Получив в качестве чудесного лотерейного выигрыша заветную университетскую стипендию Лиза пребывала на седьмом небе от счастья.
Но прорваться 15-цатилетней талантливой самоучке из захолустья без экзаменов в столичный ВУЗ — было только половиной дела. В её родном захудалом городке ополчение местной самообороны худо-бедно как-то удерживало оборону внешнего периметра и обеспечивало относительную безопасность жителям. Но за вожделенными знаниями требовалось каждый день отправляться в столицу, ибо общежитием приезжих не обеспечивали. Ехать предстояло через полосу ничейной земли, дикое поле, где не было иной власти, кроме бандитской. И хотя до Москвы было не так уж и далеко, но в нынешней жизни расстояния определялись ни километрами и минутами, а степенью риска...
На их курсе Лиза была единственной провинциалкой и лишь каким-то чудом ей удалось не только выжить, но даже закончить курс с красным дипломом. Оказалось, это ничего не значит, ибо выяснилось, что все хорошие места давно заняты. Отличницу распределили в провинцию, в Екатеринбург — третьим помощником прокурора. На должности Елизавета продержалась аж 16 месяцев, установив местный рекорд, и уцелела только благодаря полученному ранению в стычке с преступниками. На самом деле она должна была умереть — врачи лишь чудом вытащили её с того света.
Но так как работа её получила самые высокие оценки руководства, то после излечения перспективную сотрудницу решили не отправлять снова в такое же захолустье на почти верную гибель, а предложили гораздо более уютное местечко. Правда для этого выпускнице факультета правоведения пришлось согласиться на вакансию дознаватели полиции. Это было понижение. И всё равно, для человека столь низкого происхождения перевод сюда в Приморск, — куда приезжали на отдых аж из самой Москвы, — выглядел сказочным выигрышем.
Можно сказать, что переехав сюда, Ласточкина начала свою жизнь после смерти. Так это ощущалось. Эта жизнь после смерти действительно существует. Она даже не знала, сойдет ли ей с рук этот переезд "не по рангу". Это по-прежнему было глухое место во всех отношениях. Но здесь ей стало чуть комфортнее, а главное интереснее жить. В дневнике она записала: "Меня встретило много зависти и ненависти со стороны коллег, у меня много долгов и ни одного друга, но несчастной меня уже не назвать". Я встречала людей без цели, но я не из них. У меня появилось чувство "Здесь я могу выстрелить.... Хорошее чувство".
Впрочем и счастливым человеком её тоже долго нельзя было назвать, ведь она по-прежнему была одинока... Впрочем, со временем в её жизни появились и положительные моменты — кое-какое скромное вознаграждение и эрзац-счастье за годы напряжённой пахоты и риска, брошенные на алтарь карьеры...
Глава 8
Вспомнив чему её учили в универе, своё дознание Елизавета Ласточкина начала с поиска и опроса возможных свидетелей. Её служебный жилет ярко-красного цвета представителя власти вызывал почтительный страх у гражданских. Никто не осмеливался отказываться отвечать на вопросы молоденькой дознавательницы. И всё же результат оказался почти нулевым, — как и следовало ожидать никто из опрошенных ничего не видел и не слышал.
Лишь один человек был не против поделиться некими наблюдениями. В Приморске все её звали "мадам-блогерша", по имени же отчеству никогда. Своим вызывающе-свободным поведением и внешним видом Мадам будто провоцировала довольно консервативное городское общество на очередной скандал. Например, пожилая леди никогда не выходила на улицу ненакрашенной и по части макияжа могла преподать мастер-класс любой юной моднице, что на взгляд городских блюстителей морали выглядело скандальным, моралистки и моралистки постоянно судачили между собой, что для своих лет "бабуля" слишком злоупотребляет косметикой. А Мадам было до лампочки то, что о ней думают и говорят.
