Колонист

— Эээ...

— Вот тебе и "Э"! Хорошо я первым того мужика затолкала — догадалась, что на него тебе, если что, мягче падать будет. Потом тебя, а потом сама полезла. Тоже мало приятного, знаешь: ползешь, упираясь в стенки ногами и руками, чтобы не рухнуть. Что внизу — не известно. И, если что, то обратно наверх у меня уже сил вылезти не будет. Не говоря о том, чтобы вас обратно вытащить...

— Ну, ведь закончилось нормально все?

— Хм. Закончилось, да. Только не так, как ты планировал. Застряли вы в пробке мусорной. — Леля помрачнела, вспоминая нелегкие минуты. — А я ведь чуть не завыла, когда до вас спустилась. Два мужика, вокруг стены сплошные, выход неизвестно где наверху... Минутку себя жалела, а потом начала стену резать из монтажника. Опять же, не будь на нас всех респираторов, там бы все и задохнулись.

— Сурово, — представив себе, как все это было, и что бы я чувствовал на ее месте, мне стало как— то не по себе. — Потом ты и нас вытащила, да?

— Размечтался! Тебя бы я, может быть, еще бы и вытянула. И то не факт. В общем, я вас там оставила. Отдыхать в мусорке. К тому же вы такие спокойные были. — Леля хихикнула. — А сама полезла искать выход, чтобы подмогу привести. Собственно, дальше уже не так интересно. Пока я осторожно ползала по зданию, в поисках безопасного выхода, спецназовцы прочухались и прислали кавалерию.

Я, вспомнив, приказ главного одному из своих бойцов, уточнил:

— Это не они прочухались, а один из бойцов все же выбрался за пределы глушилки и связался со своими.

— Да? Ну не важно. В общем, приехали, оперативно кого постреляли, кого так упаковали, а потом пробились на этаж с мусоропроводом, где ты с их главным в отрубе лежал, проделали в нем еще одну дыру и вытащили вас оттуда.

— А ты?

— А я вместе с вами была.

— Эээ... Зачем?

— А ты сам подумай: приехали, объявили по громкой связи, что идет военная операция и что кто не сдастся, будет немедленно ликвидирован. А потом элементарно начали расстреливать здание. Брр... Как вспомню, так вздрогну. Ужас! Пули, которые пробивают здание насквозь! В общем, я решила, что лучше я с вами посижу — если они приехали, за тем мужиком, что с тобой там был, то стрелять по нему точно не будут. К тому же не забывай — я тогда говорить не могла. Только представь, из здания, навстречу нашим бравым военным, выскакивает девочка и молча бежит к ним. Причем на окрики не реагирует, а только руками размахивает. Ты бы так рискнул? Я — нет.

Я откинулся на подушку, заново проигрывая всю ситуацию. Смог бы я поступить в такой ситуации лучше? Не знаю. А вообще сестренка — молодец! Не растерялась, не отчаялась. Если бы не она, то еще не известно, как бы повернулась ситуация. Потом выдохнул и сказал:

— Какая же ты, у меня все— таки молодец!

Рот у Лели расплылся до ушей:

— Ты еще меня на руках носить должен будешь, когда узнаешь, что я всю твою инфу к себе сбросила.

— К себе? Стоп, погоди, какую еще инфу?!

— Ну, я там у тебя немного прибралась. И попутно всю информацию с флешек и со всех миникомпов во всяких устройствах и к себе переписала — чтобы не пропало, если что. Я же знаю как ты, начинаешь сопеть, когда теряешь какие— то настройки или файлы важные.

Я оцепенел. Леля, увидев мои округлившиеся глаза, взволнованно спросила:

— Что, еще что— то надо было переписать?

Я все так же тихо, почти шепотом, переспросил:

— Ты что, вообще ВСЮ инфу переписала?

— Ну да.

— И с флешки, такой, как черная небольшая пластинка?

