Ядерный Ангел

Есть такие живые твари, которые живут в пещерах или на большой глубине, там, где совершенно нет солнца. Рыбы там всякие, жучки-рачки-паучки, медузы. Так вот, они совершенно белые. Лишенные даже намеков на пигменты. Человек, склонившийся надо мной, был именно таким абсолютным альбиносом. Хотя нет — у альбиносов лица розовые, а глаза красные. А у этого чела и волосы, и кожа, и губы — все было молочно-белым, будто его в хлорном отбеливателе вымачивали. На меня смотрели бледно-серые оловянные глаза с крохотными черными точками зрачков, и от этого взгляда меня буквально парализовал ужас. У меня была только одна мысль — человек с таким лицом и с такими глазами не может быть живым. Наверное, зомби с разложившейся мордой испугал бы меня меньше.

Мы довольно долго смотрели друг на друга. Белесый никуда не спешил — видимо, его доставлял удовольствие мой страх. А потом он улыбнулся, и от этой улыбки меня просто передернуло.

— У тебя необычный запах, — сказал призрак по-немецки. — Запах представителя полноценной расы. Недочеловеки так не пахнут. Я чувствую аромат безмятежного и сытого детства, хорошей пищи, чистой одежды и высококачественного мыла. Наверное, ты американский агент. Сейчас мы это проверим.

Перед моими глазами блеснуло лезвие широкого ножа с серейтором, а потом я ощутил резкую боль в левой руке. Призрак провел по порезу на моем запястье пальцем в черной перчатке, слизал с пальца кровь, почмокал, точно дегустатор вин и одобрительно покачал головой.

— Определенно славянская кровь, — сказал он все тем же безразличным жестяным голосом. — Я не чувствую привкуса всей это американской химии, вроде кока-колы. Ты ни разу не принимал психостимуляторы и лекарства от радиации. Откуда же ты такой взялся?

— Кто... ты? — выдавил я через силу, язык меня не слушался, а сердце колотилось так, будто я выпил ведро кофе.

— А ты не знаешь? Гражданин Рейха не знает, кто стоит на страже его интересов? Кто та сила, что защищает Рейх от тайных врагов? Странно. Может, попробуешь угадать?

— Ты... нахттотер?

— Вот видишь, ты же знаешь, кто я, — призрак обернулся и обратился к кому-то, кого я не видел. — Сестра, взгляни, какой забавный парень.

Из-за спины белесого появилась еще одна фигура в черном — на этот раз девушка и, как мне показалось, просто клон моего собеседника. Только клоны или близнецы могут быть так похожи друг на друга, как были похожи эти два монстра.

— Мертвый он был бы еще забавнее, — сказала девица, глядя на меня, и в глазах ее были такие мрак и холод, что мне от ужаса стало дурно. — Может, прикончим его?

— Не стоит, — белесый сложил губы в мерзкую ухмылку. — Мы дадим ему шанс доказать, что он действительно тот, за кого себя выдает. Посмотри на него — он сытый, сильный и здоровый. Он отлично понимает наш язык. И у него необычный меч. Надо выяснить, кто он и откуда.

— Его надо просто убить, — сказала девка-нахттотер. — Я чувствую, что он опасен.

— Убить его мы всегда успеем, Ева. Нельзя разбрасываться таким человеческим материалом. От него должна быть польза для Рейха.

— Чего... вы хотите? — выдохнул я, из последних сил сдерживая панику.

— Доказательств, — ответил белесый. — Кто ты?

— А..Алексей Задонский, гра... гражданин Рейха.

— Это я уже понял. Почему ты здесь?

Я начал рассказывать, что мы с Антоном-Тогой пришли в Зонненштадт по делу, но тут белесый жестом велел мне замолчать.

— Я знаю, что ты врешь, — сказал он с улыбкой, от которой меня холодом подрало по телу, — но ты гражданин, а мы не имеем права воздействовать на граждан нашими методами. Так что сегодня ты сохранишь целой свою лживую шкуру. Слушай внимательно, что ты должен сделать. Утром ты направишься к штурмбаннфюреру Эриху Штаубе в местную комендатуру. Скажешь, что ты хочешь пойти добровольцем на фронт. В Зонненштадте сейчас как раз формируют Славянскую бригаду Ваффен-СС для отправки на Тихий океан. Первый батальон отправляется через сорок восемь часов, и ваши имена должны быть в списке. У тебя сорок восемь часов, чтобы доказать свою преданность Рейху. Не выполнишь мой приказ — увидишь воочию все могущество Истинной Тьмы.

