Вожак кочевников

После дележа основная часть лагеря собиралась на небольшое празднество. Уже были установлены столы, женщины суетились, приготавливая выпивку.

Но мне было не до этого. В моей палатке под охраной сидел странник Альфред. Я пока не мог придумать хоть приблизительный план его освобождения. Просто отпустить его было нельзя: если он сбежит, ответ придется держать мне.

Когда я вошел в палатку, Альфред поднял на меня глаза. Он смотрел все с тем же презрением и недоверием. Я приказал охране принести вещи пленника, а потом отправляться отдыхать. Когда все было исполнено, я решил пойти напролом. Я достал нож, разрезал веревки на руках Альфреда и протянул ему его меч. Странник в недоумении посмотрел на меня. Такого он явно не ожидал.

— Ты свободен, — сказал я.

— Какой-нибудь подвох, — подозрительно пробормотал Альфред. Он поднял меч, чтобы, в случае чего, обороняться. — Какая-то хитрость, точно? Или ты решил умереть от моего меча, варвар?

— Никакого подвоха, — ответил я. — Ты, кажется, хотел поквитаться за жителей деревни. Если хочешь — пожалуйста. Правда, убежать тебе вряд ли удастся. Но хоть одного кочевника ты убить сможешь, как и собирался.

— Я не понимаю тебя. Чего ты добиваешься? Ты не дал своим сородичам убить меня, а теперь еще и отдаешь мне мое оружие. В чем тут смысл? — он был окончательно растерян.

— Смысл в чем? Эх, Альфред, если бы я знал, в чем смысл, — я с горечью махнул рукой — получилось несколько картинно. Тут мой взгляд упал на бутыль в углу моей палатки. В ней была брага, которую мне как-то подарил Маклай. "Крепкая, конечно, но помогает встряхнуться, командир", — так он сказал. Вот встряхнуться мне как раз было необходимо. Я открыл бутыль и нацедил себе в стакан немного браги. Пригубил. И тут же закашлялся, варево было крепче, чем любой напиток из богатых запасов господина Уильяма.

— Понимаешь, Альфред, — сказал я, когда смог выдавить из себя слова, — я просто хочу, чтобы ты мне доверял.

— С какой стати? И зачем тебе мое доверие?

— Я, пожалуй, присяду. Что-то это пойло мне в ноги ударило. Так вот, — я устроился на ковре, — ты видишь во мне кровожадного и безжалостного убийцу. А если это не вполне соответствует действительности? Если хочешь, могу рассказать свою историю.

Альфред задумался. Он все еще ничего не понимал, но, кажется, немного расслабился. Оружие-то было у него, так что он мог считать себя немного защищенным.

— Ладно. Говори, я слушаю, — по-прежнему настороженно произнес он.

И я рассказал. Рассказал все, начиная с того момента, как пошел гулять в лес. Во время моего повествования на лице странника отразилось много противоречивых эмоций. Он слушал, не разу не перебив. Через полчаса я снова наполнил стакан и сделал значительный глоток. Снова пройдясь по воспоминаниям, я погрузился в тоскливую задумчивость.

— Так, значит, — медленно произнес Альфред, — ты не кочевник... Как же ты тут живешь?

— Не знаю. Но живу, вот уже два месяца. Я до сих пор боюсь их, но у меня нет другого выхода. Когда мы отправились в Три Сосны, мне приходила в голову мысль о побеге. Но что бы стало с жителями деревни? Этот подонок Тамур устроил бы там такую резню, что не осталось бы никого. Я не смог уберечь всех жителей. Но, хотя бы...

Я не договорил. Мне было невыносимо снова успокаивать себя самому. Именно тогда я понял, как мне одиноко.

— И я не знаю, что будет завтра, что мне вообще делать.

— Ты очень рисковал, сдерживая их, — сказал Альфред. Он вопросительно посмотрел на бутыль. — Можно? А то пересохло в горле.

— Да-да, конечно, — я налил ему. Мы молча выпили.

— Знаешь, Альфред, я не должен, наверное, сваливать на тебя свои проблемы. Да и держать тебя здесь. Но я не знаю, как тебе выбраться отсюда.

— А под каким видом я могу здесь остаться? — неожиданно спросил странник, допив свою брагу.

