— Они касаются истории, которую нам представили о ваших отношениях с Ингвар Тенч, — заявил Дрейфус.
Хафдис вздрогнула. — Никакой "истории" нет. Она моя мать.
— А ваша мать... — Омонье сделала паузу, — Ингвар Тенч говорила с вами об Авроре?
— Да, время от времени. — Хафдис нахмурилась. — Почему вы говорите так, как будто она не моя мать? Что вы мне недоговариваете?
Дрейфус задал прямой вопрос. — Вы уверены, что она была вашей матерью, Хафдис?
Она прорычала свой ответ. — Да, конечно, уверена! Что это за вопрос?
— Я должен был его задать. У вас есть какие-либо основания полагать, что она была вашей матерью, помимо того, что вы просто поверили тому, что вам сказали?
— Не понимаю, почему вы спрашиваете меня об этом. Или зачем вам понадобилось тащить меня сюда, чтобы сделать это.
Омонье взглянула на Дрейфуса и коротко кивнула. — Хафдис, я буду с вами откровенна. Возможно, даже чересчур прямолинейна. Мы точно знаем, что вы не биологическая дочь Ингвар и даже не ее близкая родственница. У нас также есть все основания сомневаться в каком-либо семейном родстве с Майлзом Селби, человеком, который, согласно записям, был вашим отцом. Когда мы проверяли вашу ДНК, мы сравнивали ее с внутренним документом, который уже был подделан. Ингвар изменила его, чтобы в случае ее смерти мы признали вас ее дочерью. Это было умно и почти безотказно. Скорее всего, мы бы никогда не заглянули глубже, если бы не одно обстоятельство.
Гнев Хафдис к этому времени схлынул, оставив после себя тонкую полоску страха. Дрейфус чувствовал это так же отчетливо, как если бы ее кровь была его собственной.
— Что именно?
Дрейфус ответил: — Наш друг Спарвер нашел связь между делами Ингвар и семьей Авроры Нервал-Лермонтов. Ингвар приложила все усилия, чтобы сохранить в тайне эту связь. Мы считаем, что она сделала это только для того, чтобы защитить вас и правду о том, кто вы есть.
— Я не совсем понимаю.
Омонье скрестила руки, готовясь вынести вердикт. — Мы думаем, что вы Нервал-Лермонтова. Точнее, генетически близкая копия самой Авроры Нервал-Лермонтовой. Девушки, которая стала богом. Безумным богом.
Хафдис покачала головой в бессмысленном отрицании. — Нет. Это... безумие.
— Признаю, что мы не можем этого доказать, — сказал Дрейфус. — Чтобы сделать это, нам нужен доступ к генетическим архивам Нервал и Лермонтовых, чего не позволяют Общие статьи и которые семья никогда бы не отдала добровольно. У нас есть цепочка связей: интерес Ингвар к Катопсису, который был программой по сдерживанию Авроры. Окружающая среда в объекте 227 — это подобие окружения, в котором Аврора провела детство. И острая потребность Ингвар замаскировать эту связь.
— Я знаю, кто я, — заявила Хафдис, но в ее уверенности были трещины. — Знаю, кто я.
— Возможно, вам так кажется, — сказала Омонье не без некоторого сочувствия. — То, что является правдой, и то, что мы считаем правдой, не обязательно одно и то же. Вы уже были продуктом одного набора едва ли законных технологий. Нетрудно представить, что ваши воспоминания также искусственны. Сувениры, ваши детские воспоминания о том, как вы росли в Файнстайн-Ву, могут быть тщательно созданными выдумками.
— Почему? — воскликнула она, выплескивая свое негодование.
— Только Ингвар могла дать исчерпывающий ответ на этот вопрос, — сказал Дрейфус. — И я уверен, что ее рассуждения были столь же здравыми, сколь и гуманными. Все, что нам остается, — это предположения.
— Вы уже достаточно порассуждали! Какую бы тайну она ни скрывала от своей семьи, ко мне это не имеет никакого отношения.
— Мы можем докопаться до сути, — сказала Омонье. — В нашем распоряжении есть способы. Мы можем изучить структуру вашего мозга и использовать надежные методы, чтобы отделить ложные воспоминания от подлинных.
Хафдис положила руки на стол, как бы приглашая надеть на них наручники. — Так протральте меня.
— Мы не можем, — сказал Дрейфус, поймав на себе укоризненный взгляд своей начальницы. — Не потому, что это не сработало бы, а потому, что мы не можем быть уверены, кто может следить за результатами.
— У нас на уме вопрос, — сказала Омонье, — является ли ваше присутствие здесь полезным или вредным для Авроры.
— Поскольку я не та, за кого вы меня принимали, это бессмысленный вопрос.
Дрейфус наклонился вперед, его туника скрипнула от напряжения. — Поскольку мы знаем, кто вы такая, Хафдис, — и я продолжу называть вас так из уважения к Ингвар, — есть две возможности. Вы здесь либо для того, чтобы служить Авроре, подрывая нас изнутри, либо вы — единственное, что мы могли бы использовать против нее. Нам очень важно решить, что именно.
Хафдис скрестила руки на груди, сверля их взглядом василиска. — А если вы в конце концов решите, что я здесь для того, чтобы работать против вас?
Омонье фыркнула. — Вы останетесь под нашей защитой. Условия этой защиты могут быть очень похожи на одиночное заключение до конца вашей жизни.
— Учитывая то, что происходит снаружи, возможно, это было бы не так уж и плохо.
— Ингвар защитила вас, — сказал Дрейфус. — Если только она не ошиблась в своем решении — что было бы впервые в ее жизни, — то это потому, что она знала, что вы не представляете угрозы. Она не хотела, чтобы Аврора узнала о вас, и, следуя за Катопсисом, не желала делиться своими сведениями с Броней. Она действовала в одиночку. Она спасла вас из того симулякра в объекте 227, воспитывая вас как родную. Это не могло произойти более четырех лет назад, а это значит, что практически все, что вы помните до взрослой жизни, было ложью.
— Вам не показалось бы странным, когда она вдруг объявила, что у нее есть взрослая дочь? — возразила Хафдис.
— Из-за того, что Ингвар держала свою личную жизнь при себе, никто из нас не знал о вашем существовании до ее смерти, — ответил Дрейфус. — Она изменила свои личные данные, когда вы появились в ее жизни, вероятно, в то же время она изменила свой генетический профиль. Она думала о будущем, представляя, что настанет день, когда нам придется принять вас как ее дочь. — Он сильнее прижался к столу, так что его край врезался ему в живот. — Все это говорит мне о том, что она заботилась о вас, Хафдис. Кем бы вы ни были на самом деле, вы много значили для Ингвар. Об этом говорят только личные вещи. И вовсе не практичность заставила вас взять из коробки эту заколку для волос. Это была связь с Ингвар, женщиной, которая приютила вас и подарила вам то, что больше всего напоминает материнскую любовь.
Хафдис смотрела на него с каменным безразличием. — Не самое близкое. Именно то, что нужно.
— Есть еще варианты для траления, — мрачно сказала Омонье. — Изолированное оборудование, которое мы использовали на Девоне Гарлине...
— Вы имеете в виду тот музейный экспонат, который чуть не выжег ему мозг?
— Если она не расколется другими способами...
Дрейфус оглянулся на Хафдис, ожидая увидеть страх, но встретил лишь грозовую тучу оскорблений и неповиновения.
— Вы этого не сделаете, — сказала она. — Я знаю, что не сделаете. Кем бы вы меня ни считали, у вас все еще есть свои заветные принципы. Мама верила в них, и она заставила меня тоже поверить в них. Вы оба выше этого,
Комната слегка содрогнулась. Дрейфус встал и подошел к внешней двери, где заметил, что соединительный мостик возвратился на место, и куб больше не был физически изолирован от окружающего пространства.
Он попросил выделить для беседы с Хафдис тридцать минут. Они и близко не истекли, что могло означать только одно: внимание верховного префекта требовалось в другом месте.
И срочно.
— Мы продолжим это, — пообещал он Хафдис, когда они собирались оставить ее в кубе.
В нем боролись две противоположные эмоции. Стыд из-за того, что он, возможно, подвергает жестокому обращению совершенно невинного человека, которого не так давно взял под свою защиту. И решимость из-за того, что за всем этим скрывался фасад, который может треснуть, если на него еще немного надавить.
Я знаю, что вы лжете, Хафдис, — сказал он себе. — Вопрос, в чем?
