1. Экспедиция в Лес

— С каких это пор, она у меня такая?

— Ну а кем ещё можно считать женщину, у которой уже было два мужа и которая гордо не обращает внимания на авансы со стороны других мужчин?

— Не думала, что моя неудавшаяся личная жизнь может быть ТАК интерпретирована окружающими.

— Ну что ты! О тебе столько разговоров в мужской курилке было! Я можно сказать, поначалу только поэтому к тебе и прицепился. А уж сколько о тебе тот же Никита рассказывал!

— А разве мы с ним раньше знакомы были?

— Вы с ним вместе в аспирантуре учились.

— Правда? Не помню. Я в то время только-только в первый раз вышла замуж и была по уши влюблённой дурочкой.

Вот на этой лирической ноте они и расстались, договорившись при первой же возможности обмениваться информацией. А утро нового дня ознаменовалось благой вестью: приболевшая вчера София поправилась настолько, что её выпустили из больничного отделения, а вместе с ней ещё двух страдальцев, чувствовавших себя не так хорошо как девушка, но вполне вменяемых. Весь день пара заговорщиков пыталась тайком наблюдать за выздоравливающими. Однако если присмотр за Софией не представлял никакой сложности, благо работала она за соседним со Славиком столом, то двое других представляли собой проблему. Мало того, что их рабочие места находились в других корпусах, так ещё ни с одним из них ни Елена, ни Славик толком не были знакомы. Ближе к вечеру Славик поймал Елену за рукав в холле лабораторного корпуса и отвёл в сторонку.

— София явно прошла изменение, но, похоже, что-то идёт не так.

— В чём это выражается?

— Она стала какой-то нервной, агрессивной. Казалось бы, радоваться надо — из больницы выпустили, а она вот-вот впадёт в меланхолию.

— Ну что ты от девушки хочешь? Нам самим-то не слишком уютно в техногенной обстановке, а она к тому же ещё не понимает, что с ней происходит. Надо с ней поговорить.

— Может быть ты? Как женщина с женщиной?

— Не получится. Я слишком плохо знаю английский. В магазине и транспорте объясниться вполне смогу, с начальством поругаться — тоже, но для задушевного разговора надо нечто большее.

— Как же так получилось? Даже я вполне сносно владею им.

— А вот так: в школе учила испанский, в институте — французский, а когда после аспирантуры пришлось сдавать кандидатский минимум — то английский. Так и вышло, что по паре фраз могу сказать на трёх языках, но толком не знаю ни одного.

— Значит, придётся мне. Как же это провернуть то?

— Пригласи девушку погулять и отведи на окраину леса. Должно улучшить самочувствие. Мне, по крайней мере, помогло. А после и расскажешь что да как всё, что захочет выслушать.

— Так в лес же нельзя!

— А с каких это пор, тебя волнуют чужие запреты и инструкции? — она заговорщически подмигнула ему.

— Может мне ещё на свидание пригласить?

— Почему нет? Ты ей нравишься! Вон, какого визгу наделала, когда ты в обморок свалился — испугалась.

— Хорошо, как скажешь "мамочка".

И уже через полчаса Елена видела скрывающиеся в ближайших зарослях две знакомые фигуры. И если судить по восторженно-настороженным взглядам, которые на следующий день бросала на неё София, Славик всё ей рассказал. В тот же день, по многочисленным просьбам и возмущённым требованиям общественности был снят мораторий на посещение леса. И потекли однообразные, но весьма насыщенные работой дни. При малейшей возможности все трое срывались в лес. Именно там под могучими кронами деревьев-гигантов им удавалось ощутить полноту жизни. Без этого становилось трудно обходиться. Техногенная обстановка словно бы давила, пригибая плечи к земле и сдавливая грудь. А Елена, прикрываясь необходимостью ночных наблюдений, даже два раза оставалась ночевать в лесу. Ей всё удобнее казались гамаки из живых веток.