— Ага, и с этого старья тоже. Только я так и не поняла, что там за протокол был — она тупо не давала доступ на чтение. Пришлось на низком уровне копировать. Я глянула одним глазком — какой— то мусор. Или, может, зашифровано просто — я разбираться не стала.

Я только и смог выговорить:

— Пипец...

— Да что случилось— то?

— Ты те самые злополучные планы скопировала...

Комната погрузилась в молчание. Потом я опомнился:

— А ты уверена, что в этой комнате ничего не пишется?

Леля оглянулась по сторонам:

— Да не должно вроде. Это же палата— стационар. Тут если и пишут, то только биометрию и то, нужно быть подключенным к ней.

Я облегченно выдохнул:

— Да? Ну тогда ладно. Ты только не пугай так больше, ладно?

А потом мы с сестрой просто сидели и вспоминали. Кто что делал, и что с нами происходило за прошедшую (всего— то!) неделю. А по насыщенности событиями, так кажется, что и целый год прошел. И это при том, что и до этого жизнь, а точнее выживание, были у нас не из легких — событий и хороших, и плохих, хватало и до этого.

Так мы и просидели несколько часов, то разговаривая, то смеясь, то хмурясь, а иногда и просто молча. На вопрос: "а что, за нами так никто и не придет?", Леля только рукой махнула:

— У них там пока свои разборки. Тот мужик, что с тобой был, почему— то сначала хочет лично с тобой поговорить, но пока, видимо, занят очень. За нами тут пока медсестра, да дежурный врач приглядывают.

— Странно, а я думал тут у военных все как— то строже должно быть что ли...

— Может в других корпусах и другие порядки, только мы сейчас с тобой в социальном корпусе.

— То есть?

— Так сначала, когда нас только— только привезли, над нами сначала как над членами совета тряслись: меня вообще сразу же в автоклав сунули — рот лечить. Я даже боюсь думать, сколько стоит такая операция: разложить и вывести клеевую структуру при помощи нанодизассемблеров, а потом еще и залатать зубы, губы и десны. Очень уж им хотелось от единственного человека, что в сознании был, услышать, что же там происходило.

— Так радоваться надо — халява же!

Леля вздохнула:

— Халява, то халява... Только ведь они не для меня старались — вон и руками даже не занимались, — она махнула одной из своих забинтованных ладоней и замолчала.

Я тоже промолчал. Да и что тут говорить? Так и сидели. Пока Леля не подскочила:

— Ладно, я пойду, белому камню поклонюсь — а то с этими бандитами наголодалась. А есть мне пока не разрешают — зубы могу повредить. Бульонами поят. Приходится каждые несколько часов в комнату раздумий бегать. Не скуачй!

С этими словами Леля выскочила из палаты и в дверях столкнулась с Виктором Дементьевичем.

— Ой!

— Так девушка, вы, действительно, погуляйте пока, а мне надо переговорить с этим молодым человеком.

Он обернулся и приказал сопровождающим:

— Стойте здесь и никого не пускайте!

Я молча глядел, на то, как он заходит в палату, закрывает дверь и усаживается на соседнюю койку:

— Ну что, молодой человек, задал ты мне головоломку.

Я молчал. Он внимательно изучал меня, что— то тщательно обдумывая в своей голове.

— Ничего сказать не хочешь?

— А что я могу сказать? Как вы решите, так и будет.

Главный усмехнулся:

— Верно думаешь. Только ведь я еще ничего не решил. — потом он, видимо, приняв для себя какое— то решение, сказал: — короче, есть одна небольшая проблема. И сейчас мы ее с тобой решим.

Я подобрался на кровати:

— Нет человека — нет проблемы?

Главный усмехнулся:

— Ну что ты, я ж не людоед какой, с детьми воевать. Успокойся, ничего с ни с тобой, ни с твоей сестрой не будет. А вот что с вами дальше делать — вот это вопрос. Никто вас теперь из поля зрения не выпустит — уж больно близко с государственной тайной вы терлись. Так что сам понимаешь, просто так отпустить мы вас не можем. Да и куда вы пойдете? Снова бомжевать, вещи воровать?

