Я.Р.В: Благородные люди

Энергия, ждавшая выхода всё это время, заструилась, заполняя каждую клеточку моего тела. Я выстроил мысленный щит, и, к моему изумлению, это сработало. Линия крови поблекла и через мгновение исчезла. Изумление от этого успеха испытал не только я, чудовище с неким подобие изумления смотрело на пустую руку, после чего издало странный скворчащий звук: этакая смесь удивления и досады. Тварь шагнула в мою сторону, занеся в атаке худую руку. Последнее, что я почувствовал перед тем, как отключиться, был треск в ушах. Так ломалось тонкое стекло под огромным весом. Мой первый защитный барьер не продержался и секунды.

3 глава. Наперекор судьбе

Я проснулся среди ночи, вскочил в горячем поту, еле удержавшись от крика. Кулаки сжали воздух, я искал противника, чтобы сыграть с ним во второй раунд нашего замысловатого противостояния, но вокруг царила темнота. Димон уложил меня на матрасы и лёг спать. Чёрт, наверное, то, что произошло, со стороны выглядело ужасно дико, и с утра мне не избежать вопросов. Я даже не знал, как всё это объяснить другу, но прислушавшись к тишине, понял, что навряд ли это потребуется. Димон стонал в бреду. Я нащупал его голову, коснулся лба: невероятно горячий. Следовало ожидать: доктор не приехал прошлым днём, инородное тело прорастало в ноге Хворостова инфекцией. На ощупь я добрался до выключателя наверху лестницы. Постучал в дверь, зажмурившись от яркой вспышки.

— Помогите, моему другу плохо!

Я едва находил силы для крика, невероятно болело горло. Я не дождался помощи, судя по времени, сейчас не самый подходящий час, чтобы кто-то караулил у двери. Еще несколько безответных ударов, и мои надежды окончательно иссякли. Димону становилось хуже, он бредил, звал на помощь. Я спустился к другу, опустился рядом с ним на колени. Я вспомнил, что при сильном жаре на лоб кладут мокрое полотенце. Благо и тряпок, и воды у нас хватало. Проводя этот древний ритуал, я невольно вспоминал маму: однажды в детстве, лет в десять, я сильно заболел, она просидела у моей кровати всю ночь и всю ночь делала мне компрессы. Я так же почти не спал, чувствовал, как она гладила меня по голове. Наблюдая за мучениями друга, я невольно положил ладонь ему на макушку. На глаза наворачивались слёзы; если Хворостов погибнет здесь, я никогда не прощу себе этого, я не смогу с этим жить. А самое паршивое, я не чувствовал, что Димону становилось лучше, компресс без антибиотика не остановит воспалительный процесс, лишь снимет некоторые симптомы. Я не знал, чем ещё помочь другу. Раздирающее по живому чувство беспомощности вызывало приступы клаустрофобии.

Очередное прикосновение к голове Хворостова неожиданно пробудило во мне старые, почти забытые воспоминания, они пробежали по руке странным электрическим разрядом. Очень давно я уже держал в руках умирающее создание. Маленькое тельце любимой домашней крысы, бьющееся в агонии. Мои руки сами легли на грудь Хворостова. Импульс сам собой сконцентрировался на кончиках пальцев, прошёл по рукам тёплой волной. Я почти не отдавал себе отчёта в том, что делаю и делаю ли это правильно. Моё сознание отошло на второй план, остались лишь инстинкты, на уровне генетической памяти. Импульс вошёл в тело Хворостова, заставив его замычать что-то нечленораздельное. Друг тяжело выдохнул и обмяк, я в ужасе склонился над ним, стараясь уловить хоть малейшее движение. Та сила, которая медленно просыпалась во мне, не поддавалась никакому логическому объяснению. Я позволил себе отойти от Хворостова, лишь убедившись, что он жив. Мои руки дрожали от пережитого напряжения, я прижался к стене, растирал ладони: их сводило болевым спазмом. Я просидел так не меньше часа и смог уснуть, только услышав довольный храп Димона. В ту ночь мне снились бабушкин дом и смеющийся дедушка, выглядывающий с печки. Он повторял одно и то же: "А ты у нас ЯРВ..."