— Ну... Они, верно, решили, что я держу тебя, как слугу... Ты уж извини, это не моя идея.

— Может, если ты возьмешь меня с собой в следующий поход, мне удастся убежать?

— Не уверен. С тебя точно не спустят глаз.

— Ладно, — Альфред сам налил нам еще по стакану. Потом долго смотрел на мутную жидкость, перед тем как выпить. Наконец, странник встал и решительно поднял свой стакан. — Я верю тебе, Иоганн. Я не могу сказать, что одобряю все твои действия. Но, так или иначе, я обязан тебе жизнью. Так же, как и те жители Трех Сосен, которые сейчас здравствуют.

— Хоть и поминают меня не самыми лучшими словами.

— Главное, что должно быть в воине, — чистые помыслы. Итак, я предлагаю тебе свою дружбу, — Альфред протянул руку со стаканом в мою сторону.

— Я принимаю ее с радостью, — сказал я. Мы ударили стаканом о стакан и выпили до дна. Тут же схватились друг за друга, чтобы не упасть. Осторожно сев, Альфред продолжил:

— Мы придумаем что-нибудь. Я считаю, что тебе, как и мне, не место среди них. Надо уходить вместе. Как, пока не знаю. Что-нибудь, да придумаем.

Глава 5

Солнце уже вынырнуло из-за горизонта, освещая пробуждающийся лагерь. Я стоял у выхода из своей палатки, глядел на набиравшее силу светило, и на душе у меня было легко и спокойно. Уже полтора месяца прошло с моей встречи с Альфредом. Многое изменилось, многое встало на свои места. Конечно, в моей памяти еще сохранилось воспоминание о нападении на деревню. Временами, когда я оставался один, я ловил себя на том, что вновь и вновь в моей голове прокручиваются события того дня. Вновь я с мучениями вспоминал и погибших жителей, и презрение в глазах старосты.

За полтора месяца еще трижды я водил бойцов в походы. Старейшина Нач больше не давал мне советов, но, похоже, кое-чем он мне помог. Дело в том, что больше со мной не ходили отряды Тамура и Квиза. Передо мной снова ставили задачу добыть провиант. Я строго объяснял бойцам их действия, и мне удалось покинуть три маленькие деревеньки, не оставляя жертв. Конечно, некоторые крестьяне пытались сопротивляться, а в двух деревнях даже попалось несколько солдат барона. Но все обходилось малой кровью. Те, кто давал отпор, теряли зубы, получали порезы и ссадины. Но они оставались живы. Я понимал, что выше своей головы мне не прыгнуть и удержать бойцов от насилия полностью не получится. Так что, как мне думалось, свою цель я выполнял удовлетворительно.

Альфред, к которому среди кочевников намертво приклеился статус моего слуги, всегда сопровождал меня. Ему так и не удалось сбежать: слишком много глаз смотрели на него. Но он не унывал и нашел себе пока другую задачу. Как бывший военный, он обладал большим опытом, чем я. Усвоив уроки Маклая и пользуясь подсказками Альфреда, мне удавалось проводить все походы быстро и четко. И даже пополнять запасы лагеря. Молодые бойцы, которыми я командовал, все еще рвались в бой. Но им хватало развлечения, когда они пугали крестьян боевыми криками и клацаньем оружия. Я надеялся, что этим они будут ограничиваться и впредь.

В лагере я не слышал особых похвал в свой адрес, никто не возносил меня до небес. Многим кочевникам все еще были непонятны мои бескровные методы. Но в целом меня принимали как полноправного вожака. Оркский предводитель Квиз вел себя со мной холодно и сдержанно, терпеливо дожидаясь, когда ему представится возможность увидеть меня в настоящем бою. Он не говорил лишнего, не хвалил, не оскорблял. Прочие орки изредка пытались как-нибудь раззадорить меня, вызвать на поединок или просто подраться. Я был готов, благо Маклай продолжал тренировать меня. Навыки, которые я получил, были, конечно, незначительны по сравнению с мастерством Маклая или Альфреда. Но то, чему я научился, тоже кое-чего стоило.