— Мы никогда не воровали!

— Ну да, я знаю: "оно просто лежало", слышал уже. Ладно, не ерепенься, слежку за вами устраивать никто не хочет, да и в приют сдавать тоже — не тот там уровень контроля. Можно, конечно, в колонию для проблемных подростков вас определить, мне так и советовали, кстати. Но тут еще два соображения мешают.

Видимо, Виктор Дементьевич, просто рассуждал вслух, чтобы озвучить свои сомнения и придти к окончательному решению.

— Во— первых, вы, как— никак, спасли мне жизнь. А такие долги я забывать не привык. А во— вторых, — главный задрал рукав пиджака и показал коммуникатор. — Узнаешь? Я ведь тогда купился на твою наглость. Мол, надо же, какой— то салабон, а в технике разбирается на уровне спеца, да еще и с выдумкой. И бандитов укоротил, и боевой лазер из подручных средств собрал... В общем захотелось и мне как— то тебя обыграть. Повел себя как точно такой же салага.

Я недоуменно смотрел на то на него, то на коммуникатор.

— Не понимаешь?

Я помотал головой.

— Ну хоть что— то. А то я думал, что ты видел, что я делал и тихонько про себя ржал. Ладно, в общем, дело такое: тогда, в здании, коммуникатор тебя упорно не признавал за правомочного владельца, мол, уровень доступа у тебя не тот и вообще ты не пойми кто. Так я твою биометрику временно занес в офицерское сословие — есть у меня такое право, внеочередное звание присваивать в боевых условиях. Заявка потом, конечно, рассматривается комиссией, плюс еще аттестация самого кандидата на повышение... Но ты— то вообще никто! Я потом планировал заявку отменить, но меня оглушило и сделать это вовремя я не успел. А когда нас вывезли, коммуникатор установил связь со штабным сервером и скинул туда эту заявку. И теперь ее уже не удалить!

— А я— то, что могу сделать?

— Ты? А вот это мы с тобой сейчас и решим. Офицерское сословие тебе, конечно, не светит, но варианты, все же есть. Пока не истек двух недельный срок до рассмотрения, я могу заявку корректировать.

— И какие у меня варианты?

— Собственно, вариантов у тебя не так много. Особенно если учитывать, что за вами теперь присмотр нужен. Я могу оформить заявку на твое поступление в кадетский лицей — там ты и под присмотром будешь и может быть, если повезет, выслужиться и до офицера.

Я, стараясь не выдать свои чувства, спросил:

— А еще варианты есть? Ну просто, чтобы знать, из чего выбираю?

Видимо, главный все же что— то понял по моему лицу, потому что в ответ я услышал:

— Что, не нравится военная карьера?

— Да нет, Мне бы, что— то, чтобы я с сестрой вместе был. Нас же только двое и осталось. Кадетов, насколько я понимаю, вообще отдельно селят в общежитие и с режимом там очень строго. А сестру я одну не оставлю.

— Гм. Понятно. Ладно. Есть и второй вариант. Я могу протолкнуть тебя, с сестрой вместе, в колониальную программу: военное ведомство тоже в ней очень плотно участвует и своя табель о рангах там тоже есть. Пойдешь на комиссию, как кандидат в "колониальные офицеры". Тоже, считай, закрытое учреждение, и там вы точно постоянно будете под контролем. А дальше — как сами себя проявите. Можете всю жизнь просидеть на Земле, а может на "колонисте" через несколько лет улетите.

Я уставился в потолок. Космос. Иногда, правда, достаточно редко, я выбирался на верхние уровни улья и, если везло с погодой, смотрел на бездонное звездное небо... Пока человечество еще только топталось в солнечной системе: всего несколько постоянных баз на самообеспечении в разных уголках системы и гидроплантации на орбите Земли и Луны. Но оно уже начинало делать первые, робкие шаги, в направлении звездной экспансии.