Я снова проспал завтрак. Стоило лишь неосторожно дёрнуться, как боль прожгла спину и шею. Я так и проспал всю оставшуюся ночь в полусидячем положении, затекло все, включая руки и ноги. Ужасно хотелось есть, но с завтраком почему-то припозднились. Димон сидел, повернувшись ко мне спиной и прижавшись к стене, я видел, как маленькими глотками он пил воду из бутылки. Я побоялся разрушать тишину, было страшно спрашивать его о самочувствии, но Прохвост был жив, и уже это хорошая новость.

— Как себя чувствуешь? — он первым задал этот вопрос.

Я осторожно обошёл друга, сел так, чтобы видеть его лицо.

— Да вроде ничего, затёк только весь. Ты как?

Я затаил дыхание в ожидании ответа. Лицо Димона напряглось, я видел, что он с трудом терпел боль, но, несмотря на это, всё же смог выдавить некое подобие улыбки.

— Чёрт знает, не могу понять. Ночью, похоже, у меня был жар, всё в каком-то бреду... А ты чего так уснул?

— На спине слишком удобно, решил разнообразить, — описывать то, что произошло ночью, и свои последующие мучения у меня не было никакого желания.

Пока друг подбирал слова, анализируя мои остроты, я, не церемонясь, приложил руку к его лбу. Температура спала, тридцать семь максимум, даже синяк под глазом чуть уменьшился в размерах и заметно побледнел.

— Вчера врач не приходил, скорее всего, будет сегодня, — я деловито покачал головой. — Тебе нужен еще укол антибиотика.

Я положил руку на бедро Димона, чуть выше раны, импульс сосредоточился в пальцах без особого усилия. И хоть я восстановился после ночной процедуры, чувствовал: в этот раз энергии уйдёт не меньше.

— Ты что делаешь? — Хворостов не сопротивлялся, но был явно не в восторге от того, что я беспокою его ногу.

— Посиди чуть-чуть не дёргаясь.

Мысль о том, что я могу помочь другу восстановить здоровье, впилась мне в голову стрелой. Целительский сеанс начался с легкого покалывания и перерос в горячий поток, который неожиданно ударил мне в ладонь. Хворостов зашипел, сжав зубы, но исполнил мою просьбу — не позволил себе вырваться из моей хватки.

— Что за хрень?! — его лицо вытянулось от изумления, когда болевой спазм прошёл. — Ты как это делаешь?

Я все ещё сосредоточен на исцелении, успокаивая разгоряченную плоть Димона в области раны, с неподдельным интересом анализировал поступающий обратный сигнал. Закрыв глаза, я словно наяву видел поврежденные ткани, свинцовую пулю, застрявшую в мышцах. Когда запас энергии иссяк, я откинулся назад и буквально сполз по стене. Ощущение усталости как от трехкилометровой пробежки. Хворостов с интересом оглядывал полученный результат, тыкал пальцем в бедро, где я только что держал руку.

— До сих пор чувствую тепло... ты как это вообще?

— У меня вроде как дар есть... — я перевёл дыхание. — Крысу когда-то лечил, вернее, просто поддерживал её жизнь...

— Чего? — Димон хлопал глазами, круглыми, как два пятака.

— Не спрашивай... я сам не понимаю, что происходит...

На данный момент это был самый простой ответ. Мы как по команде подняли головы, дверь в подвал открылась, в проёме показалась фигура Василия.

— Ну, как спалось?

— Прекрасно! — бросил Димон через плечо, шепнул мне на ухо: — Этот козёл вчера отобрал у меня обезболивающее.

Действительно козёл, мне пришлось побороть приступ праведного негодования, я вышел ему навстречу:

— Мы сегодня без завтрака?

— Врач прибудет с минуты на минуту, он будет колоть лекарства натощак. И в этот раз ведите себя приличнее, никаких резких движений, а то останетесь без врачебной помощи! — Василий высокомерно стрельнул глазами и ушёл.