— Но мой друг... он не гражданин.

— Свободные поселенцы могут быть зачислены в армейские подразделения в качестве прислуги. Так что не вижу проблемы.

— Ты слишком доверяешь ему, Ханс, — сказала Ева, глядя на меня змеиным взглядом.— Он враг, я это знаю.

— Я тоже так думаю, — Ханс похлопал меня рукой в перчатке по щеке. — Но тем больше от него будет пользы. Мы за долгие годы научились правильно использовать наших врагов. Помни, я слежу за тобой. И мне понравился вкус твоей крови...

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

Я проснулся с ощущением озноба. Надо мной был черный облупленный потолок — это значит, что Зонненштадт 2038 года не был сном, и я не до конца избавился от кошмара. А потом я услышал:

— С добрым утром!

Голос был женский. Я повернул голову и увидел девушку с рисунка учителя Лукошина. Ту самую, со смешным прозвищем Кис. Она стояла в дверях и смотрела на меня огромными лучистыми глазами, полными золотистого света. Выше среднего роста, тоненькая, хрупкая, стриженная под каре, одетая в светло-зеленый комбинезон и шнурованные ботинки. Удивительная, чужая для этого мира девушка. И глядя на нее я сразу забыл о том, где я, куда попал, про нахттотеров и прочие ужасы.

Какая девушка! Эх, какая девушка...

— Леха! — Тога возник откуда-то сбоку. — Ты проснулся? А я, прикинь, полночи осваивал ноут. Операционка похожа на МАКОС, так что я уже почти разобрался... Ты что, Леха?

— А? — Я глянул на Тогу, снова перевел взгляд на Кис. — Вы Алина, да?

— А вы Алексей, — она даже не улыбнулась. И еще, она почему-то говорила со мной на отличном немецком языке. — Папа мне все рассказал. Только я ему не верю.

— О чем это вы? — Я сел на кровати, пытаясь осознать, что происходит.

— О ваших россказнях. Мне кажется, вам лучше уйти отсюда. После того, что вы здесь наговорили, вам лучше держаться от нас подальше.

— Даже так? Хорошо, мы уходим.

— Что происходит, Леха? — спросил Тога.

— Нас выставляют за дверь. Девчонка почему-то сердится.

— Побыстрее, — девушка постучала пальцем по флипу своего микрокомпьютера, как по часам. — У меня нет времени. И предупреждаю, если вы еще раз здесь появитесь, я донесу на вас куда следует.

— Первое впечатление было лучше, — сказал я, натягивая куртку. — Ладно, как-нибудь переживем.

— И вещи свои заберите, — велела Кис, показав на паек и сигареты, которые я оставил на столе для Лукошина. — Нам ничего от вас не надо.

— Слушай, милая, — не выдержал я, — ты чего такая злая? Или нацики теперь сменили сторожевых овчарок на сторожевых динстмедхен?

— Слушай ты, герой, шел бы ты... А то ведь я не испугаюсь твоей самурайской катаны.

— Ой-ой-ой! Ладно, счастливо оставаться, — я повернулся к растерянному Тоге, сказал уже по-русски: — А я-то думал, нахттотеры только во сне снятся. Нет, и наяву они тоже встречаются.

— Нахттотеры? — Кис заметно побледнела. — Тебе что, снились нахттотеры?

— А вот представь себе. Целых два, мальчик и девочка. Беленькие и пушистые, мать их. А потом я проснулся и увидел тебя. Будь здорова, девонька!

— Погоди, — Кис шагнула ко мне и быстро заговорила, опять же по-немецки. — Если нахттотеры приходят ко кому-нибудь, они забирают его с собой. Это все знают. Визит нахттотеров— это визит смерти. Почему тебя не забрали?

— Это надо их спросить. Ну что, еще вопросы есть?

