Сетро

— Славная у тебя дочка, уважаемый,— заговорил детина,— у меня такая же дома подрастает. Пол года уж не видел ее — кровиночку. Глянул на твою, и вспомнил, похожи то как, и не отличил бы.

Только с большого перепою, можно было назвать Сетро, Велкиным отцом. Или с перепугу. Она скорее сошла бы за младшую сестренку, или малолетнюю подружку.

— Домой вернешься, свою дочку тоже по темным углам лапать будешь?— спросил Сетро.— Иди-ка отсюда, уважаемый, а то мне очень хочется тебе руку отрубить. Да на глаза мне не попадайся, не искушай.

Детина попятился. Бочком, прижимаясь к стене и не сводя глаз с Сетро и его меча, отступил за угол, и быстро, быстро затопал своими дорогими сапогами. Сетро подождал, пока топот стихнет, и повернулся к Велке. Посмотрел на нее сурово. Ей очень хотелось, уменьшится, стать незаметной, чтоб спрятаться от этого взгляда.

— Пойдем,— сказал Сетро.

— Я ему не пела,— сказала Велка, очень тихо.

— Идем,— повторил Сетро, повернулся и зашагал к гостинице.

— Не пела я ему, он сам стал приставать,— сказала Велка, уже громче.

— Я знаю,— бросил Сетро через плечо,— если б пела, я бы услышал.

— Как?— от удивления они даже забыла бояться.— Это же не слышно.

Песня вампира, тот звук, которым он привлекает жертву, и правда не слышна. Даже тот, к кому она обращена, слышит лишь неясный шум в голове, а потом ему становится все равно, слышит он что нибудь или нет. Звук этот слышат только собаки, и впадают в тоску. Да еще летучие мыши. Для них эта песня, как свет для мотылька. От того, часто связывают вампиров с нетопырями. Кое-кто даже утверждает, что вампир может перекинуться нетопырем. Нет, конечно. Сказки это.

— Услышал бы и все,— сказал Сетро,— я могу слышать ваши песни.

Велка смотрела на него круглыми глазами — не верила.

— Не в том дело, пела ты ему или нет,— сказал Сетро.— Присядь, давай поговорим.

Он сел на лежавшее у стены сарая бревно. Кто-то очень давно собирался его распилить на чурбаки, один пропил красовался с толстого конца, но почему-то бросил. Велка осторожненько присела рядом.

— Люди не любят вампиров,— сказал Сетро,— они их даже боятся и, в общем, то правильно делают. А когда люди чего-то боятся — они звереют. Понимаешь? А ты хотела среди белого дня, почти на глазах у всех, выпить этого бедолагу. Не то, что бы мне его жалко. Если меня спросят, я скажу, что ничего лучшего он и не заслуживает. Я просто не хочу, что бы люди, которые, заметь, ни в чем не виноваты, начали за нами охоту. Ничего приятного нет, когда тебе забивают в сердце осиновые колья, или отрезают голову. А они непременно попытаются. У них, конечно, ничего не выйдет, но тогда подоспеют местные стражники, и эти ваши, как их — иерархи да?

— Я не стала бы его трогать сейчас,— сказала Велка,— я бы ночью к нему пришла.

— Уже лучше,— сказал Сетро,— но все равно, опасно, и не разумно. Мы здесь чужие, а значит подозрительные. Когда обнаружат труп, подозрение сразу падет на нас. За нами пошлют погоню, и наверняка верховых. Так что мы далеко не уйдем. Опять драка.

— А что же мне тогда делать?— с обидой спросила Велка,— если бы он на меня набросился? Терпеть?

— Лучше всего,— ответил Сетро,— вообще было не ходить с ним за сарай. И потом, я отлично знаю, как ты умеешь визжать. Во дворе полно народу. Эти возчики, люди простые и бесхитростные, они с удовольствием защитили бы тебя от наглого приставалы. Я тебя уверяю, этот паскудник долго бы вскрикивал по ночам, и пугался при виде двенадцатилетних девочек.

— Четырнадцать,— сказала Велка.

— Что?

— Мне уже четырнадцать,— повторила она, гордо расправляя плечи.