Ещё несколько человек внезапно заболевали и так же внезапно выздоравливали. Это уже даже не считалось происшествием, а поскольку реальная причина так и не была найдена, всё списали на отдалённые последствия акклиматизации. Ещё двоим, точно подвергшимся изменению, трое заговорщиков помогли побыстрей попасть в лес, однако в свою компанию решили не звать. Они пока не были готовы выносить проблему на суд общественности — собственный их тайный проект пока не принёс серьёзных результатов.

Однажды Елена однажды чуть в обморок не упала, когда зайдя вечером в лабораторию увидела Славика, прокалывающего собственное бедро при помощи жутковатого агрегата.

— Что это ты делаешь?!

— Пробы тканей беру. А что такое? — не понял Славик прозвучавшей в голосе Елены паники.

— Вот этим?

— Новейший прибор. Анализ берёт почти безболезненно. Между прочим, большая удача, что он у нас всё-таки есть. Очень бы мне не хотелось разрезать кожу скальпелем, чтобы добраться до мышечной ткани.

— Подожди, у нас же с Софией ты только кровь на анализ брал?

— Так вы же девушки!

— Нет, всё-таки прав был Никита, когда обозвал тебя рыцарем.

— Между прочим, он не отказался бы оказаться на моём месте, — лукаво улыбнулся Славик.

— Это на каком?

— Рядом с тобой.

И действительно, с этого момента она начала обращать внимание, на то, что старший биофизик экспедиции то и дело мелькает где-то рядом. Может быть, именно поэтому ей удалось засечь первые признаки надвигающегося изменения. И не слишком долго раздумывая, Елена предложила отправиться вместе с ней в лес на ночную экскурсию. Это был одновременно и душевный порыв и озарение: в прямом контакте с лесом изменение должно пройти легче. Конечно же, он не отказался. Помня о том, что от появления первых признаков до потери сознания проходит всего два-три часа, с выходом решила не затягивать, разве что предупредила Славика, где их в случае чего искать. Было у неё любимое место, всего в полукилометре от базы, где три близко стоящих вальсинора, их уже официально стали так называть (всё равно лучших кандидатов на роль великих эльфийских древ не найти), образовывали удобную надземную беседку.

Нежные сиреневые сумерки ещё только начали опускаться на лес, когда Елена с Никитой вступили под его сень. Каждый раз, возвращаясь в древесный лабиринт, Елена чувствовала прилив сил, словно тяжкий груз с плеч сваливался. Однако приходилось помнить, что со спутником её ситуация была прямо противоположной. Сейчас он должен испытывать чувство усталости, головокружение, наверняка есть резь в глазах. Надо отвлечь его чем-нибудь, пока он окончательно не скис и не свалился, не дойдя до места. Например, разговором. И ни в коем случае не о работе — даже фанат своего дела способен от неё устать.

— Елена Игоревна...

— Просто Лена и на "ты", — перебила она его.

— Как-то неудобно, мы не слишком близко знакомы...

— Какое счастье, что хоть Славик не страдает избытком деликатности. Он меня сразу начал звать по имени, не только несмотря на неблизкое знакомство, но даже приличную разницу в возрасте. А уж с вами мы знакомы с аспирантуры.

— Вы меня помните? — в его голосе звучала тщательно задавленная надежда.

— Не помню, — пришлось его разочаровать. — Мне Славик об этом рассказал.

И как его можно было пропустить — непонятно. Высокий, сухощавый — ей всегда именно такие мужчины нравились. А уж костистое выразительно лицо и тёмно-рыжие, почти каштановые, волосы при очень бледной коже, делали его внешность очень запоминающейся. Такое лицо не поместят на обложку модного журнала, но смотреть на него было приятно. Хотя в те годы её жизнь была так перенасыщена эмоциями, что удивительно, как хоть что-то задержалось в памяти. Сначала счастливый брак, первые серьёзные успехи в научной деятельности, потом начались ссоры с мужем и грянул развод. Из депрессии она вытаскивала себя опять же работой.

— Что ещё Славик рассказывал?

— Да почти ничего. Он хоть болтун изрядный, но сплетничать не слишком любит.