— Постой, я еще хочу спросить... Ты уверен, что это были именно нахттотеры?

— Нет, это были моя бабушка и ее неразлучный спутник Альцгеймер. Слушай, я видел двух белолицых и беловолосых ребят в черном. Один из них заявил мне, что у меня хорошая кровь, и что мне надо явиться к герру Штаубе и записаться в армию. Я их спросил, кто они, и они сказали, что они нахттотеры. Парня звали Ханс, а вот имя его подружки я не запомнил. Кажется, ее звали Ева.

— Это невероятно! — Изумление Кис, казалось, не имело границ. — Мне хочется тебе верить, но...

— Что "но"? Кто такие вообще эти самые нахттотеры?

— Рыцари Ночи. Мы очень мало о них знаем. Но их все боятся. Я, когда была маленькая, каждую ночь ждала, что они за мной придут.

— Ага, типа бабайки с мешками. Забирают непослушных детей и лепят из них пельмешки.

— Ты просто кретин! — рассердилась Кис. — Засунь свои шуточки себе...

— О, только не туда, дорогая! Я за минувшие дни нашел на это место столько приключений, что такого объемного вложения оно уже не выдержит. Давай поговорим серьезно. Тебе отец сказал, кто мы такие?

— Сказал, но я ему не верю.

— Почему?

— Папа очень доверчив, и его легко обмануть.

— Выходит, ты думаешь, что мы провокаторы, так?

— Именно это я и думаю... думала. Но сейчас я понимаю, что папа был прав. Вы какие-то необычные.

— Это хорошо или плохо?

— Я не знаю. Я... мне надо подумать. — Кис глянула на меня своими зеленовато-ореховыми глазищами и шагнула к двери. — И мне надо на работу. Но, если не хотите неприятностей для себя и для нас, лучше уходите отсюда. Спасайтесь.

— Спасаться от кого?

— Я не могу больше говорить, — Кис опустила взгляд и выскочила за дверь. Мы с Тогой переглянулись.

— Ты что-нибудь понял, брат? — спросил я.

— Ничего. Вы же по-немецки трекали. Куда теперь?

— Навестим местного коменданта. Надо поговорить о нашем зачислении в действующую армию.

— Ты что, всерьез собрался служить нацистам? — разинул рот Тога. — Это тебе эта коза сказала, что ли?

— Послушай, тебе сегодня что-нибудь особо мерзкое не снилось?

— Нет. Я, честно сказать, почти не спал.

— А мне снилось. И я очень не хочу, чтобы мой сон оказался вещим. Впрочем, я тебя за собой не тащу, оставайся здесь. Ценные указания получил только я.

— Ты думаешь, так будет правильно?

— Так будет безопаснее. — Я почесал макушку. — Давай так и сделаем. Ты ждешь меня тут, а я навещу герра Штаубе. Может, удастся разузнать что-нибудь ценное.

* * *

* * *

* * *

* * *

*

Комендатуру я нашел без проблем: она размещалась в единственном новом здании на Герман Геринг-платц, главной площади города. В холле меня встретил охранник-шуцман и, проверив мой пасс, забрал у меня обрез и велел идти на второй этаж. Я поднялся по лестнице и вошел в длинный коридор со множеством дверей.

— Штирлиц шел по коридору рейхсканцелярии и с тоской думал: "А какого хрена ты тут забыл, советский полковник Исаев?", — пробормотал я, разглядывая двери. Кабинет Штаубе оказался в самом конце коридора.

Штаубе встретил меня довольно дружелюбно. Это был седой сухощавый человек лет пятидесяти с узким бледным лицом и выпуклыми голубыми глазами — что называется, истинный ариец. Его форма показалась мне любопытной: на вид типичное эсэсовское обмундирование времен второй мировой, но только сшитое из тонкой кожи. А еще меня удивил вполне современный на вид музыкальный центр на столике в кабинете: из его динамиков звучал старенький фокстрот "Bei Mir bist Du schόn", причем на английском языке.

— А я о вас уже наслышан, господин Задонский, — сказал мне Штаубе с улыбкой. — Командир шуцполиции с утра был у меня с рапортом. Хорошо провели вечер?