Не менее экстравагантны были её причёски и шляпки, как и в целом наряды. Например, сегодня при встрече с Ласточкиной на мадам-блогерше было надето то ли платье, то ли пончо — очень свободного кроя, зелёного цвета, украшенное восточным орнаментом. Наряд напоминал то ли переделанное под платье трофейное знамя басмачей, то ли купленное на восточном базаре экзотическое покрывало, то ли ковёр, с вырезами для головы и рук.
Большинство горожан толком и не знало, что означает это странное слово "блогерша". Вроде болтушка или сплетница, как говорили когда-то очень давно?
Мадам сама завела разговор с Елизаветой, уверяя, что могла бы помочь следствию. И чтобы их не подслушали, буквально затащила младшего лейтенанта к себе.
Дом её уже лет сорок как требовал капитального ремонта и был наполнен всяким полуантикварным хламом времён "царя гороха", то бишь легендарного президента Владимира Владимировича Путлера I и первой русско-турецкой-японской или русско-украинской войны.
Хозяйка дома, а это была бодрая старуха, хотя назвать так ещё полную сил и кокетства 49-летнюю женщину у Лизы просто язык не поворачивался, ведь её сухопарой фигуре и осиной талии позавидовали бы и многие молодые. Так вот, хозяйка с уверенным видом принялась рассуждать о том, что всего один толковый свидетель подчас способен помочь полиции раскрыть даже самое запутанное преступление.
При этом Мадам успела переодеться и выглядела даже более эффектно и экстравагантно, чем полчаса назад на улице, когда они только встретились с Ласточкиной. Тут надо заметить, что, не смотря на общегосударственный запрет носить простым людям одежду "императорского колера", дозволенного лишь главе государства, мадам-блогерша плевать хотела на все указы. Она легко позволяла себе нарушать любое табу, щеголяя даже в общественных местах в нарядах и шляпках пурпурного цвета. Вот и сейчас на ней был халат, напоминающий тогу Цезаря. В полиции на пожилую модницу накопилось штрафов почти на сто тысяч кредитобаллов, но закоренелой нарушительнице на это было наплевать. Как наплевать на тех, кто её критикует. Вместо того, чтобы не наживать себе потенциальных врагов и не злить стукачей, неисправимая анархистка не скупилась на бритвенно острые характеристики в адрес соседей и даже руководства города. Хорошо ещё что Чича питал к возмутительнице общественного спокойствия что-то вроде снисходительной симпатии, то есть, относился к ней как к городской сумасшедшей и местной достопримечательности. И не давал хода доносам.
Мадам и вправду была забавная особа. Усадив гостью у себя на тесной кухоньке, она налила Елизавете чашку травяного чая. Сама же сунула себе в рот папиросу. Она просто обожала эту старомодную привычку, и так как курево не продавалось в магазинах, то сама выращивала табак на приусадебном участке и крутила для себя самокрутки.
С загадочным и многозначительным видом пожилая леди повторила, что у неё есть для полиции важная информация. И она готова поделиться со следствием своими ценными сведениями. Но учитывая, что ей скоро стукнет полтинник, естественно, не задаром, а в обмен на выдачу ей государственной лицензии на продление жизни сроком на пять дополнительных лет. Ничего крамольного в своём предложении Мадам не усматривала, она же искренне желает помочь органам правопорядка, просто, как деловой человек, предлагает сделку.
Мадам надеялась, что барышня клюнет на наживку, чтобы начать торговлю. К её великому разочарованию гостья ответила, что ей необходимо посоветоваться со своим руководством, ибо она не уполномочена давать таких обещаний. На самом деле Ласточкина не обрадовалась такому свидетелю. Веры блогерше не было никакой. Мадам пользовалась не лучшей репутацией, к тому же очень скоро ей действительно стукнет пятьдесят, а в такой ситуации человек способен на любую хитрость, лишь бы оттянуть свою отправку в "Дом счастья".