Сетро засмеялся.

— Пойдем, царица ночи.

— Убили!!!— раздался истошный женский крик, пронзительный и высокий. И было это под утро, перед самым рассветом, когда сон человеческий, по особенному сладок и крепок.

— Ой мамыньки, ой люди, убили, убилиии!!!

И таким громким был, этот вопль, так резал привыкшие к тишине уши, что Сетро вскочил с кровати, еще не проснувшись, подчинившись никогда не засыпающим инстинктам бойца. Тело не желало вставать, покидать теплую кровать, где совсем недавно они со Скале обнявшись уснули. Тело хотело спать, до полудня, или подольше, но непрекращающийся женский крик, и инстинкты, ему не позволили.

Сетро вскочил, сбросив одеяло, даже не открывая глаз подхватил меч, прислоненный к стене, рядом с изголовьем, выдернул его из ножен, повел обратив острый кончик, сначала к запертой двери, потом по темным углам комнаты. Никого. Сознание проснулось и включилось в работу. Сетро тряхнул головой, и остатки сна отлетели куда-то в темноту. Никого. Он отбросил меч на кровать и взялся за штаны.

Скале тоже проснулась, сидела сонная на кровати, и оглядывалась. За дверью, истошный крик сменился всхлипами и невнятным бормотанием. В щели под дверью зажглась полоска света, слышно было как затопали чьи то шаги, потом прошлепал кто-то босой, хлопнула дверь в конце коридора.

— Кого убили то?— осторожный шепот справа.

— Огня, огня несите!

— Ого!

— Да че случилось то?

Сетро натянул сапоги, взял меч и упрятав его в ножны прицепил к поясу. Скале быстро одевалась. А в коридоре становилось людно.

— Подожди здесь,— сказал Сетро, я посмотрю что случилось.

Скале кивнула. Сетро подошел к двери, замер не на долго, прислушиваясь, потом отодвинул засов, и вышел в коридор.

В коридоре было темно, только в самом конце, слабый утренний свет, нерешительно лился из окошка, да из распахнутых дверей с нарисованной черным цифрой двенадцать, растекался свет фонаря или свечи. У двери, толкаясь и негромко галдя, толпились люди, не решаясь ступить в комнату. Всего человек шесть. Двое купцов приехавшие вчера вечером, кто-то из уже знакомых Сетро возчиков, хозяин постоялого двора, одетый лишь в длинную до пят рубашку, еще какой то тип, в зеленом берете с длинным крючковатым носом и бегающими черными глазками. А под дверью, прямо на полу, спиной облокотившись о стену, сидела женщина, и тихо выла, умолкая только чтоб набрать воздуха в грудь. У нее было мокрое лицо и растрепанные волосы. Руки бессильно лежали на коленях, она покачивала головой, и кажется уже ничего вокруг не замечала и не понимала.

— Гляди тко,— сказал хозяин пораженно,— чтоб такое в моей гостинице... Даа.— А потом гаркнул в сторону лестницы,— ну где там огонь, бестолочь!

Наверх, неуклюже спотыкаясь уже спешил, паренек-метельщик, со свечей в руке. Из комнаты напротив выбежала полуодетая женщина, и принялась брызгать водой из глиняной миски, в лицо сидящей на полу.

— Это вишь, жонка его,— сказал хозяин неизвестно к кому обращаясь,— приехала, вишь приглядеть за муженьком, видать не дурак был до юбок то. Нарочно ночью пришла, чтобы значить застукать его, на бабе значить. Гм, вот и застукала.

— Вот что уважаемые,— сказал один из купцов,— я так думаю, надо за стражей послать.

— Знамо дело, за стражей,— поддержал его возчик.

— Да какая стража!— женский голос из-за приоткрытой двери,— нечисто тут. Я как глянула, так и обмерла, нечисть это. С трактирщика надо спросить, что нечисть в доме развел.

— Да за стражей то я сразу послал,— сказал хозяин,— как шум учинился, так и послал. Так ведь, поди, добудись их.

Все собравшиеся, вытягивали шеи, разглядывали нечто находящееся в комнате, но никто не решался переступить порог. Носы любопытных, но боязливых выглядывали из приоткрытых дверей.

— А ведь верно,— сказал тип в зеленом берете,— ежели его бы человек убил, неужто цепочку не взял бы. Не ладное тут что-то. Цепочка то вон она.

Хозяин как раз принял от паренька свечу, и стал зажигать висевшие по стенам масляные лампы. Сетро протолкался на его место.

Комната была самой обычной, слегка побогаче прочих, но все же из простых. Например, стоявший рядом с Сетро купец, в такой жить бы не стал. Небольшой стол с трехсвечным подсвечником стоял у окна. Широкая кровать с пуховым тюфяком. В углу большой окованный сундук, еще один гораздо меньше, наполовину выдвинут из-под кровати. А на полу, в луже крови, точно посередине комнаты, лежало тело. Сетро без труда узнал в нем того самого прилизанного детину, любителя маленьких, наивных девочек. Узнал в основном по приметным, бисером расшитым сапогам, потому что труп лежал ногами к двери, и сапоги сразу бросались в глаза, и еще, потому что головы у детины не было. Голова была неподалеку. Она стояла на столе, на обрубке шеи подпертая деревянной пивной кружкой и полуторным кувшином, чтоб не упала. От прилизанности не осталось и следа, волосы были всклокочены и испачканы в крови, глаза закрыты, а из улыбающегося, словно от блаженства рта, висела серебряная цепочка, с тремя золотыми розочками.

— А кто его знает, может он тоже разбойник,— сказал возчик,— может он со своими дружками награбленное не поделил, вот они его и того, и цепочку в зубы, чтоб подавился, значит. У нас был такой случай, как раз той весной. В трактире в заречье, съехались, значит, мужики...

— Пожалуй, верно,— перебил его купец,— надо и отцов иерархов позвать.

— Да разбойник он, ни к чему отцов, от дела праведного отвлекать,— возразил возчик,— ясно, что разбойник, их это повадки. Я то знаю, навидался. У нас в заречье...

— Да где ты видел, чтоб разбойников жены по ночам караулили?— сказал зеленый берет.— Стражники, еще туда сюда. А жены...

— Ну, мало ли, бывает,— сказал возчик, уже не столь уверенно.

Сетро оглянулся. Скале оделась и не усидела в комнате, вышла в коридор. Умница, оделась в старые разбойничьи тряпки, а не в купленное вчера голубое платье. И шпагу взяла, на всякий случай держала ее с боку, прижимая к ноге, чтоб не так было заметно. В комнате под номером шесть было тихо. Ни луча света не пробивалось из-под двери, ни скрипа, ни шороха, словно там никто и не жил. Но Сет точно знал, что жил, и еще знал, что именно там, следует искать убийцу прилизанного. Был даже момент, когда он хотел рассказать об этом остальным, но сдержался.

Под потолком рассержено жужжала, разбуженная людьми, огромная муха. Ее не было видно, в дрожащей тени, но слышно, как она стукается о стены, не прерывая басовитого гула. Надо было уходить, если получиться, то незаметно, еще хорошо бы вывести из города Велку и Бишона, хотя никакого желания, рисковать из-за маленькой вампирки не было. Горбатого, как известно, исправит, лишь могила, а вампира — осиновый кол. Никакие увещевания, уговоры, тут не помогут. Паук не может не ловить мух, а вампир не пить крови. Если вдуматься, то она конечно не виновата, ее такой сделали, не спросив согласия, но вдумываться нет времени и желания.

Сетро попятился. В первую очередь следовало покинуть первый ряд зрителей, куда он затесался из любопытства. Мог бы разглядеть все из-за чужих спин. Нет, полез вперед и стал слишком заметен, теперь, когда начнется разбирательство, его обязательно вспомнят. Кто нибудь обязательно наморщит лоб, и скажет "постойте, а где же этот с мечем, рядом со мной стоял". И пусть бы, если удастся часа на три опередить погоню. Тогда не догонят, тогда крипт и Эспеф. А если нет?

