| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
— Ты согласен драться? — перевел он богатырю.
— Передай своему хозяину предатель, что бы он пошел в жопу.
Эстонец, морщась, сплюнул в сторону русского солдата и коротко передал его ответ.
Все произошло мгновенно. Секунду назад рядом со мной стоял сильный, несломленный, солдат, готовый защищать свою Родину и честь до последнего вздоха. За один стук сердца живой человек прекратился в нашпигованную свинцом кучу плоти, по вялому взмаху офицера стрелки вытащили стальными осами мечты, надежды, веру в бессмертие этого могучего великана.
Катана на спине жгла мне кожу, позвоночник взбунтовался, клинок, разрывая мою волю, ослабленную яростью, чуть не прыгнул в уже сжимающуюся руку. "Ну суки, я вам устрою и упятерю". В этот момент я поклялся, что убью до-демона, покоившегося, как куколка, под личной офицера СС.
Мои товарищи перенесли смерть гиганта спокойно, наверно в душе они уже похоронили себя. Только паренек дернулся, когда полетели пули, усатый же, меня удивил: даже не шелохнулся.
Несколько солдат, быстро оттащили тело, бросив его в нескольких метрах за нашими спинами.
Боксер снова обратился к переводчику. Эстонец пристально посмотрел мне в глаза.
— Ты будешь драться вот с эти офицером, — переводчик кивнул на обнажившегося по пояс поджарого летчика. Ты можешь только защищаться, и не дай тебе твой коммунистический бог нанести в ответ хоть один удар, сразу отправишься в свою гребенную страну советов, в виде нафаршированного свинцом трупа. Тебе ясно?
— Вполне...
Я молча снял гимнастерку, поздравив себя мысленно со званием капитана, затем стянул майку.
Эстонец, угодливо улыбаясь, обратился к моему сопернику. Фриц подошел ко мне и протянул руку. Пятерня со стесанными костяшками неловко повисла в воздухе, мне пришлось отрицательно покачать головой, ручкаться со своим экзекутором и потенциальной жертвой я не собирался. Немец моментально сузил глаза и бросил на своем лающем языке фразу, суть которой, готов биться об заклад заключалась примерно следующим "теперь не жди пощады русская свинья".
— Ты дурак парень, — зачем-то обратился ко мне переводчик. Господин барон побил самого "Коричневого Капрала ".
— Видел я, как братья хохлы свои вареники готовят — не вкусно.
Эстонец непонимающе уставился на меня, решив, что я не собираюсь объяснить своих слов, махнул рукой. Фриц набычился и пошел вперед, ища немигающими глазами мой взгляд. Подожди чуть-чуть родной, еще рано. Я на тебя так посмотрю, что портянки лопнут.
Друзья боксера весело кричали, подбадривая своего товарища, солдаты все это время державшие нас на прицеле, опустили шмайсеры, им тоже было интересно посмотреть, как их чемпион сделает из русского "цацки-пецки ".
Азарт боя приятно побежал холодными лапками по позвоночнику, в этом не было страха, так организм сигнализировал о готовности порвать любого противника.
Барон подошел ко мне легко, уверенно в его движениях сквозила ленивая грациозность, опытного бойца. Немец спокойно провел пару джебов , прощупывая меня. Потом резко подшагнул и попытался провести кросс . Особой стратегии у меня не было, я мог убить барона в любую секунду, после чего, применяя знаки устроить геноцид на отдельно взятом аэродроме. Но существовал шанс, что какой-нибудь удачливый солдат подрежет меня нелепой очередью, или резиденты болезни, получается их как минимум двое, просто скроются и ищи их по всему сотканному миру. А время пребывания ограниченно и чем больше я нахожусь в чужом мире, тем больше будет расплата — дикая головная боль, онемение суставов, давление, возможно смерть. Так уже было: заигравшиеся, пардон, спасавшие чужую жизнь ведьмаки, слишком надолго задерживались в гостях, гоняясь за воплощениями болезни, а некоторые, оказавшись в интересном мире, просто решали "съездить в отпуск". В итоге умирали, не смотря на высокий болевой порог от болевого шока, чаще — сердечной недостаточности. Хорошо еще, что при вхождении всегда обеспечивался прямой контакт с воплощенной болезнью, иначе спасателей скоро бы не осталось.
Я скользнул в сторону и с силой оттолкнул боксера, моя левая нога оплела его щиколотку, и боец позорно рухнул, вызвав негодование летчиков. Один из наблюдавших за представлением солдат вскинул автомат, и что-то злобно пролаял. Эсэсовец жестко осадил его, правильно условия боя нарушены не были.
Разъяренный барон поднялся, полный желания вышибить из меня дух. Товарищи чемпиона громко подбадривали его.
— Gib Max, zeige ihm auf !
Я уклонился от следующего удара и прилип к лейтенанту. Помню, нас истязали этим упражнением несколько месяцев, отучая бояться ударов противника. Суть упражнения проста, как мечта импотента: тебя ставят напротив одного — трех противников (больше не имеет смысла любая группа, слабее одиночки, если только группа специально не обучена работать в тандеме) и запрещают наносить им удары, единственное что можно — толкаться. Противники в свою очередь должны отправить одиночку в нокаут, если они не добьются успеха — стоят на кулаках до конца занятий. Разумеется, стараются все, желания сачковать ни у кого не возникает. Потом упражнения чуть усложняют: заставляют обороняющегося засунуть руки за пояс, так что, "просто" отбивать удары уже не получается. Дальше нападающим дают в руки палки, а заканчивается все боевыми мечами. Единственный способ в этой передряге остаться при своих членах — слиться с соперником. Стать его рубашкой, не отступая ни на миллиметр, подныривая, сковывая, прирастая к его коже и только в самых безнадежных ситуациях толкать. Липучка далась нам тяжело из всего потока, девятнадцати пален, осталось тринадцать: троих глупо зарубили их же товарищи. Другие трое за то, что не смогли остановить движения клинков, стали полигонами , что не многим лучше смерти. Зато тренировки принесли свои плоды, как всегда. Я мог липнуть к чемпиону по боксу хоть пять, хоть сто пять минут, результат един — он не сможет достать меня. Слишком ограничен барон в технических действиях, входя в клинч, не пытается атаковать головой, когда я разрываю дистанцию, не включает ноги, хотя откуда ему знать — символу арийского мужества про каратэ и прочие прыгалки.
На исходе пятой минуты, боксер слишком активно пошел вперед, чуть ли не зубами желая дотянуться до меня. Громко хрустнуло, обер-лойтенант, сел на пятую точку; со стороны показалось, что барон просто неосторожно налетел носом на мой лоб, мужественное лицо мгновенно потекло кровью. Автоматчики не уверенно подняли оружие. До-демон в шкуре офицера СС с интересом рассматривал окровавленного барона, постучав указательным пальцем по циферблату часов, он произнес длинную фразу. Я решил, что Штурмбанфюрер выругался. Никого, не спрашивая, я вернулся к своим товарищам по несчастью.
— Молодец, хорошо фрица приложил, в НКВД небось навострился? — то ли спросил, то ли похвалил меня белобрысый. — Жаль, Николай не видел.
— Гигант? — коротко спросил я.
— Он самый. Мы с ним в одном отряде, под Витебском...
— Заткнулись! — заорал на нас переводчик. — Свинца захотели, свиньи?
— Как на счет моей свободы?
— Молчать! Эстонец покрылся красными пятнами, от волнения он начал дергать себя за телогрейку. — Еще одно слово и ты присоединишься к своему товарищу.
Переводчик скривил лицо, полагая, что так он выглядит более грозно. Маленький, злобный он походил на шавку, лающую из-под ног своего хозяина. Есть такая гнусная порода людей — паразитов, ничего не представляющих из себя в обыденной жизни, стремящаяся найти хозяина и в тени его власти распоряжаться толикой своей. Таких слуг справедливо бояться больше чем хозяев, ибо, сознавая свою ущербность, они болезненно реагируют на все, ища в действиях других людей предвзятость по отношению к себе, ничего не забывают, и жестоко мстят при любой возможности.
Мне остро захотелось свернуть шею подонку. Я видел, как в глубине его глаз беснуется удовольствие от происходящего. Он наслаждается каждым мигом мнимого могущества, даже чувствует себя хозяином наших жизней. Ведь достаточно сказать всего одну фразу, этому тупому немцу, в глубине души эстонец ненавидел фашистов не меньше чем коммунистов, и рой свинца изрешетит русских.
— Слушайте меня, — обратился к нам переводчик, синхронно переводя слова Штурмбанфюрера. — Господа летчики, желают дать вам шанс на жизнь. Вы сядете в трофейные самолеты, акцентирую ваше внимание, горючего будет достаточно, что бы долететь до своих, — тут эстонец позволил себе уголками губ усмехнуться. — У вас будет фора в десять минут, прежде чем асы начнут преследование. Тот, кто продержится дольше, сбит не будет, если конечно сможет показать высокий класс летного мастерства...
— Прям и отпустите, вот он, — кивнул на меня усатый, первый раз открыв рот за все время. Голос у него оказался подстать хозяину: хриплый, как наждачная бумага, — продержался против вашего боксера пять минут, хрен вы его отпустили.
Штурмбанфюрер, дал команду солдатам. Двое автоматчиков подошли к усатому. Один прижал дуло автомата к его голове, второй, не скрываясь, широко размахнулся и врезал кулаком в живот. Когда несчастный со вздохом сложился, немец ударил коленом в его подбородок. Усатый откинулся назад, но устоял, разбитый нос, роднил его с немецким лейтенантом — боксером, правда последнему уже стерли кровь и обработали лицо.
— Это все? — гнусно улыбаясь спросил эстонец. — Или еще будут замечания? Если хотите отказаться, — переводчик выразительно кивнул на автоматчиков, — воля ваша. — Нет? — глумливо уточнил он. — Я так и думал.
— Er meinen ! — указав на меня пальцем, зло пролаял барон.
"Да я тебя тоже люблю", подумал я.
Интересная ситуация получается, вхождение это не фантастический роман, где герои, попадая в другой мир сразу автоматом знают язык, обладают всеми необходимыми знаниями о политики и географии, или с помощью магии простым наложением рук, мгновенно обучаются управлять любым механизмом. Вхождение не дает такой возможности, все что доступно — это знание кого ликвидировать. Короче, управлять самолетом я не умел. И еще меня интересовал вопрос, кто же еще резидент болезни?
Тем временем автоматчики погнали нас к стоящим в отдалении самолетам. Вид у моих товарищей был затравленный, паренек еще держался, подбадривая нас, а скорее себя, улыбкой, а вот усач и так довольно инфантильный, похоже, скис совсем. Обреченность в глазах сменила место самому страшному — равнодушию.
Обернувшись, я увидел, как к летчикам подъехал грузовик, они споро погрузились в кузов, и машина поехала в сторону стоящих истребителей. Еще я отметил злые глаза барона, буравящие меня ненавидящим взглядом.
— Тебя как звать? — спросил я белобрысого.
— Александр, можно Сашкой.
— Тут такое дело Александр, — я сделал паузу, словно собираясь с духом. — У меня была контузия: граната рядом разорвалась, командира и друга моего Витьку Фролова, слышал, может? — Дождавшись, отрицательного кивка, продолжил. — Отменный летчик, сейчас таких не делают, так вот Александр друзей моих на смерть, кусками кровавыми, Витька-то считай и спас, закрыл собой, а меня пара осколков задела. Один самый мерзкий застрял в позвоночнике, ноет зараза, но вырезать его нельзя — помру.
Я специально старался дать как много больше ненужных деталей, что бы моя ложь выглядела правдоподобней.
