— Не бойся, девочка! Глаза боятся, а руки делают. Можно проверить одну гипотезу. А что, если американцы не соблюдают секретность? И их "термит" назван не потому, что температуру высокую даёт, а от другого корня? От насекомого? Выпусти на волю фантазию, порви оковы здравого смысла! Пускай остальные считают тебя сумасшедшей, а ты — твори!

— Жаль, что я на физкультуру поступила до лагеря. Лучше бы на биологию или химию.

— Ничего страшного. Есть библиотека, энциклопедии, Сеть, наконец. Действуй! Кстати, Сладов мне все уши прожужжал своими подземными городами, когда я ему "Паяльник" сдавал. А термиты живут под землёй, свои, с позволения сказать, города строят. А Сладов — тесть Диктатора... Улавливаешь логику?

— Ага...

=== Визит Тони к Сладову, 27.08.97.

Тоня целый месяц штудировала и исследовала уже тему термитов. Насекомых. Знала про них всё. Потом перекинулась на муравьёв. Потом — на мышей, кротов, землероек, лис. Пещеры и катакомбы, наши подземные города и лучшие зарубежные, метро и туннели, в том числе под Ла-Маншем. Больше всего впечатления на девушку произвели подземелья Каппадокии. Под землёй жить — это совсем не то же самое, что на поверхности. А если вы планируете жить в городе, изолированном от поверхности, возможно, без электричества, сильно заглублённом — тогда всё меняется. Обычные строительные стандарты не подходят. Изыскания по самой горючей смеси она тоже начала, но у неё была небольшая пауза, дня три, пока кое-что сделают под заказ. Делать было почти нечего. И сильно тянуло к Корибуту. В голову запали слова Тюрина: "А Сладов — тесть Диктатора". Она познакомилась с доступными работами по Днепропетровску-подземному. Её уровень допуска оказался довольно высоким, смогла пройтись, посмотреть многое. Полистала учебники по строительству, подумала пару вечеров и решилась: выпросила у Тюрина разрешение на параллельные работы по подземному направлению. Тюрин разрешил с условием: не в ущерб основной работе, в том числе её инициативам по "термиту", разрешал привлекать, при необходимости, чертёжный отдел и прочие, доступные ресурсы. "Термит" двигался трудно, а по подземельям месяца через полтора был достигнут потолок. Их потолок, как непрофильного подразделения. Все идеи, которые Тоня накопала, были грамотно оформлены, обсуждены на своём уровне. Все спорные места, которые Тоня увидела и считала ошибочными в Днепропетровске-подземном, она отметила и прокомментировала. Написала по Сети на имя официальной приёмной Сладова, кратко изложив суть дела. Выслала образцы работы. Ждала, что попросят выслать остальное, на том и конец. Но чудо свершилось. Материалы были грамотно оформлены, содержали оригинальные идеи, помощник Сладова не решился их отбраковать, дать стандартную отписку. Доложил шефу, Сладову, что так, мол, и так, есть инициатива снизу, интересно, что будем делать? Пусть шлют материалы? А Сладов, после беглого просмотра, заинтересовался и приказал подать сюда Ляпкина-Тяпкина, то есть инициативника, то бишь — Тоню. Тоня оформила командировку и на крыльях полетела в Киев. Хотя, если вдуматься, то совершенно нелогично выглядела её радость. Она ехала к тестю Корибута, а не к Сане, её любимому, умному, великому, доброму и самоотверженному.

На следующий день, ближе к вечеру, Тоня уже сидела в огромном кабинете второго министра Сладова и рассказывала, прихлёбывая чай. Об алгоритме постройки, о дальних переходах, о структуре камер, о разновысоких столбах, вентиляционных отверстиях, постоянной температуре, плантациях грибов. Тоня сумела набросать эскизы некоторых решений. Были и противоположного смысла рисунки: ошибки, по мнению Тони, в проектировании и строительстве Днепропетровска-подземного.

Поначалу девушка бэкала, мэкала, еле объяснила, что хочет. Но Сладов оказался именно таким, каким его все везде описывали: тактичным, вкрадчивым, неторопливым, внимательным, глубоким. За её скомканными словами он ловил смысл, задавал наводящие вопросы, и, через пять минут беседы, сменил формат общения: послал Тоню в буфет. И дал секретарю задание собрать рабочее совещание по подземному проекту через полчаса.