В фантастике, конечно, описывались гигантские звездные империи, заселение многих миров, но реальность была куда прозаичнее: мы УЖЕ могли летать к другим звездам и заселять другие миры, но пока просто этого не делали. Потому что это было элементарно не выгодно. Все исследование космоса ограничивалось отправкой роботов— разведчиков в многолетние экспедиции в поисках приемлемых миров. Единственная, транс— звездная экспедиция с человеческим экипажем побывала пока только в ближайшей звездной системе альфа Центавра. И со времени этой экспедиции прошло уже более 80— ти лет.

— А что, "колониста" все— таки запускают? — спросил я.

Потому что это была достаточно спорная тема. Государственная программа колонизации насчитывала уже более сотни лет, но подавляющее большинство населения относилось к ней как к очередному мега— проекту, под прикрытием которого отмывались огромные суммы. И все потому, что никакой достоверной информации по этому проекту не было. Да, было несколько заводов на луне, которые, вроде бы, относились к этому проекту, да, там же у Луны работали орбитальные верфи, которые переодически осуществляли пуски роботов— разведчиков, да, где— то в системе висел крупный объект, которые многие считали межзвездным кораблем, но как реально обстояли дела — общественность не знала.

— А вот это ты узнаешь, только если попадешь в колониальную программу.

Перед внутренним взором снова встала картина бездонного звездного неба... И тут же в памяти всплыли разрушенные сектора, битва за то, чтобы прожить еще один день, непрекращающиеся разборки, постоянное выкручивание из разных проблем. А потом я решительно сказал:

— Мы будем колонистами.

Глава 4.

— Нет, я меня ты мог сначала спросить?

Сестра, видимо, решила воспользоваться тем, что нас еще долго никто не побеспокоит, и продолжала выяснение отношений. За стенкой мерно рокотал двигатель дирижабля— дисколета, который вез нас в "колониальный учебный центр". Полет, как нам объяснили, предстоял не близкий, а сопровождающих с нами не было. Нас элементарно посадили в маленький пассажирский кубрик грузового автоматического дисколета, который, вместе с грузами, заодно, вез в учебный центр и нас. Впереди было несколько суток непрерывного полета, так что деться от сестры я никуда не мог. Приходилось отбиваться:

— Рррр. Покусаю же! Сколько раз одно и то же можно объяснять? Вариантов не— бы— ло! Нас уже никуда не отпустили бы! Точнее были: в военное училище, в приют или за решетку. Оно тебе надо?

— А меня— то ты почему не спросил?

Я устало вздохнул:

— Ну не спросил. Каюсь. Посыпаю голову пеплом. Но чем тебе не нравится быть колонистом? Всяко лучше, чем бомжевать. Теперь у нас хоть какой— то статус официальный будет.

— Тебе серьезно интересно?

— Конечно.

— А почему же ты раньше не спросил?

— Ну блииин, Леля!

Сестра, судя по ее виду, совсем не сердилась, а проводила "воспитатльную беседу". Сидя на лежанке рядом со столиком у иллюминатора, она болтала ногами и смотрела наружу. Снаружи уже давно началась глушь — как нам пояснили, учебный центр был где— то в Сибири.

— Колонистом, значит, захотел быть?

— Ну... — Я не мог понять, куда она клонит.

— И веришь, что корабль запустят? — Леля повернулась ко мне лицом.

— Очень надеюсь на это. — Настороженно ответил я.

— И что мы полетим туда вместе?

— Конечно. А как еще— то?

— А ты не думал, чем будут заниматься женщины в этой самой колонии?

— Как это чем? Тем же чем и все остальные — колонию развивать.

— Дубина ты. Стоеросовая. — Леля вздохнула еще раз. — Рожать они там будут. Рожать. И чем больше — тем лучше. Не говоря о том, что оплодотворение будет, скорее всего, искусственным — чтобы гены поразнообразнее были.

— Блин. Что— то я об этом раньше не подумал... Что же ты сразу— то не сказала?

Леля с улыбкой смотрела на меня: