Финвэ рванулся назад, прикрыл дверь, успел вжаться всем телом в каменную нишу-шкаф. За дверью грохнуло, она качнулась и повисла на одной петле, в комнату потянуло едким дымом. Затем грохнуло снова, дверь сорвалась с петли и рухнула внутрь комнаты.

— Финвэ! Жив? Цел? Штаны надеть не забыл? — полуодетый Браун заглядывал в дверной проем. — Живо за мной, к истукану, тому — с восьмиствольным. Пропишем этой... — конец брауновской фразы заглушен залпом береговой батареи. По крутой узкой лестнице они выбрались на крышу казармы, истукан, вооруженный многоствольным турельным ракетометом, стоял на своем месте у кордегардии. Финвэ прыгнул на ходовой мостик истукана, занял место водителя, взялся за рычаги, Браун, гремя чудовищными словами, сдергивал чехол с ракетомета.

На поверхности Топи вздувались, наползая на берег огромные тяжелые валы, буро-маслянистые в осеннем блеске полной луны. Сияние Изумрудного Рога соперничало с этим холодным, золотым блеском. Устремленная к Рогу дамба порой почти скрывалась под волнующейся плотью Аваллонской Топи. Наползавшие на берег тяжеловесные валы, вытягивались в мерцающие мертвенно-зелеными огоньками ветвящиеся щупальца. Щупальца эти оплели приземистое здание казармы, вползали на батарею, подбираясь к штабелю огнеприпасов.

— Дави тех, что лезут к батарее. — скомандовал Браун. — А я помогу огоньком нашим в казарме .

Финвэ привел истукана в движение: под медными великаньими стопами загудела земля, следом за тем зачавкала липкая буро-зеленая масса, окруживший батарею лес щупалец затрепетал, словно терзаемый болью и страхом. Браун у ракетомета изрыгнул хриплую кощунственную мешанину с упоминанием интимных подробностей из биогафий и родословных Владыки Тьмы, Уины Купальщицы, Всеблагого Всевышнего, Странника и госпожи Аваллонской Топи. Финвэ оглянулся. Возле самого берега вздымался гигантский вал, за ним вспучивался другой — выше: маслено-бурая гора с кудреватым фосфоресцирующим гребнем. У дальнего конца дамбы трясина тужилась, рожая еще одно чудище. Батарея дала два залпа, но как-то растеряно, вразброд; и вот она уже захлеснута беснующимися исчадиями Топи.

— Жми на дамбу! — Браун оставил ракетомет и возился с запалом заложенного в чрево истукана фугаса.

Финвэ внутренне подобрался, развернул истукана, пустил его галопом, в минуту одолел половину дамбы; здесь пришлось сбавить аллюр — медные истуканьи ноги вязли в трясине. Накрыло почти у края дамбы. Нечеловеческая сила выдернула Финвэ из кресла, вознесла к льющему кроткий лунный свет небу. В лощине меж двух валов он увидел торчащие медные ноги. В клубке извивающихся щупалец Финвэ заскользил вниз и вперед к темному, изредка озаряемому багровыми вспышками берегу. Затем — тяжкие громовые удары, ярый вопль Аваллонской Топи. Близкий берег высветился кровавыми зарницами, на фоне луны медленно, как в кошмарном сне , закувыркалась вырванная с корнем из своего механического сустава истуканья нога. Хватка пеленающих тело Финвэ щупалец ослабла, они расползались в жидковатую слизь. Он пошел по колено в этой слизи к берегу, услышав дробный стук копыт, поднял голову, заметил в тени неблизкого леса теплые золотистые огоньки: в два этажа — один над другим.