— Все бы ничего, терпеть можно, только память мне отшибло. Что-то помню, как зовут например, Владимир кстати, помню что летчик, а главное забыл...
— Что именно забыл? — с интересом спросил паренек, косясь на фрицев. Немцам было не до нас, они, конвоируя пленных, сами болтали, похохатывали, некоторые закурили.
— Да много чего... Не помню, как сюда попал, пришел в себя только в строю. Смотрю в плену, аэродром, а в голове пусто.
— Да ну? Побожись!
— Не вру я Сашка. И знаешь, что самое мерзкое? Я забыл, как управлять самолетом.
Прислушивающейся к разговору усач, хмыкнул:
— Сдается, заливаешь ты Вова.
— А я тебя спрашивал? — в вопрос я добавил как можно больше холода.
— Ты хочешь, — не унялся усач, — что бы мы тебя за пять минут, что нам осталось идти, научили пилотировать? Кхаа, — он разразился каркающим смехом.
— Сашка, — проигнорировал я его. — Помоги мне пожалуйста, напомни, иначе меня сразу пристрелят, как поймут, что я не летчик...Вернее летчик, но...
— Дурак, какая разница? Нас так и так убьют, — продолжал гнуть свою линию угрюмый.
Действительно дурак. Стоит ли мне влезать в самолет? Ведь это западня, из которой, вырваться, даже используя Знаки, будет неимоверно трудно. Что-то подсказывает — стоит. Я так посмотрел на усача, что он споткнулся и уставился в траву.
— Давай Александр, подсоби. Самое главное объясни, как взлететь.
— Взлететь, — задумчиво протянул паренек. — Это можно, вот только сесть, если руки машину не вспомнят, ты точно не сможешь.
— А мне и не надо.
Сашка пристально посмотрел мне в глаза.
— Хорошо, слушай сюда и запоминай, у нас не больше трех минут. Полетим мы на пятых лавочках .
* * *
— Сто девятка, Эдмуднович, — кивнул на Мессершмитт Сашка.
— Почему?
— Во-первых железный, во-вторых эта модификация у фашистов называется Феликсом. По последней букве "F" в названии истребителя.
— Что ж вы его Дзержинским не обозвали?
— Эд...мундович красивее, — улыбнулся паренек, делая ударение на второй слог.
Германские самолеты чем-то напоминали крылатых акул, такие же тупоносые, хищные, ждущие, готовые в любой момент вспороть брюхо любому, кто осмелиться бросить им вызов. Расцветка машин казалась сумасшедшей, но на самом деле была до предела функциональной. Низ выкрашенный в голубой цвет, превращал, летающую акулу в невидимку, заметить с земли истребитель в ясный день пока он не начнет атаку, было почти невозможно, бока покрытые желтовато-ржавыми пятнами, создавали при движении эффект размытости, не давая вражеским стрелкам точно прицелиться. Грозно приподнятые вверх крылья трехколесной машины, придавали истребителю одушевленный вид, словно самолет рвался ввысь.
Рядом с ними стояли советские самолеты. Непонятно каким образом они попали к фрицам, новенькие, ярко-зеленые не потрепанные, даже красные звезды на боках и крыльях не были закрашены. Машины выглядели несчастными, будь такое определение применимо к истребителям. Возле "лавочек" суетились техники, может, заправляли, может, наоборот инициировали поломку, что бы у нас не было никаких шансов. Хотя, какие могут быть шансы в тылу противника? Единственно, что могут сделать русские летчики — это подняться повыше и рухнуть на ангар побольше, или попытаться направить самолет на стоящие вражеские машины.
Немецкие летчики уже расселись по кабинам, последним, окинув меня многообещающим взглядом, нырнул в Мессершмитт барон Макс.
Офицера СС нигде не было видно, а мне очень не хотелось отпускать до-демона, наверно почувствовал, что его жизнь висит на волоске, и решил не рисковать.
Зато эстонец был на месте. Он, медленно смакуя, курил сигарету, изредка поглядывая на нас.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