— Он, кажется, начал ухаживать за этой милой девушкой, Софией?

— Мне тоже так кажется. По крайней мере, она одна из немногих, кто ему по возрасту подходит.

— И вы так спокойно об этом говорите, — в голосе Никиты прозвучало недоверие.

— А в чём дело? Я ему не мамочка. Смотр невесток не устраиваю.

— Не в этом дело. Просто в последнее время вас так часто видели вместе, что начали считать парой.

— Мы действительно много общаемся. С ним удивительно легко иметь дело. Но мы просто друзья. А что это мы всё обо мне, да обо мне, давай поговорим о тебе. Вот ты, например женат?

Нет ничего более увлекательного, чем сплетни о своей и чужой личной жизни. И уж точно они способны отвлечь от усталости и посторонних мыслей.

— Нет.

— Почему? — наглость — второе счастье, первое — когда нет риска получить за неё по шее.

— Не нашёл женщины, готовой дать мне своё имя, — нашёл в себе силы отшутиться Никита.

— Чем же тебя своё собственное не устраивает?

— Тем, что все кому не лень норовят переделать Поливаева в Наливаева. Надоело. Далеко нам идти?

— Устал?

— Да понимаешь, я думал: пройдусь по лесу, развеюсь, отдохну, а оно как-то наоборот.

— Скоро уже. Минут через десять дойдём. Там у меня засидка оборудована, — и с беспокойством посмотрела на Никиту. Кажется, этот фрукт уже дозрел. Как его дотащить, если он свалится? Вон он, какой длинный! Не волоком же. Но обошлось. Они даже успели подняться на облюбованное ею место. Никита устроился поудобней, сквозь густеющие сумерки всмотрелся в её лицо и сказал:

— У тебя глаза в темноте светятся.

И отбыл в беспамятство.

Какая мелодрама!

5

Утро нового дня встретило Никиту головной болью, сухостью во рту и страшной слабостью. Женщина Его Мечты сидела на ветке, поджав одну ногу под себя и щуря подсвечивающие болотной зеленью глаза на восходящее солнце.

— Что это было? Что со мной случилось?

— Ты прошёл заключительную фазу адаптации к жизни на Форрестере.

— Я думал, медики просто отмазку изобрели, потому и проход на Землю до сих пор закрыт, — он потёр ноющую голову.

— Можно сказать, они угадали. Мы тут все постепенно становимся мутантами, — она подняла руку в приветственном салюте. — И теперь ты один из нас.

— Это что, шутка такая?

— Какие уж тут шутки — чистая правда. На, выпей.

Она подала ему чашу с соком. Свежим, кисло-сладким, ароматным. Откуда бы? Заметив сомнение в его взгляде, она сказала:

— Пей, не бойся. Проверено на живом человеке. На мне. А уж чего я только Славику не скормила, — она выразительно закатила глаза.

Он выпил предложенное и, почувствовав себя значительно лучше, начал соображать.

— Ты явно подготовилась. Подожди, так ты знала, что со мной должно случиться и всё равно потащила в лес?

— Не всё равно, а специально, — назидательно поправила она. — Здесь, в лесу, всё должно пройти быстрей. Вспомни, остальные бедолаги, которых пытались лечить в медицинском отсеке, приходили в себя по сутки-двое-трое, да и потом чувствовали себя ... не очень.

— Я пока тоже ... не очень.

— Ничего, часика через два будешь скакать горным молодым козликом.

— Откуда ты знаешь? — переспросил он, чувствуя себя если уж не "козликом", то дураком точно.

— Проверено, опять же, на личном опыте. Меня эта штука накрыла в полёте, когда мы к соседнему плато летали. И если бы Славик догадался тогда вытащить меня из вертолёта, наверняка перенесла бы изменения ещё легче.

— Какие изменения?

Она глубоко вздохнула и в кратком, конспективном режиме пересказала всё с того момента, как Славик заметил, что легко может определить направление.

— Фантастика какая-то, всё это сверхзнание, супервыносливость и звучит прямо как реклама здорового образа жизни, — недоверчиво скривился Никита. — Сплошные плюсы и никаких минусов.

— Минусы всё-таки есть. Все мы, и я, и Славик, и София ощущаем дискомфорт, находясь вне леса. Наверняка есть что-то ещё, не замеченное нами. Но поделать мы ничего не можем — причину до сих пор не выяснили.

— А вы её выясняете?

— Конечно. Правда неофициально и потому очень медленно. Софья говорила, что у них со Славиком есть какие-то подвижки, а у меня — голяк.

— А почему тайно?

— С одной стороны, не хочется становиться подопытным кроликом для тех, кто поверит, с другой — объектом насмешек для тех, кто не поверит. Не все, кто переболел, приобрели какие-то новые способности, а остальные молчат, как и мы.

— А я? Меня вы, значит, решили посвятить?

— Да ничего мы не решали. Это был спонтанный порыв и только мой. Признаки надвигающегося изменения неявные и довольно скоротечны. Ну, если бы я ошиблась, провели бы мы несколько часов в наблюдении за ночной жизнью леса. Что тоже неплохо. А опасность тебе не грозила никакая, я же говорила, я её чувствую. И хватит меня подозревать невесть в чём!

— Извини. Как то этого всего слишком много и слишком внезапно.

— Тогда надо просто посидеть и помолчать, осмыслить. Кстати, стоило это сразу сделать. А вместо этого мы битый час собачимся, — хотя положительный результат у этой перепалки всё же имелся — Никита наконец-то престал ей "выкать".

— А нас не хватятся?

— Пара часов у нас ещё есть. Сейчас только-только светать начало. А потом быстро доберёмся — мы не так далеко ушли.

Теперь, при свете нарождающегося дня, Никита огляделся повнимательней. Никакими медитационными практиками он не владел, а вот наблюдать у него всегда получалось хорошо. Они сидели в плотном переплетении ветвей, почти трёхметрового диаметра. Над головой тоже находилась зелёная крыша, правда не такая плотная. В стороны обзор был почти ничем не закрыт, и можно было спокойно наблюдать за заинтересовавшими объектами. Правда, единственный достойный наблюдения объект сидел прямо напротив него — спина выпрямлена, глаза закрыты, слегка улыбается и ловит лицом первые пробивающиеся лучики. Статуя, а не живая женщина. Произведение искусства. А если уж вспомнил о наблюдениях, то пора подумать о том, как объяснить коллегам отсутствие каких-либо результатов похода. В лес-то он шёл не на прогулку, а с вполне конкретной целью.

— Чего загрустил?

— Думаю, что врать-то буду? Намеченной работы я не выполнил.

Елена насмешливо фыркнула:

— Сделай загадочное лицо и о подробностях тебя никто не будет расспрашивать. Все подумают, что и так знают, чем можно заниматься с женщиной ночью наедине.

Никиту слегка перекосило от такого предположения, но отказываться сразу он не стал. Несмотря на проведённую в беспамятстве ночь, силы быстро к нему возвращались и меньше чем через час, он ощутил, что сможет выдержать обратный путь. Спустившись с дерева (и как это он прошлой ночью на него взобрался?!) и, пройдя не более двадцати метров, они услышали в отдалении тоненькие свистящие звуки. Словно бы несколько свирелей на разные голоса перекликались. Его прошиб холодный пот, по спине промаршировали противные мурашки.

— Быстро к базе. Это опасно.

— Что это такое?

— Не знаю и пока не собираюсь выяснять.

Они пошли быстрым шагом, время от времени срываясь на бег. Всё более отчётливое чувство страха, словно бы подталкивало в спину. Нет, в самих звуках не было ничего ужасного, если рассматривать абстрактно, они были довольно мелодичны. Но скажите, много ли найдётся эстетов, способных любоваться грациозными движениями акулы в метре от своих ног в открытом море? Это был тот же случай. Неведомые звуки служили предвестником опасности. Неизвестной, что ещё добавляло жути. Это ощущал даже Никита, пока ещё плохо способный чувствовать лес.