* * *

— В сорочке родился ваш ротмистр, ребята. — плац-адьютант улыбнулся Джослину и Тофелле. — Надо же! Был на мостике взорванного истукана вместе с исполнившим свою последнюю волю Брауном и... Выбраться живым из разбушевавшейся Топи! И как разбушевавшейся?! Такого не запомню даже я. Чтоб Топь полезла в казармы, на артиллерийские позиции! Нет, положительно, над головой Гладиуса Финвэ... Не иначе как моления некоей прекрасной дамы достигли слуха Уины Заступницы. — адьютант подмигнул пажам. — Но об этом — молчок, ребята! Дальше Аваллона, конечно, как говорится, не пошлют, но... Обет служения прекрасным дамам, почтение к царствующему дому... Что-то я разболтался нынче. Итак, ваш ротмистр прокантуется с недельку в госпитале. И в каком госпитале! Ее Высочество принцесса Орхидея соизволение дала о преобразовании своего поезда в госпитальный. К нему прицепят спальные и кухмистерский фургоны, путешествующие с Орхидеей гимназисточки... Все таки этот Финвэ действительно счастливчик. Ну а вы эту неделю тоже погуляйте — без командира боевой свите нести строевую службу не положено. Как убить это время учить вас, полагаю, не надо. В Цветничок пажам дорога, конечно, заказана, ну а про то, что творится в задних комнатах таверен, знает только Божественная Уина Купальщица. Свободны. — старый служака снова улыбнулся пажам: пощрительно, они, отсалютовав, покинули кабинет, направились в казарму — собираться в нежданно-негаданно приваливший отпуск.

— Чего это он нам талдычил про моления прекрасной дамы и почтение к царствующему дому? — нарушил молчание Тофелла.

— Финвэ ротмистра получил через чин, по протекции Орхидеи. — отозвался Джослин. — Во время ее путешествия с девочками по Темзе что-то там стряслось с буксирным истуканом и он имел случай показать себя. Кстати, тогда его напарник тоже ... ну — исполнил свою последнюю волю. Можно было б подумать... Так ведь нет — я же сам видел как он гнал истукана по дамбе, сам я Финвэ выволакивал из трясины... потом — после того как Браун рванул истукана. И под Форностом, ребята рассказывали, его шарахнуло головой о камень — шлем снимали с кузнецами, хорошо — подшлемник толстый, пробковый. Может и правда, у него рука... там... — Джослин с усмешкой, закатив глаза, кивнул подбородком вверх. Сидящий за дисплеем рядом с Женей Ветчинкевич профессор Толстов бросает на нее испытующий взгляд, Женя отвечает ему взлядом вопросительным, профессор, несколько смущенный, вновь обращает свое внимание на дисплей.

— Что рука наверху у него есть, это понятно. — вновь заговорил Тофелла. — Это ж надо — сама Орхидея, парень точно — везунчик.

— Поговаривают, что он бегает от нее из гарнизона в гарнизон, а она... — отозвался Джослин. — Но об этом болтать... Может Молчуну Дику и вправду — дальше плац-адьютанта в здешней дыре дороги нет, а нам еще служить и служить.

— Собираешься дальше служить? — бросил вскользь Тофелла.

— Ну, а что — в пенсионишки что ли... — гляув на плотную основательную фигуру собеседника Джослин оборвал фразу на полуслове.

— Пенсионишки... — прервал неловкую паузу Тофелла , — набрался ты, как я погляжу, глупостей от благородных. А малый вроде бы — не дурак. Где служить то? В подземке работы благородным скоро не будет вовсе. Морлока не сегодня-завтра изведут под корень.

— На наш век хватит. — отозвался Джослин.

— На наш...? — ухмыльнулся Тофелла. — Конечно, если торопиться свернуть себе шею, лезть на рожон, чтоб орхидеевы девки в Цветничке...

— Орхидеевы девки?! Ты, все таки, слова выбирай. — Джослин вприщур глянул на Тофеллу.

— Виноват, господин панцер-паж. — осклабился тот. — С тобой, парень, я погляжу, говорить по делу рановато еще. Но все ж послушай, повари своим котелком. Сейчас Меченосцы всем нужны. А угробим мы Великий Страх...

— Ну и что ты предлагаешь? — под насмешливым взглядом товарища Джослин поостыл. — выходить в отставку, устраиваться помощником лесничего в каком-нибудь замке или Убежище Уины. Или осваивать ремесло пивовара, как здешние... — он сделал паузу. — кавалеры Латунной Розы.