Правда, до стычек так и не доходило. Квиз всегда останавливал своих бойцов. Он не был похож на других орков. Даже внешне казался менее страшным и уродливым. Бородавок на его землистой коже было меньше, а зубы, хоть и большие и выпирающие изо рта, были ровнее и, можно сказать, аккуратнее. По нраву Квиз был спокоен, рассудителен. Он умел гасить в себе редкие вспышки гнева или нетерпения, какими бы сильными они ни были. Наверное, поэтому он и стал вожаком.

Тамур тоже не проявлял признаков агрессии. Но я чувствовал, что при взгляде на меня он приходит в ярость. Тамур тоже ждал, но не как Квиз. Он ждал, когда я сделаю неосмотрительный промах, подставлюсь под удар. И Тамур был готов воспользоваться этим, припомнив мне и несостоявшуюся резню в Трех Соснах, и побои, которые я устроил ему на глазах у бойцов. Я затруднялся понять, что помешало ему отплатить мне за унижение сразу после набега. Может, слишком велика была его привязанность к традициям, и меня спасло ожерелье? Или что-то другое, до конца мне было непонятно. Тамур ненавидел меня, это было ясно. Тем не менее в драку он не лез.

Шло время, все в лагере становилось привычным. Я еще больше окреп, в седле сидел так, будто учился этому с детства. Появился сильный загар, лицо сильно обветрилось. В тот год лето пришло быстро, а я проводил под ярким солнцем большую часть времени. И меня уже трудно было отличить от других кочевников.

Однажды в лагерь вернулся один из разведчиков, который относительно хорошо понимал мой родной язык (на котором я уже не мог говорить без пугающего выговора). Ему удалось подслушать разговор двух крестьян, далеко ушедших от своей деревни со своим стадом. Худо-бедно разведчик разобрал их беседу. И, к своему удивлению, я понял, что говорили эти крестьяне обо мне. Точнее, о вожаке варваров, который недавно объявился в окрестностях. Он, то есть я, нападает на деревни, как смерч, пугая мирных жителей боевыми выкриками. Описывали меня крестьяне, естественно, неверно. Что поделать, вести, разносящиеся по деревням, похожи на облака. Они плывут от одного человека к другому, меняя свою форму, размер и суть.

Так, по описанию крестьян, я вытянулся в три человеческих роста, руки мои напоминают стволы вековых дубов. Еще я восседаю на неведомом животном, у которого вырываются языки пламени из ноздрей. Мне даже стало обидно за мою Стрелу. Единственное, что в описании крестьян соответствовало действительности, — это красная повязка на лбу с неведомой надписью. Эту повязку подарил мне Маклай в знак того, что он доволен моим усердием в учебе. На ней на языке кочевников было написано "Иоганн-Вожак".

Я долго думал, чем отблагодарить своего учителя. Ведь без его помощи и советов я и шагу не смог бы ступить. В конце концов, меня осенило. Я вспомнил одну веселенькую песню, которую часто пели в заведении господина Уильяма, и перевел ее. Маклай, который гордился своими познаниями в чужих языках, был безумно рад. Он тут же достал откуда-то глиняную флейту и начал подбирать к строчкам музыку.

А я все думал о словах разведчика. Вот как теперь я выгляжу в глазах крестьян! Я вспомнил разговор, который сам подслушал пару лет назад. Господин Уильям беседовал со своим родственником, приехавшим из Ручья, и слово за слово они заговорили обо мне.

— Славный этот парнишка, Иоганн, — говорил мой хозяин, прихлебывая из кружки. — Расторопный, исполнительный. А главное — безвредный. Не то что эти молодчики, которых в нашей Солнечной Поляне, как шишек на елке. Ничего не украдет, дерзости не скажет. И никаких от него сюрпризов.

Мне льстило такое отношение господина Уильяма. И вот как все повернулось. Безвредный человек, от которого никаких сюрпризов, превратился в смерч, который налетает на деревни на своем неведомом животном, сея разгром и хаос.

В последние дни я часто обдумывал эту перемену, прикидывая, мог ли я что-то изменить. Но скоро мне предстояло получить пищу для совсем других размышлений. Ведь разведчик принес и другие вести, которые касались не только меня.

* * *

Как раз в тот теплый денек, когда я любовался восходящим солнцем, ко мне неожиданно подошел Тарик. Толмач Тамура был внешне спокоен, но я видел по его глазам, что он взволнован. С тех пор, как совет старейшин приговорил меня к роли вожака, мы почти не разговаривали с Тариком.

