлагая именно его. По глупости и незнанию согласилась, а теперь вот оказалось, что меня обвели вокруг пальца, как неопытного ребенка.

— Он и снял. На время,— подтвердил часть россказней Пруди, но только часть.

— И что мне теперь делать? — я чувствовала себя безумно беспомощной, ни на что не годной.

Что будет если Лауренцо уйдет, оставив меня одну? А он уйдет, как еще недавно ушел на встречу. А что буду делать я?

А ведь у меня время ограничено. Мне мало осталось. А я так бездарно проводила его, разлеживаясь непонятно где и непонятно с кем.

Мне так стало жалко себя. Так обидно, что непрошеные слезы возьми и выступи на глазах. Сейчас я меньше всего напоминала взрослую женщину, скорее была юным подростком в пубертатном возрасте, когда выплеск эмоций может вызвать все что угодно. Вплоть до любой мелочи.

— Эй. Ты чего? — кажется кое-кто растерялся. В сочном голосе, что так понравился мне, появились нотки беспокойства.

— Н-ничего, — постаралась задавить всхлип.

— Может воды? -взгляд исподлобья и вопрос в глазах.

— Н-не надо воды, — утерла нос.

— А что надо?— более требовательное.

— Н-ничего не надо, — я уже всхлипывала в голос. Внутри меня распрямилась доселе сжатая пружина, высвобождая засунутые в дальний угол сознания страхи. А ведь я не плакала как узнала страшную весть, не плакала и позже, когда до меня потихоньку доходила вся чудовищность приговора, и даже не плакала, когда приняла свою судьбу. Думала, что в состоянии пережить последние дни жизни спокойно, без особого сожаления об утерянных возможностей, о не сбывшихся надеждах, не использованных годах.

Оказалось, нет. Не смогла.

Разрыдалась на руках у абсолютно чужого человека. Даже не родственника.

Жуть.

Я еще сильнее зашмыгала носом.

— У тебя какая-то беда? — Лауренцо оказался очень проницательным мужчиной.

Однако рассказывать ему о своей беде я не собиралась. Мне казалось, что если я расскажу кому-нибудь о ней, то она станет гораздо реальна будучи озвученной. А пока я молчала, вроде как беды и не было. Это же секрета, а секретов не существует пока о нем знает только один человек.

— Нет. Все хорошо. Это все алиат, видимо, откат от этой дряни, — перевела стрелки на заразу, что попала в кровь не по моей вине.

Лауренцо сразу же стал серьезным, как будто внутри лампочку выключили. Но я не особо тому придала значение. Все же свои переживания были ближе к телу.

— Тебе не к лицу ложь, — коротко заметил мужчина и встал с кровати, оставив меня одну. — Я вызову такси, — он перехватил мой испуганный взгляд.— И помогу добраться до гостиницы.

Значит, вот так. Запросто. Вышвырнет из своей жизни. Отчего-то именно от этой мысли захотелось разрыдаться в голос. Обида за то, что меня откинули походя, как ненужный пакет для мусора уязвил в самое сердце. Совершенно не подумала о том, что я Лауренцо никто, что он не обязан за мною ухаживать, что он и так для меня сделал слишком много, с учетом того, что у нас было в анамнезе. Нет. Я об даже не вспомнила. Зато обиду затаила. Губы надула.

Не знаю откуда у меня взялись силы, видимо включилось второе дыхание или еще что-то, но смогла встать. В этот раз Лауренцо меня не останавливал, да я и не послушалась бы.

— Вижу тебе легче.

— Да. Намного, — я держалась рукой за стеночку, но стоически делала вид, что у меня совершенно не кружится голова и со мною все в порядке.

— Такси уже у входа, — мужчина считал какую-то информацию с голопада. Холод во взгляде полоснул по чувствительной душе. — У меня еще одна встреча, ты извини, — внезапно произнес он, — если тебе хочется, то можешь остаться.

Хочется — перехочется.

Вот еще. Я гордая. Меня и так хорошенько макнули лицом в ароматное марево презрения. Хватит. Еще раз я не переживу, да и зачем? Не стоит разменивать свою жизнь на глупости. А мне он стал казаться приятным человеком.

Не верь глазам своим, Илария.

— Я домой,— поставила в известность.

— Тогда пойдем потихоньку,— меня подталкивали вновь.

— Я только "за", — мне даже касаться мужчины не хотелось, настолько было неприятно находиться рядом, но я не могла. Ноги меня держали крайне плохо. Это бесило и выводило из себя еще больше.

Мы как-то чересчур быстро оказались у входа в клуб, выяснилось, что существовала целая сеть лифтов и коротких путей, по которым можно было выйти на улицу. А до своей комнаты он вел меня иначе. Похоже, что рассматривал исподтишка, то-то я ощущала на себе изучающий взгляд. Теперь бы и я посмотрела на Лауренцо, с учетом изменившейся внешности, но мне не позволяла гордость. Так мы и шли, каждый смотрел строго перед собой.

— Я позвоню узнать как у тебя дела, — пообещал мне Лауренцо на прощание, после того как усадил в такси. Кар должен был доставить меня в гостиницу.