— Ну уж, чем повенчаться с безносой в подземке, лучше лесничим, где нибудь в глуши с пастбищными... — Тофелла снова ухмыльнулся. — девами. Они, как на мой вкус, ядренее. Виноват, господин панцер-паж, это не я, это Феанор так отрезал какой-то... некоей даме, которую заело, что он не рвется в Цветничок, а больше ходит по пастбищным. Дескать: "Что поделаешь, благородная госпожа, они — свежее". Весь Камелот ржал. Феанор, он, если скажет... Знаком с Феанором?

— Кто ж не знает Артура Феанора. Не слыхал — он что: так и застрял в пажах из-за этого экзамена по стихосложению? Ему б давно уж в офицерах ходить, вояка, дай Уина каждому, а из-за каких-то стишков...

— Пока числится в пажах. "Вечным пажом" его кличут. Потому как в пенсионишки... — Тофелла с той же ернической ухмылкой глянул на Джослина. — Потому как в отставку Феанор, похоже, не собирается. Сходил с Эрнестом Гарданной к Гнездовью. Вообще то их только двое оттуда и вернулось — Феанор и какой-то оруженосец, которого он на себе вытащил.

— А что слышно про самого Эрнеста?

— Числится вроде как без вести пропавшим. Впредь до выяснения. Но! — Тофелла со значением глянул на товарища. — Те, кто умеет держать нос по ветру, думают, что, когда Эрнест Гарданна найдется, всем этим танцам с безносой в подземке прийдет конец. И тогда Созидатели Насущного потребуют урезать военные расходы. Даже не урезать, а вообще... Так что: тяни лямку, парень, выслуживай офицерские погоны — повесишь их потом на гвоздик в...

— Поеду на континент, в Арморик. — перебил Джослин. — там возле выходов из Мории...

— Можно и на континент, в графство это, новое...

— Сюрморийское, в нем сейчас графом сам государь.

— А можно, — наставительным тоном продолжал Тофелла. — по умному. Серьезные люди из созидателишек, вроде мэтра Лафкина, давно глаз положили на подземку и глухомань всякую морлочью, вроде Кембриджа. Там есть что взять. Но тут поперек дороги этим самым серьезным людям стоит морлокский страх и благородные, которые с ним управляются. Пока есть морлокский страх, благородные на коне, созидателишки у них на подхвате — все: вплоть до канцлера Казначейства и имперского прокурора. Конечно, деньжонки не бог, но с полбога будут — покупают и благородных, если не прямо, то, скажем, как папаша Наркисс — через баб. Но все равно созидателишки пока у благородных на подхвате — должны помнить свое место. Потому что в подземке никакой ловкач и денежный мешок не сработает, там нужен благородный, которого хлебом не корми, а дай задрать юбку Тьме.

— Задрать юбку Тьме?

— Это Эрнест Гарданна так говаривал. Как темняшку именовать положено помнишь еще: Имперская Служба Испытания Тьмы. То-то же. Испытание Тьмы, стремление в Неведомое. Меня, к примеру, от подземки с души воротит. А у этих — как похмелье ... Прокантуется с месячишко в Цветничке и опять его тянет в подземку — плясать с безносой. (Никогда не думал, отчего это прозвание такое у орхидеевых барышень — Соперницы Вечности? Вот — подумай). Ладно. Это — пока! — Тофелла наставительно поднял палец. — А когда морлоков изведут под корень вместе с их певунами и Голоса в подземке заткнутся, тогда благородные со всеми их заморочками сделаются не нужны. Нужны будут другие, эти .... ну, которые и есть Созидатели Насущного, одним словом, простые ребята, без заморочек. А парни, знающие, где это самое насущное лежит в подземке... Такие парни должны не упустить то, что само идет в руки. Думай Джослин! Шевели мозгой.

* * *

— Мы очень любим банановую кашку с молоком! — большеглазая, худенькая как воробышек гимназистка вошла в роль сиделки и готова была, кажется, кормить с ложечки вверенного ее попечению доблестного кавалера.

Финвэ дернул щекой (последствия контузии под Форностом давали себя знать). Тотчас взял себя в руки, пробормотал слова благодарности. Двигая кадыком проглотил приторное варево, глянул на свою сиделку, как бы спрашивая: что следует еще сделать доблестному кавалеру, дабы прелестная дама оставила его в покое.