— Приветствую, молодой воин, — сказал толмач. — Как настроение?

— Нормально, — я посмотрел на Тарика. Определенно этот человек был чем-то встревожен. Большинство кочевников не скрывают своих эмоций, даже наоборот, они их выплескивают наружу. Тарик был не из таких, но полностью казаться спокойным ему не удавалось. — А как дела у тебя? Что-то случилось?

— Случилось? Нет-нет. Старейшины собирают весь лагерь. К вечеру надо быть в их шатре.

— Ясно. Что, снова в поход за провизией?

— Не терпится еще раз повести за собой бойцов? — Тарик улыбнулся. — Все не так плохо, как казалось, правда? Ты — полноправный вожак, и бойцы уважают тебя, молодой воин.

— Да. Не так уж много времени прошло. А все изменилось, да как круто.

— Я рад, что ты смог ужиться здесь. И, — Тарик понизил голос, — мне жаль, что великий воин Тамур не может смириться с тем, что Символ Власти не достался ему. Что поделать, он еще молод и чересчур горяч. Я его учил быть терпеливым и мудрым. Может, когда-нибудь он сможет усвоить, что без этого нельзя стать настоящим вожаком.

Я саркастически посмотрел на Тарика. Мне казалось, что та часть мозга, которая делает человека терпеливым и мудрым, в голове Тамура не была предусмотрена природой.

— Я вижу, ты относишься к нему с неприязнью, молодой воин. Это твое дело, я не могу осудить или переубедить тебя.

С этими словами толмач пошел своей дорогой. Я смотрел ему вслед и думал: какие чувства испытывает учитель, видя, что его ученик не желает усвоить полезных наставлений? Тарик был умен, а его подопечный (он же, правда, и хозяин) Тамур, похоже, признавал только свои амбиции и неистовую жестокость.

— Командир! — послышалось сзади. Я обернулся и увидел спешившего ко мне Лодана. — Командир, старейшины собирают совет.

— Я знаю, Лодан.

— Хозяин Маклай у старейшины Нача. Они говорят, что владыка этих земель будет воевать. Это пока тайна, но старейшина Нач хочет видеть тебя, командир. Он хочет говорить с тобой и с хозяином Маклаем.

* * *

Старейшина Нач жил в добротной палатке, устланной искусно расшитыми коврами и заваленной богатыми трофеями прошлых сражений. Он сидел, скрестив ноги и держа спину необычайно прямо. Я уже упоминал, что, несмотря на свой возраст, старейшина Нач был крепок и силен. Маклай рассказывал, что в свое время этот длинноволосый старик был одним из самых великих вожаков, которых помнила история племени.

— А, молодой воин Иоганн! — дружелюбно сказал старейшина, когда я вошел в палатку. — Садись. Мы с твоим учителем Маклаем ждали тебя.

Я сел. Маклай слегка повернул голову ко мне. В присутствии старейшины он почтительно сохранял молчание и серьезность. Поэтому мне он ничего не сказал, только слегка подмигнул.

— До того, как мы соберем всех в лагере, — заговорил Старейшина Нач, — я хочу переговорить с вами двумя. Мои собратья старейшины решили поделиться новостями со всеми тремя вожаками, чтобы к общему совету уже появились какие-нибудь мысли. Итак, барон, из чьих земель ты родом, Иоганн, собрал войско. Оно полностью готово к сражению. Раньше мы не придавали этому значения. Но теперь, когда наш разведчик рассказал о том, что видел, мы не можем отмахиваться от правды. Барон пойдет войной на кого-то из своих соседей. Кто-нибудь из нашего лагеря решит, что мы сможем тут поживиться, нападая исподтишка. Возможно, но я не думаю, что это будет так легко. В прошлые времена мне доводилось видеть междоусобицы, которые устраивали местные владыки. Тогда армии были меньше, они были плохо подготовлены. Теперь же барон собрал поистине сильное войско. Около двух месяцев назад разведчики видели только тяжеловооруженных солдат. Теперь там есть и более подвижные силы. Значит, если они захотят, то смогут настигнуть нас. Наших бойцов может не хватить, чтобы отбиться. Что ты думаешь, Иоганн? Как следует поступить?