Валентин Андреевич не был чванливым снобом. Ещё совсем недавно он был пенсионером. А на пенсию ушёл с должности зам. начальника цеха на ЮМЗ. Три тысячи работников. Он был рабочей лошадкой, которая тащила львиную долю работы в цехе. В том числе с людьми. Он был в возрасте, поэтому, хотя и научился пользоваться Сетью, но предпочитал живое общение, считая его более информативным. Поэтому он вызвал Тоню к себе, в Киев. Лена, жена Корибута, его дочь, была поздним ребёнком. Соответственно, лет Валентину Андреевичу было немало: семьдесят один. Ум работал уже медленнее, чем в молодости, но с должностью второго министра по строительству, он вполне справлялся. Его дополняли относительно молодые заместители, начальники отделов и управлений, талантливые инженеры. А опыт и чутьё позволяло верной рукой вести все проекты, которые на него нагрузили страна и Корибут. Он не жалел. На пенсии было скучно.

.........

Через полчаса началось совещание. Профессионалы от строительства улавливали смысл идей раньше, чем Тоня успевала изложить, тыкая указкой в подготовленные плакаты и эскизы. Спорили на ходу, перебивая друг друга, временами забывали о существовании Тони вообще. Сладов почти не вмешивался, но внимательно всех слушал. Рецепты решений, подсмотренные у природы, не поставили дело строителей с ног на голову, но заставили задуматься, поколебали уверенность в безупречности предыдущих решений. Когда идеи Тони исчерпались, пошла обычная творческая работа: обсуждение конкретных вариантов, исполнителей, сроков, подрядчиков, прикидка смет и объёмов работ. Пока Тоня была нужна, она стояла то у рабочей стены, то у кульмана, а когда её роль окончилась, оказалось, что, несмотря на внушительные размеры кабинета второго министра, свободных стульев нет, мужики спорят, обсуждают, работают, одним словом. А её никто не отпускал, но и делать нечего. Валентина Андреевича обступило несколько человек, что-то согласовывая. Уходить Тоня не стала: вдруг ещё что-то от неё понадобится. В углу стояла кадка с пальмой и кресла с диваном. Тоня села в большое, мягкое кресло, утонула там, и через несколько минут задремала. В этом не было ничего удивительного: напряжённая работа последних дней, плохо спала в поезде, мало ела, устала, убаюкал размеренный рабочий шум строителей, кресло хорошее, торможение после стресса.

............

— Алё, здравствуйте, тётя Надя.

— Саша, ты ещё в городе?

— Да, в Кабмине, у Лукошко сегодня торчал.

— Загляни к Вале, что-то он засиделся сегодня. Если там не сильно важное — тащи его домой. У него — сердце, нельзя перерабатывать, ночами сидеть. На часах уже двенадцать. Закругли там всё, ты же можешь.

— Добро. Сделаю, мне не сложно. Вы дома, в Гнезде?

— Да.

— Я отзвонюсь чуть позже.

.............

— Доброй ночи всем. Валентин Андреевич, по какому поводу консилиум? Что за аврал?

— Девочка одна из нашего Днепропетровска приехала, покритиковала нас, несколько идей подкинула. Плодотворных. Пока все тут, азарт не прошёл, обсуждаем, решаем. А что?

— Да, тётя Надя переживает. Это ещё долго будет?

— Наверно, можно закругляться. Товарищи! По домам! Жёны волнуются. Всем спасибо. До свидания.

Строители покинули кабинет, забрав бумаги, впечатления, шум. А Тонина головка покоилась в фигурном подголовнике и тихо сопела.

— Ай, как неудобно. Про девочку мы забыли, неблагодарные.

— А я её знаю.

— Алё, Саня, почему не звонишь?

— Тока-тока собирался, веришь? Всё, уже едем, совещание у дяди Вали кончилось, палками разгонять не пришлось. Прикинь, это всё из-за одной моей старой знакомой. Помнишь, я тебе рассказывал, ты ещё ругалась, как спецназовца с того света вытащил? Это его жена.