С другой стороны, забавная особа не могла не вызывать сочувствия и симпатии. Смутная догадка, что в законе о стариках что-то прописано не так, давно завелась в голове Ласточкиной. Из-за "Титанового занавеса" просачивались слухи будто за границей научились продлевать полноценную жизнь своим старикам на много десятилетий и никого не ущемляют в естественном праве радоваться солнцу и снегу, сколько тебе отпущено природой... Хотя скорей всего это враньё — вражеская пропаганда старается (хотя проверить это было невозможно, ведь из страны почти никого не выпускали). Зато государственное телевидение чуть ли не ежедневно уверяло, что западное общество стремительно деградирует, вымирает, и очень скоро россиянам без всякой глобальной войны достанется их территория со всем полезным и ценным. Большинству соотечественников нравилось вверить, что живут они в лучшем обществе на Земле. Да и опасно было сомневаться.
Глава 9
В пять вечера Елизавета заехала в городской морг. Вообще-то он имел статус не городского, а областного. И именовался важно: "бюро судмедэкспертизы". С этими территориальными делениями в России давно была большая путаница. Это только на бумаге в их почти опустевшей ещё при "царе Горохе" губернии числились десятки городков, посёлков и деревушек, в которых работали сотни госслужащих, имелись свои мэры, губернатор и министры, больницы, соцслужбы, на деле же на сотни километров вокруг Приморска лежала почти пустыня с городами-призраками. Зато оставшиеся при должностях чиновники получали не только положенные им зарплаты и премии, неслыханно жировали с армии "мёртвых душ". Вымерший народ и тысячи не существующих работников сказочно обогащали кучку современных Хлестаковых, которые получали за не существующих в природе людей миллионы кредитобаллов, ампулы бесценных прививок и прочие лекарства, продуктовые и вещевые пайки. Полученное добро успешно сбывалось на "чёрном" рынке. Это был очень выгодный теневой бизнес, сливки с которого, естественно, снимало верхнее губернское руководство.
Чиновничье-партийной номенклатуре вообще чуть ли не единственным вольготно жилось даже вдали от столицы. Государство заботилось о выживании "слуг народа" на "токсичной" территории. И не просто заботилось о выживании, а разрешало "государевым слугам" жить на свете гораздо дольше, чем рядовым гражданам — от 60 до 150 лет, в зависимости от ранга чиновника (для губернаторов и крупных силовиков верхней планки не существовало). Для этого Госдумой в закрытом чтении были когда-то приняты специальные подзаконы.
Таким образом, благодаря особому положению "живого" городка на фактически мёртвой территории, Приморск мог "похвастаться" собственным Бюро судмедэкспертизы, оборудованным вместительным холодильником, рассчитанным на длительное хранение несколько сотен трупов (на случай чрезвычайной ситуации, к примеру контртеррористической операции. Когда потребуется установить личности убитых бунтовщиков, чтобы привлечь к ответственности всех родственников преступников, что могло занять время), и оснащённым достаточно современной компьютеризированной автоматической системой всего полувековой давности.
Глава 10
Размещался морг на минус третьем этаже городской больницы. Ни смрада разложения, ни даже специфического запаха мертвецкой здесь не чувствовались, зато пахло эфирными маслами экзотических растений, тихо звучала органная музыка — хозяин всего этого хозяйства увлекался эзотерикой. Работы у него почти не было в их тихом городишке, что предоставляло патологоанатому массу свободного времени для занятий йогой и прочими восточными практиками.
Ласточкина тихо постучала в дверь кабинета, и так как ей не ответили, осторожно толкнула дверь от себя. Хозяин сидел на расстеленной на полу циновке в позе лотоса и медитировал. В воздухе перед ним неподвижно зависла созданная стареньким 7-D лазерно-плазменным проектором стереоэффектная голограмма Будды.