Хорошо, что желающих занять более удобную для наблюдения позицию, было хоть отбавляй. Стоило Сетро отступить в сторону, как зеленый берет, тут же протолкался на его место. Присел на корточки, стараясь заглянуть под кровать, и изрек глубокомысленно:

— А следов то нету. Кровищи кругом полно, а следов нету. Верный признак, что без кровососа не обошлось. Они следов не оставляют.

Сетро уже оказался за спинами толпящихся в проеме людей, рядом со Скале. Уже хотел шепнуть ей на ухо, что бы незаметно вернулась в комнату, когда внизу хлопнула дверь, и раздались голоса. Голоса и уверенные шаги. Такую уверенность придает многочисленность и оттягивающее пояс оружие. Явилась городская стража. Пусть стражники, это не воины, а простые горожане, что по очереди надевая дрянные кольчужки, и обременяя плечи секирами, больше похожими на топоры лесорубов, охраняют покой горожан от шумных пьяниц и ночных воришек, не в том дело. Да они не бойцы, но они власть. Маленькая частица государства, тронь их, и не избежишь последствий. Государство похоже на стаю травокрыс — маленьких хищных зверьков, что почти повсеместно встречаются на Пути. Живущие многочисленными стаями, они наделены непомерной настырностью, а страха лишены начисто. Стоит случайно потревожить одну зверюшку, и непременно жди, когда в пятки тебе вцепится вся стая. Отступать они не умеют, или добьются своего, или погибнут все, до последней твари.

Стражников оказалось шестеро. Старая лестница жалобно скрипела, когда они толпой поднимались на второй этаж. Старшим был плечистый седоусый десятник, похоже, ветеран, случайно уцелевший в какой нибудь войне, и осевший в городе, наставником в военном деле, для гуленских стражников. Он один, имел при себе меч, остальные вооружены топорами, и не тяжелыми, обернутыми войлоком или кожей, палицами. Гуманное оружие. Не рубить же, в самом деле, передравшихся с перепою мужиков. Иногда достаточно просто намекнуть тяжеленькой дубиной по спине. На троих, включая десятника, надеты старенькие кольчуги, латаные перелатаные, со стянутыми простой проволокой прорехами. Остальные обходились простыми бронями из толстой кожи, с нашитыми в разных местах медными бляшками и обрывками кольчужного полотна. Наряд довольно комический, но гуленцам, он внушал почтение. Люди примолкли, и присмирели, никто больше не позволял себе громких реплик и споров, пока стража шествовала по коридору. Даже важный купец, что вел себя так, будто и постоялый двор, и его хозяин, и все постояльцы, должны вечно возносить хвалу небесам, за то, что он удостоил их небывалой честью — своим посещением, и тот как-то присмирел.

— А ну посторонись, уважаемые,— сказал десятник,— дайте пройти. Посторонись, тебе говорю, морда. Фикс, а ты встань у лестницы, и чтоб никого не пускать. И не выпускать, само собой.

Постояльцы послушно расступились, освобождая проход, хозяин делал приглашающие жесты, в сторону открытой двери, а один из одетых в кожу стражников, вернулся к лестнице и твердо встал там на страже, поигрывая палицей.

— Вот значит, так он и лежит,— сказал хозяин,— как мы его нашли.

— Хм,— сказал десятник,— а кто нашел?

— Э, правду сказать, это вот она,— сказал хозяин, указывая на безучастную женщину, все так же сидевшую на полу. Вторая, женщина, та, что брызгала ей в лицо водой, строго посмотрела на десятника, и на хозяина. Похоже, она ждала, что эти тупые мужланы, тут же потащат бедняжку в допросную и, не разбираясь, обвинят в убийстве. У этой женщины была трудная судьба, она ни кому не верила, особенно мужчинам, и готова была защищать от них свою подопечную не жалея легких. Увы, коварные мужчины снова ее обманули, десятник только взглянул на жену убитого, и снова повернулся к хозяину.

— Ворота на ночь запираются?— спросил он.

— А как же,— сказал хозяин,— и сторож у меня есть, тот, что за вами бегал.

— Кровосос его кончил,— вполголоса сказал зеленый берет,— отцов надо звать.