— Я ночевал у местного учителя, — ответил я. — Очень достойный человек и, как мне показалось, преданный идеалам Рейха.

— О, у вас превосходный немецкий! — удивился Штаубе. — Где учились?

— Дома. Мой отец был в состоянии оплатить хорошего учителя.

— Похвально. Коньяку?

— Спасибо, нет. Я подумал, что мне стоит известить вас о своем появлении в Зонненштадте.

— Вы по делу? — Штаубе все-таки вытащил из стола бутылку мартеля и пузатые коньячные бокалы.

— Я писатель, — начал я сочинять, — хочу написать книгу о жизни национальных меньшинств в Рейхе. Вы же знаете, сколько американцы городят лжи на эту тему. Хотелось посмотреть жизнь аборигенов, так сказать, своими глазами.

— И ради этого вы приехали в этот проклятый свинарник? Вы удивляете меня, господин Задонский. Здесь вы не увидите ничего интересного. Я служу тут уже седьмой год и ненавижу Зонненштадт всей душой.

— Я имел в виду...э-э... немного другое. Я слышал, что в Зонненштадте формируется Славянская бригада. Мне бы хотелось вступить в нее. Пообщаться с рекрутами, узнать, почему они вступают в нашу армию, какие у них цели, идеалы...

— Цели? Идеалы? — Штаубе фыркнул. — У этих обезьян одна цель — пожрать. Они идут в армию, чтобы получать армейский паек. Даже если ради жратвы им придется ставить на карту свои трехгрошевые жизни. Никаких идеалов, господин Задонский. Все на уровне животных инстинктов. Когда мне во Франкфурте рассказывали, что в Остмарке население жрет человечину, я не верил. Пока не приехал сюда. Мой вам совет — не покупайте на местном рынке мясо. Можете съесть какого-нибудь аборигена.

— Любопытно, — я попытался улыбнуться, но внутри у меня все оледенело. — Неужто все так низменно?

— Дорогой господин Задонский, буду говорить с вами не как ариец с натурализованным славянином, а как гражданин Рейха с гражданином Рейха. Вы живете в Адольфсбурге, где власти Рейха сумели навести порядок. Правда, у вас там радиация высоковата, но к этому можно привыкнуть. Здесь у меня связаны руки, потому что Зонненштадт подчинен администрации ЛИСА. Этим дорвавшимся до власти уголовникам во главе с мародером и работорговцем Айдаром. У вас у русских есть такая пословица: "Каков поп, таков и приход", нетва? Вот и в Зонненштадте так. Население города почти тридцать тысяч человек — и ни одного завода, ни одного предприятия. Население пьет, разворовывает старые фармацевтические склады, торгует наркотиками. Мы не вмешиваемся, пусть аборигены сами решают свои проблемы. Все, что я могу сделать, как рейхскомендант — так это обеспечить в Зонненштадте хотя бы относительный порядок. Следить, чтобы в городе не орудовали враги Рейха, чтобы шуцманы не стреляли на улицах в граждан Рейха и друг в друга. Была бы моя воля, я бы вывез отсюда всех граждан и взорвал в центре города ядерный боеприпас, чтобы выжечь эту язву. Но такова политика Рейха, и я подчиняюсь. Рейх знает, что делает. Нам остается терпеливо ждать, когда весь этот человеческий мусор сам передохнет от скверного самогона, голода, сифилиса и морфия, перережет друг друга ножами в пьяных драках или замерзнет зимой, потому что вечно пьяным лисовцам будет лень завезти в город дрова из ближайшего леса, а то, что все-таки сумеют завезти, будет тут же разворовано. Надеюсь, это случится очень скоро.

— А много ли здесь граждан? — спросил я, чувствуя, что мне необходимо сменить тему, иначе я взорвусь от ярости.

— Примерно два десятка. Все они живут в домах на Кайзерплатц. Представляете — два десятка граждан на тридцатитысячный город. Не понимаю, почему Рейх до сих пор терпит эти грязные резервации. Мой прадед в 1944 году был одним из тех солдат Рейха, которые стерли с лица земли Варшаву. Он любил говорить, что тогда они единым махом избавили Рейх от миллиона неумелых рук и полумиллиона голодных ртов.