— Та, которая в Навь ходила?

— Ага.

— Как интересно... А можно с ней поговорить? А то от тебя нормального рассказа не дождёшься: "Сходили, долго, скучно, устал, вернулись, где мой чай?"

— Даже и не знаю, Солнышко. Она заснула. Дядя Валя, оставим девушку на ночь тут? Лена просит привезти её в Гнездо.

— А что меня спрашивать? Просит — буди, у девушки спрашивай. А в кабинете спать неудобно. И не положено. Секретность ещё никто не отменял. Вдруг, она — американская шпионка?

— Га-га! Тепло! Вы будете смеяться, но её муж — действительно американский, только не шпион, а диверсант. Но он уже наш.

'И что мне с ней делать? Нежно погладить по щеке? Попытка — не пытка'.

— Тоня, подъём..

— Я не сплю!

— Конечно. Теперь. Ты приглашена в гости к нам домой. Моя жена пригласила. Поедешь?

— А я заснула?

— Ещё как. Поедешь?

— Ну... Да, наверное.

==== Большое Гнездо, тот же вечер.

0 — Ты представляешь, Надюша, молоденькая девочка, как наша Лена, даже не строитель, дала нам, матёрым волкам, несколько интересных идей и дельных советов. Она меня, строителя с тридцатилетним стажем, строившего Байконур и заводы, учила делать вентиляцию. Ты себе это представляешь? Предложила создать камеры предварительного осушения, перед выпуском тёплого воздуха, чтобы не терять влагу. В условиях ядерной зимы это будет важным фактором. Впрочем, о ядерной зиме речь не шла.

— Валя, хватит о работе, завтра выходной — расскажешь, ложись спать. О, а в Ленином коттедже свет ещё горит...

.........

— Тоня, вот ваша комната, бельё на постели свежее. Туалет и ванная — за этой дверью, в комнате. Детские у нас в другом крыле, так что никто рано не разбудит, спокойной ночи.

.......

Утром дети осмелели, и, пока Лена кормила малышку, приставали к гостье. А та, не нашла ничего лучшего, рассказывала о муравьях, термитах и прочих животных. Сказки как-то подзабылись с детских времён. Колобка помнила, но он слишком короткий... На новом месте, как ни странно, выспалась. Правители не всегда соблюдают распорядок: отдыхают по выходным, но этот выходной отдыхали. Корибут размялся во дворе с охранниками и пришёл завтракать. Завтрак прошёл в беззаботной беседе, потом Саня ушел к Сладовым, которые жили по-соседству. А Тоня осталась с Леной и детьми. Лена сноровисто одела разбегающуюся детвору, и они все вместе, вместе с Тоней, пошли гулять. Хотя во дворе Корибутов была качель на верёвках, привязанная к ветке дерева, но играть пошли в парк Большого Гнезда. Там развлечений для детей было больше: разного размера качели, карусели, горки, лесенки — стандартный набор. Дети заняли себя сами: пошли играть, Тоня и Лена смогли пообщаться.

— А почему тут только ваши дети?

— Обычно детей выводят несколько позже, я специально выбралась раньше, чтоб монопольно с тобой поговорить. Наше Гнездо — деревня. Дома элиты: министров, замов, членов обеих команд Сани, ещё разные люди. Тут встречаемся мы, их жёны. Уже всё сто раз говорено-переговорено, все сплетни рассказаны, косточки перемыты. А ты — новый человек, с тобой будет интересно. Особенно мне. Я люблю магию, но Саня редко мне рассказывает. А уж, чтоб поводить где, как тебя, от него не дождёшься. Ах. Сначала книжки читала, потом в жизнь ворвался Саня, и показал магию реально. Интересно!.. Расскажите мне, что знаете, Тоня.

— Лена, а может, есть смысл перейти на "ты"? Мы примерно одного возраста, я даже несколько моложе?

— Да, отлично.

— Можно я спрошу первая? Ты упомянула слово "элиты". Люди привыкли, что власть всегда врёт, особенно когда речь идёт о материальном. Сейчас я своими глазами наблюдаю жильё власти: очень неплохие дома, лучше среднего, но явно не дворцы.