Как только мы с Димоном остались наедине, продолжили прерванный разговор.

— Какого хрена, ты что, целитель?! — Хворостов плевался, с трудом переваривая полученную информацию.

— Ну, типа того... — я развёл руками.

— А как же ты говорил, что не имеешь никаких способностей? Ты что, мне врал? — на лице Димона застыла детская обида. — Похоже, мы подбираемся к причинам, почему к тебе возвращается кольцо...

— Навряд ли, здесь нет ничего общего, я ничего не делал с кольцом, я не вру!

Слова друга на мгновение поселили во мне сомнения, но что правда, то правда: никакого осознанного воздействия на перстень я никогда не осуществлял.

— Кольцо еще не вернулось? — Димон облизнул губы, я видел, что он что-то задумал, этот взгляд ни с чем не перепутать.

— Не знаю, я отдал его Урицкому вечером, навряд ли он успел продать кольцо.

Я похлопал себя по карманам, но удивить друга было нечем.

— Хорошо! — Хворостов решительно смотрел на дверь подвала. — Тогда поступим так: не вздумай говорить об этих своих способностях нашим "дружкам", а мы уж найдём им правильное применение...

— Ты что задумал? — и почему мне всегда становилось плохо от этой решительности Димона?

Хворостов не успел ответить, дверь в подвал открылась, наш пузатый эскулап появился на пороге. Он снова фальшиво улыбался. А я был рад, что врач не обошёл нас своим вниманием. В конце концов, я мог отдавать другу лишь часть своей энергии, и о полноценном лечении тут говорить не приходилось.

* * *

После планового осмотра врач быстро ретировался. Как и предостерёг Василий, в этот раз мы встретили эскулапа со смиренной покорностью. Димон даже что-то сухо отвечал на стандартные вопросы и вроде бы даже нигде не соврал. По крайней мере, по поводу боли точно. Прохвост даже выпросил новые обезболивающие таблетки взамен отобранных Василием, и, недовольно поворчав, врач все же выдал ему новую порцию. Закрывая за доктором дверь, Василий смерил нас подозрительным взглядом. Мы действительно вели себя слишком тихо.

— Ну что думаешь? Когда ты сумеешь поставить меня на ноги? — прошептал Димон сквозь зубы.

Почти всё время, пока доктор осматривал его, Хворостов не спускал с Василия пристального взгляда.

— Я не знаю, я никогда не лечил людей...

Я задумчиво смотрел на свои руки. Мало того, что у меня не было опыта в этом деле, так мой единственный пациент всё же умер.

— Тогда начнём экспериментировать сразу после обеда!

— Я не уверен, что это поможет...

Димон добил меня своей коронной фразой:

— Не узнаем, не попробовав!

Василий вернулся в подвал, когда врач был выставлен за дверь особняка. Цепной пёс Урицкого противно улыбался:

— Ну что, туалет пока открыт для посещения, или вы будете мочиться в штаны, детки?

Димон молчал, и его взгляд не менялся, даже когда мы выбрались из подвала. Я поспешил отвести друга от Василия как можно быстрее. Чувствовал, как Хворостов еле сдерживается, чтобы не нагрубить охраннику. Как и прежде, я помогал Димону идти, подставив плечо. Он хромал, шипя от боли при каждом шаге. Уже в туалете он шепнул мне:

— Мне больно не так сильно, но они не должны об этом знать...

Почему-то я не поверил ему: или сомневался в собственных силах, или испарина на лбу приятеля говорила совершенно об обратном.

— Что ты задумал?

Хворостов лишь вымученно улыбнулся. Ответ на этот вопрос очевиден, Димон, как и я, хотел только одного — побыстрее покинуть эту тюрьму.