Пруди даже доплатил таксисту, чтобы меня проводили до номера. Я не хотела, начала возмущаться, но Пруди был непреклонен. Ну и черт с ним. Хочет сорить деньгами, пусть сорит. Видимо те две кумушки ошиблись, думая, что Лауренцо поиздержался и стал нищ. Наверняка, это был пиар-ход и какая-то другая причина.

По дороге разрешила себе пустить скупую слезу, пообещав, что она будет последней, потому как я не позволю себе еще раз расстроиться из-за мужчины. Вот вроде бы он мне не то что не принадлежал, даже авансов не давал, никаких намеков, а мне все равно было обидно, как будто жених предал. Я все больше и больше накручивала себя, придумывая несуществующее и не могла понять откуда мне в голову пришли мысли о некой связи с Лауренцо. Подумаешь, пожалел девушку, заступился, приодел и дал возможность реализовать часть желаний. За это же не падают в ноги, не начинают мыть ступни и воду пить. А я вот причислила его в спасители.

Ведь знамо дело — мы в ответе за тех, кого приручили.

Так что же получается, что я маленькая бесхозная собачонка, которой некуда податься и которая ищет хозяина?

На последней мысли я встряхнулась. К черту все. Зачем мне эти страдания? Мне жить осталось с гулькин нос, а я тут сопли, слезы развела, тем более на пустом месте.

Когда я оказалась около гостиницы, мой боевой дух вновь поднялся на небывалые вершины. Я даже самостоятельно вышла из такси, отказавшись от посторонней помощи, переругавшись с водителем кара. Он утверждал, что должен мне помочь. Да ничего он мне не должен, если и должен, то Лауренцо, а его с нами нет. Я так водителю и сказала. К черту мужчин.

К черту Лауренцо. Пусть катится подобру-поздорову. И постаралась выбросить его из мыслей куда подальше.

Ночь вступила в права на Силонии, а вместе с ней пришло одиночество. Я его не ждала, а оно приперлось и прогнало сон. Я так до утра и промаялась бессонницей, ворочаясь с бока на бок. Выпить успокоительное или тем паче алкоголь боялась, все же на старые дрожжи алиата могло случиться все что угодно. Поискать в сети последствия передоза не составило труда. Еще бы несколько бокалов этого чудесного напитка ввергло бы меня в легкую прострацию, а увеличение дозы привело бы к галлюцинациям. Большой передоз грозил комой. Бармен не мог этого не знать, но тем не менее не предупредил. Урод замшелый. Только о своей выгоде и беспокоился, это сто процентов.

Утром кроме меня в ресторане из посетителей не было никого. Официант, обслуживающий меня, тихо позевывал, думая что я не вижу. В такую рань на Силонии было не принято вставать.

Я, конечно, могла сделать заказ в номер, но мне захотелось побыть среди людей. Во время завтрака посетила мысль, что я зря отправилась в путешествие. И с этим надо было что-то делать. Смена настроения от эйфории до начинающейся депрессии меня обеспокоило. Следовало выбираться из этого состояния. В другое время я бы вспомнила о надвигающихся критических днях, а с учетом свалившихся на меня потрясений не было ничего страшного в столь контрастной смене настроения. Однако я совершенно о том забыла, стараясь спастись от уныния и печали.

Чем же заняться в очередной день моего пребывания на Силонии?

Я задалась подобным вопросом еще ночью, когда глаза почему-то отказывали закрываться, а я сама не желала отправляться в царство сна и грез. Я решила пойти на гонки на аэрокарах. На Силонии как раз не так давно построили аэрокародром. Все средства массовой информации просто трубили о том, зазывая туристов в гости на спутник. Вот, наконец, и я добралась. В интерактивном меню головизора я обнаружила карту, говорящую что до места проведения гонок не так и далеко. Я ее скачала на свой голопад. Решила и сегодня побольше походить пешком, чтобы к вечеру выдохнуться по полной программе и уснуть без задних ног. Я понимала, что не спать нельзя. Человек без еды может прожить гораздо дольше, чем без сна. Прибегать к сильнодействующим препаратам по нормализации этого состояния мне как-то тоже сильно не хотелось. Стать заядлой наркоманкой я не мечтала никогда, вот и сейчас не собиралась становиться.

— Спасибо, — поблагодарила я официанта, принесшего кофе. — Скажите, а вы были на гонках?

— Вы про аэрокары? — сразу же нашелся мужчина. Кажется, об этом знали все.

— Ну да. Интересно? Или так себе?— решила спросить у местного аборигена.

В силу того, что в условиях спутника удалось создать на дроме небольшое притяжение, аэрокары летали с бешеной скоростью, практически не касаясь поверхности спутника. Складывалось ощущение, что кары парили, отчего и получили название аэрокары. Управлять такими машинами было сложно, они то и дело норовили коснуться земли, отчего снижалась скорость, и кары могли перевернуться, зацепившись за поверхность. Лишь немногие смельчаки отваживались "летать", рискуя жизнями на огромных скоростях. Трассы были сконструированы таким образом, чтобы аэрокары разгонялись до максимума. Риск погибнуть у гонщиков был очень велик за это стадион и собирал толпы народа. Уже не один раз он был обагрен кровью смельчаков. И тем не менее от этого их становилось не меньше. Желающих испытать судьбу с каждым днем росло в геометрической прогрессии. За победу в гонках выжившие участники получали огромные деньги. Ну, а за погибших их безутешные родственники приходили забирать кровавую плату.