— Это так и есть. Так все наши живут. Саня запрещает иметь нефункциональные излишки. Большинство раньше жили значительно хуже, поэтому всех всё устраивает.

— Хорошо, а еда? Я на завтрак не заметила чёрной икры килограммами.

— Ха-ха! Разве вы не знаете о политике внедрения вегетарианства? Мясоеды рак и сердечнососудистые лечат за деньги, зубы — за деньги, быстрее выбирают квоту социальных благ. Считается, что мясное производство сильнее нагружает народное хозяйство, в пересчёте на килограмм веса готовой еды. Ещё работникам умственного труда, которые мясоеды, снижают некоторые рейтинги.

— Это я знаю. В лагере я старательно учила рейтинговую систему. С другой стороны, мой начальник, Иван Игоревич, талантливый учёный, но мясоед.

— Саня говорит, что после мяса мозги работают только на его переваривание, вычислительные ресурсы идут в желудок, а думать пару часов вообще невозможно. А после фруктов, например, — можно.

— Впрочем, а ты знаешь, Лена, наш Тюрин, формально — мясоед, но, бывает, целый день не ест. Аллочка, его жена, иногда придёт, найдёт, силой накормит. Может, твой Саня и прав. Хотя, народ это считает самодурством. Большинство зэка плевали на некоторое снижение рейтинга и ели мясо, особенно мужчины. Мне Ваня рассказывал, мой муж.

— И ничего не самодурство! Сама посуди: где у нас мощные когти? Нашими ногтями только мужа можно поцарапать. Где клыки, чтоб убивать? Можем ли мы сустав разгрызть, как делают это собаки? А где у нас рефлекс преследования добычи? Мы не кидаемся, как кошки, за птичками. Нам неприятно есть сырое мясо. Мы его жарим-варим, солим-перчим. Вид убитой окровавленной туши на прилавках не заставляет течь слюнки. И так далее. Вот ты про икру меня спросила. Я сейчас на четвёртом месяце хожу. Вопрос: насколько приятно думать, что я ем чужих детей? Пусть и глупых рыб? Опять же: икру подсаливают и всё такое прочее. Давайте сменим тему. Агитация за программы власти — это хлеб Галины Вишневецкой, не буду забирать. Тоня, расскажи мне о Нави. Как оно там? Как это всё было?

— Ой, я плохо помню. Даже не так: помню нормально. Но там другой мир, не наш мир слов, а что-то иное. Описывать его словами этого мира трудно.

— Саня называет этот мир Явью. Ну, постарайся, Тонь... Знаешь, как интересно?!

Минут десять Тоня пыталась описать обычными словами ту гамму новых чувств и ощущений, что дал опыт посещения Прави и Нави. А Лена слушала, раскрыв рот. Но в одном месте решила вставить свои пять копеек.

— А мне Саня говорил, что Правь, это просто свод законов Яви и Нави, эдакий кусок хлеба, к которому в одной половинке приклеен сыр, то есть Явь, а в другой половинке — Навь, как масло.

— Если честно, то я, наверное, и одной десятой не видела того, что видел твой Саня. Больше всего мне запомнился страх на Калиновом мосту, между кромками Яви и Нави.

— А у меня был свой скромный опыт, но о нём рассказывать неудобно, слишком интимно. Скажу только про ощущения: взрыв эмоций, а потом сила богатырская и ловкость. Как в былине об Илье Муромце, когда ему калики перехожие воду давали пить. А потом на нас напали, весь кайф сломали, гады. Но я им отомстила. Правда-правда.

— Это полтора года назад?

— Нет, то было другое нападение. Тогда без меня справились. Их было много.

— Не страшно?

— Уже привыкла. Саня — лучший воин. Никто его не убьёт. А в тот раз, это было во время войны с Польшей, мне пришлось защищать детей. Тогда их было только двое, животика ещё не было, мне пришлось самой стрелять. Но дело не в том, важно то, что я попадала. Даже не так. Я знала, что попадаю, целилась головой, не глазами. Выставляла пистолет из-за угла и стреляла. Мне Саня дал пистолет и два запасных магазина. Все пули, я уверена, попадали в цель. Я видела пространство не глазами, а в объеме, голова работала не так, отдалённо похоже на невесомость.