Обратно в подвал мы вернулись уже в сопровождении Марии. Служанка Урицкого оценивающе посмотрела на наши помятые рожи и словно заподозрила что-то неладное, но не осмелилась произнести это вслух. На мгновение я подумал, что она боится Василия не меньше нас. Под его тяжелое сопящее дыхание и свинцовый взгляд, Мария забрала поднос с завтраком. Уже в дверях она одарила меня странным, загадочным взглядом. Ей было что сказать, но важный разговор намечался позднее. Хворостов упал на матрасы и вытянул больную ногу, когда мы наконец остались вдвоём.

— Давай лечи...

Так просто было это сказать и так мучительно больно сделать. Я оставался на коленях всё время, пока проводил сеанс. Сел спиной к двери, чтобы случайно зашедшие люди не увидели этого действа. Не думаю, что тот же Василий сообразит, в чём подвох, но Мария... Мне начинало казаться: она несколько иначе понимает наше положение, но даже несмотря на это, не стоило ждать от неё помощи. Скорее, Урицкий будет подсылать горничную, чтобы втереться к нам в доверие и выведать несуществующие тайны. В подвале я чувствовал враждебность даже от голых стен, что уж там говорить об обитателях особняка. Импульс вошёл в тело друга, заставив того задрожать от боли. Он зашипел как змея, прикусил кулак, но не позволил себе издать ни звука.

— Мне всё это не нравится... — я отдернул руки, но Димон схватил меня за запястье.

— Не обращай внимания, делай, что должен! — он перевернулся на бок и всячески отстранился от мира.

Его организм очень болезненно реагировал на инородное тело, и чем быстрее я запущу защитные процессы, тем быстрее изолирую горячую точку. Мне в голову пришла странная, словно чужая мысль: без боли нет исцеления!

* * *

Время в подвале от безделья тянулось так долго, что между трапезами мы всё больше спали. Димону проще, на обеды и ужины у него чуйка, поэтому просыпался он всегда раньше меня и еле расталкивал. Поначалу такое положение дел его раздражало, но потом, смекнув, что на его лечение я трачу огромные силы, перестал подкалывать по этому поводу. После обеда мы провели еще один целительский сеанс, Хворостов в этот раз даже почти не дергался, хотя я видел, как мокли его глаза. Трудно представить, какие муки он испытывал при этом, да и вообще нам сильно повезло, что пуля не задела артерию. Перед ужином я проснулся сам, несколько минут смотрел в черный потолок.

— Странно, Аркадий так и не спустился за кольцом...

— А оно вернулось?

— Да... — я уже крутил перстень в руках, пытался за холодом бронзы почувствовать что-то особенное, то, что мы всё время упускали из виду, но как я ни пытался взаимодействовать с семейной реликвией, почувствовать ничего не смог.

— Как думаешь, нас ищут? — прозвучал робкий голос друга в темноте.

— Я не знаю, сколько дней прошло? Я родителям не звонил, наверное, неделю до похищения, думаю, мои переполошатся только спустя еще недели две... а твои?

— А моим вообще не до меня... — Димон грустно усмехнулся. — И из общаги съехали, как назло, никто не заметит нашего исчезновения там.

— Слушай, но в деканате заметят, пара пропусков, и хватятся! — я уцепился за эту мысль как за спасительную соломинку.

— Ага, заметят и отчислят к чертовой матери! — Хворостов даже не хотел шутить на эту тему, впрочем, я тоже быстро уловил его настрой.

Нас действительно могли выгнать из универа, ходи потом доказывай, что во время сессии сидел в сыром подвале с завязанными руками, а не тусил по клубам с девочками. Кольцо выскользнуло из моих рук и звякнуло о пол.

— Может, Урицкий потерял к нам интерес?

— Ага, держи карман шире... — Димон проговорил это в такт открывшейся в подвал двери.

На пороге ухмылялся Василий. Кобура с пистолетом смотрелась на нём выразительной тенью.

— Время ужина! — громогласно возвестил охранник.

Тут же зажегся свет, и к нам спустилась Мария. Поднос в её руках в этот раз оказался несколько меньших размеров. Она положила его на пол и отошла, покорно опустив голову.

— Эй, тут только одна порция, — я бросил это Василию и с ужасом осознал, что теперь они будут морить нас голодом.