— Нет. Что вы? Как это так себе?! Это захватывающе! Непередаваемо! Волшебно! — эпитеты сыпались из уст мужчины словно горох из прохудившегося пакета. — Если вы ни разу не были на гонках, то это значит, что вы не жили. Вам непременно нужно посетить аэрокародром, а иначе вы рискуете не испытать такого подъема адреналина, что в состоянии дать только лишь он один.

Одним словом, мужчина меня убедил в правильности выбора. Распрощавшись с ним, я отправилась своим ходом к обозначенному на карте месту. По пути заглядывала в просыпающиеся витрины, здоровалась с лоточниками, раскладывающими свой товар на прилавках, бросала мелочь зазевавшимся дворникам. На Силонии были и машины-уборщики, но почему-то данная профессия не была полностью отдана на откуп автоматом. На самом деле только дворники имели право попрошайничать, клянча небольшое подаяние. В противном случае это каралось законом. Оттого на улицах Силония было столько много живых дворников, ибо было много туристов, которые и служили средством существования для отдельной прослойки граждан, занимающихся по сути попрошайничеством.

Поскольку я шла не спеша, постоянно отвлекалась на посторонние предметы, заходила в магазины, пила по дороге кофе в уличных кафе, то к аэрокародрому добралась лишь к обеду. В это время как раз начинались тренировочные заезды перед основным выступлением.

Трибуны были полупусты. На тренировках гонщикам запрещалось развивать запредельную скорость, требовалось соблюдать жесткие условия техники безопасности. Лишь риск во время гонок был допустим и оплачивался деньгами. В других случаях грозила дисквалификация и отлучение от выступлений. Заявить о себе, как о гонщике, мог каждый желающий, для этого было необходимо только иметь удостоверение, позволяющее водить кары соответствующего класса. Только и всего. Однако простые водилы не особо рвались на дром. Жить мечтали все, причем долго. Я их прекрасно понимала. Я бы то же не стала лезть в самое пекло госпожи смерти.

Пройдя на трибуну, я заняла место указанное в электронном билете. Оно оказалось прямо напротив одной из "конюшен". Все участники должны были быть зарегистрированы в одной из команд, за которую они выступали, это позволяло в некоторой мере упорядочить количество желающих и сформировать определенные школы вождения на дроме. Каждая "конюшня" должна была выставлять по несколько человек в каждый заезд. Причем выбор был то произвольный на усмотрение тренера, то автоматический, что позволяло всем из участников быть выбранными. Вот такая демократия через пень колоду.

Меня всегда удивляло что же может так сильно привлекать людей в неоправданном риске для жизни, не понарошку, как на аттракционах, а всерьез, когда речь идет не только о здоровье, но и о смерти. Наверное, я чего-то недопонимала до конца. Вот и собиралась разобраться, вникнуть, постичь.

На земле я водила машину, но без особой охоты, скорее по необходимости, чтобы не ездить в общественном транспорте, а по возможности старалась отлынивать от езды. А тут люди в очередь становились, чтобы испытать адреналин на грани жизни и смерти.

Начались пробные заезды. Я с нетерпением следила за каждой парой тренирующихся. Таким образом участники запоминали трассу, ее виражи, спуски и подъемы. Сегодня отрабатывали именно парное вождение на дроме. Для чего это было нужно я не знала, видимо, так было надо для постижения науки. Чуть позже от рядом сидящей пожилой пары я узнала, что в таких заездах участвуют новички и более опытные водители, не раз побывавшие на дроме и на своей шкуре испытавшие все прелести езды на грани.

С каждым заездом я все больше и больше проникалась идеей гонок. Азарт захватывал меня, захлестывая с головой. И это еще я следила лишь за тренировочными заездами.

Что же будет твориться со мной на настоящих?

Стоило только какому-нибудь кару проскочить мимо меня, как я вскакивала и начинала махать руками. Я даже стала использовать свистелки, раздаваемые при входе. Я была в восторге от гонок, чувствуя, как адреналин бился в моих венах, понуждая бежать на дром и просить чтобы меня приняли в какую-нибудь команду. Лишь врожденная скромность останавливала от необдуманных шагов.

Кары носились с бешеной скоростью. Теперь пар на дроме не было, а заезды стали массовыми, однако скорости как и в первом случае были не предельными.

Я время от времени поглядывала на "конюшню" в которую то входили, то выходили люди. И в какой-то миг мне показалось, что я узнала мужчину несколько раз мелькнувшего то тут, то там.

Лауренцо.

А он что там делает? Неужели тоже выступает? Было похоже на то. Надо же, никогда бы не подумала, что брюзга Лауренцо, коим он выступил во время полета на шатле мог рисковать своей жизнью ради денег. Или его пленил азарт и чувство опасности? Мне нестерпимо захотелось о том узнать.