Прелестная дама надула губки и, собрав на поднос порожнюю посуду, скрылась за дверью. Тащившийся черепашьим шагом госпитальный поезд остановился возле кордегардии, подслеповато глядевшей бойницами на дорогу. Плоская крыша кордегардии находилась вровень с окном. (Палата Финвэ находилась во втором ярусе фургона). Упустить такой случай было нельзя. Финвэ рывком опустил стекло, поманил прогуливающегося по крыше пажа-дневального. Шепнул ему что-то. Паж понимающе осклабился, заслонил своей долговязой фигурой окно. На крышу полетело увязанное в косматый кавалерийский плащ небогатое имущество плененного Соперницами Вечности ротмистра. Вслед за своим скарбом нырнул в окно и сам ротмистр. Спустя пару минут одолженный товарищами по оружию конь галопом уносил беглеца в темную чащу каледонского леса.

* * *

На дисплее опалесцирующая гладь канала, несущего свои воды по дну циклопической каменной трубы. На фоне призрачного свечения воды черный силуэт ходко идущей каналом галеры. Сумрак Подземного Мира прорезан лучом прожектора. В его свете засверкала груда золотых шлемов на носу галеры. Крупный план: мутно глядящая сквозь прозрачное забрало мертвая голова морлокского певуна — видно забыли в спешке вытряхнуть из шлема. Попирая золотую груду сапогами зверовато улыбается черноусый ротмистр в зеленом егерском мундире. Снова крупный план: сапог ротмистра с присохшей к каблуку прядью белесых, в запекшейся крови, морлочьих волос . Перебивка кадров: тот же ротмистр в богатырских обьятиях Арагорна Громоподобного — троекратное ритуальное лобызание, свирепо-радостные улыбки свитских, кисловатая мина на лице Генерального Инквизитора, что-то диктующего своему адьютанту; ликование высыпавших на стены Форноста чинов гарнизона, пажи выкатывающие из подвалов винные бочки, флигель-адьютант спешащий в пиршественную залу с генеральскими погонами для Эрнеста Гарданны — истребителя моролокских певунов. Затем: седая пыль подземки, взвивающаяся под стопами несущегося во весь опор самоходного истукана, подпрыгивающий на его мостике в такт этой бешеной скачке бамбуковый флагшток с навершием в виде золотой совы, черный вымпел Имперской Службы Испытания Тьмы, пойманной птицей бьющийся под лапами совы.

* * *

Лесная дорога становилась все уже, темные силуэты деревьев и кустов подбирались к ней все ближе. Финвэ давно уж ехал шагом, бросив поводья. Начинал моросить дождик. Финвэ всмотрелся в промозглую темень, углядел впереди кротко мерцающий огонек, направился к нему. Осторожно ступавшая по скользкой, разьезженой дороге лошадь через четверть часа остановилась на перекрестке, перед сложеной из валунов часовенкой. В глубине часовенки, перед образом Уины Заступницы теплилась лампада. От замшелой каменной стены отделилась закутанная в плащ с капюшоном женская фигура.

— Продрогшие, промокшие и заплутавшие в ночном лесу могут рассчитывать на ваше покровительство, благородный Гладиус? — голос Орхидеи из-под капюшона звучал жеманно-жалостливо. — Или же вы, господин ротмистр, не станете прерывать из-за эдаких безделок свой героический побег? — следом прорезалась скрытая до поры смешинка.

Финвэ перегнулся с седла , обеими руками ухватив Орхидею за талию, поднял ее на воздух, уложил поперек лошади. Некоторое время раздумчиво разлядывал лежащую перед ним лицом вниз принцессу. Она лежала молча, лишь грациозно взбрыкивала ножками. В дальних кустах беглому герою почудился чей-то задавленый смешок. Бросив в сторону кустов ястребиный взгляд, ротмистр помог Ее Высочеству принять позу более пристойную — дамы, сидящей на лошади впереди кавалера. Принюхался и прислушался. Из боковой просеки тянуло дымком людского жилья, слышны были собачий лай, мычанье коров, временами — конское ржанье: звуки обличавшие присутствие неподалеку фермы или постоялого двора.