— Кхе, кхе, я дико извиняюсь, Фёдор, это Елизавета Ласточкина...Ещё раз приношу тысяча извинений, — шёпотом позвала гостья. Ей пришлось дважды заявить о себе, прежде чем веки погружённого в глубокий транс мужчины дрогнули, и он медленно открыл глаза.
Хозяин кабинета внешне не выказал ни малейшего неудовольствия тем, что его выдернули из астральных путешествий. Он был само спокойствие. Вот только голографическая проекции Будды с его умиротворением и лёгкой полуулыбкой великой мудрости на губах исчезла. Вместо него материализовалась фигура кровожадной богини Кали с двумя оторванными человеческими головами в одной из пар рук. Синяя рожа Кали выражала ярость и коварство. А ведь, как следует из индийской мифологии, гнев Кали настолько ужасен, что грозит неосторожно задевшему её чем-то человеку самыми роковыми последствиями.
— Кажется я не вовремя, — Елизавета вздохнула и виновато опустила глаза в пол.
— Ладно, не вините себя, — проявил великодушие медик; и ухмыльнулся: — Вас же привёл в мои владения, как я понимаю, не личный интерес, а исключительно служебная необходимость. Хотя жаль...я бы предпочёл первое.
Это был долговязый блондин, глистообразный, ироничный, где-то острый на язык циник, где-то умница и настоящий профессионал, где-то добряк, шалопай и любитель вкусно пожить и выпить (причём нередко в служебное время).
Из кабинета они отправились в прозекторскую. Причём первой в коридор выскочила порождённая бытовым дизайн-проектором синерожая Кали. Она кралась по коридору шагах в пяти впереди людей и вела себя так, словно вышла на охоту за новыми головами. На скользком линолеуме хищной индианке захотелось пошлёпать босиком по полу, и она пустилась в припляс, позвякивая ножными браслетами. Широкобёдрая, пышнотелая танцунья извивалась всем телом будто змея, и потряхивала себе в такт окровавленными головами, словно кастаньетами или мохнатыми помпонами (навроде тех, которыми девицы из фан-клубов поддержки заполняют паузы на спортивных матчах). При это мифологическая индианка то и дело оглядывалась на идущих следом людей, скалила им белоснежные острые зубы, кривлялась и манила за собой свободными от трофеев руками.
Возле двери с табличкой "Патологоанатомический зал" сознание Елизаветы "автоматически" приготовилось увидеть привычную по прошлой работе в провинции картину: с полдюжины беспомощных в своей наготе тел и хищные холодные ножницы с хрустом режут ещё не остывшие позвонки, рёбра, кишки, мозги, железы. Перед глазами её стояла помутневшая мякоть...А, в обще всё почти как при разборке бытового прибора: любую "запчать" можно узнать, если приходилось заглядывать в анатомический атлас. Вон печень. А это похоже на "патрубок" сердечно-лёгочной аорты. Прощальная, искажённая обычно насильственной смертью логичность конструкции, куда по идее должна была при рождении быть всажена душа... Впрочем, посторонние мысли обычно посещали Ласточкину лишь когда её мозг не был занят работой... Душа, мысли о конечности бытия: "сегодня он, завтра она, послезавтра — я..." — всё это отвлечённая, непрактичная любознательность, философское сапокопание, которые могут себе позволить люди свободных профессий, но не сотрудник "органов".
Однако на этот раз за дверью анатомички Лизу ожидала стерильная пустота. Ворвавшаяся прежде людей богиня смерти и ужаса подбежала к единственному (и пока пустующему) прозекторскому столу, будто на правах хозяйки запрыгнула на него и продолжила танцевать и кривляться. Она была вся как налита ртутью — извивалась, дрыгалась, поочерёдно поднимая согнутые в коленях ноги, звенела десятками браслетов и волнообразно колыхала всеми четырьмя руками. Фёдор снисходительно не реагировал. Елизавету же вся эта суета перед глазами отвлекала от дела и мешала думать.