ГЛАВА СОРОКОВАЯ
Омонье и Дрейфус прибыли в недавно назначенную тактическую комнату. Это место по-прежнему представляло собой импровизированный беспорядок, с прикрепленными к поверхностям скрученными кабелями, голым камнем, проглядывающим сквозь щели в облицовке стен, пылью, лениво клубящейся в воздухе, но, по крайней мере, теперь оно могло начать функционировать в должном порядке. Установили один главный стол: не такой большой, как оригинальный, но вполне подходящий в данных обстоятельствах. Стол был круглым, с открытой площадкой посередине. Тан и несколько аналитиков, склонившись над столом и двигая цветные маркеры палочками с длинными ручками, придумали нечто новое, что могло бы отчасти заменить твердотельный планетарий. Дрейфус оценил их работу, отметив основные особенности. Йеллоустоун был изображен полусферой, Сверкающий Пояс — неровным кольцом из более мелких маркеров, Броня — черным шаром на ножке. Не было никакой надежды представить все десять тысяч орбиталищ, не говоря уже об отслеживании их относительного перемещения с какой-либо точностью, поэтому аналитики ограничились парой десятков репрезентативных единиц, все их закодированные маркеры имели знакомые названия. Время от времени их приходилось слегка подталкивать, поскольку ансамбль вращался вокруг Йеллоустоуна.
Вокруг стола уже столпились префекты и аналитики, подальше по комнате разбрелось еще несколько человек. На стенах и в беспорядке разбросанных по столам экранах мелькали призрачные изображения и случайные всплески помех. Несколько дисплеев все еще показывали потоки информации, поступающие по обычным сетевым каналам, более четким, чем их наспех импровизированные, но открытым для манипуляций со стороны Авроры. Все, что могло подслушивать разговор в комнате, было удалено, за исключением дипломатического канала, который Омонье могла открывать и закрывать по своему усмотрению.
— Ну что? — спросила она, запыхавшись после того, как они прибежали из куба.
— Повторяется сообщение Авроры, — сказал Клирмаунтин, отрываясь от одного из настольных экранов. — Назовем это промежуточным политическим заявлением. Я подумал, что будет лучше, если вы услышите это напрямую, пока она еще ведет передачу.
— Спасибо тебе, Гастон. — Она повысила голос, перекрывая шум разговоров и все еще продолжающуюся техническую работу. — Тише, пожалуйста! Дайте мне послушать. Повторите, пожалуйста, с самого начала.
Лилиан Бодри передала Омонье один из импровизированных дисплеев — громоздкую штуковину, соединенную со столом кабелем передачи данных толщиной с хобот слона. С экрана смотрело лицо Авроры в профиль, ее губы шевелились, из крошечного динамика доносились слова.
— Дорогие люди. Боюсь, у нас неудачное начало. Я просила вас вести нормальную жизнь, не так ли? Если вы сделаете это и позволите мне беспокоиться обо всем остальном, я пообещаю, что все будет хорошо. — В ее тоне появилось раздражение. — Что ж, судя по вашим действиям, этого было недостаточно.
— Какие действия? — выдохнул Дрейфус. — Никто ничего не сделал!
Аврора все еще говорила. — Кто-то из вас, очевидно, невысокого мнения о моих обещаниях. Вы покидали Сверкающий Пояс, направляясь в Йеллоустоун. Я наблюдала за вашими кораблями, когда они отчаливали. Еще несколько человек из вас пытались отправиться в другие части солнечной системы. До сих пор я мирилась с этим, потому что понимаю, что мы не можем создать основу для доверия в одночасье. — Она замолчала и с сожалением покачала головой. — Но, честно говоря, с меня хватит. Я никому из вас ничего не сделала, и все же вы вознаграждаете мои благие намерения беспочвенными подозрениями и актами открытого неповиновения. Что ж, позвольте мне прояснить свою позицию.
Дрейфус собрался с духом. Он знал, что надвигается что-то плохое.
— Не будет больше никакого движения ни в Сверкающий Пояс, ни из него. В этот момент исходящие рейсы прекращаются. Поскольку я осознаю, что мудрое большинство из вас не пыталось это нарушить, то пока позволяю свободное передвижение в пределах Сверкающего Пояса. На самом деле, возможно, скоро я буду поощрять его. — Она застенчиво улыбнулась. — В свое время мы поговорим об этом подробнее. — На лице девушки появилась маска безмятежности. — А пока давайте начнем сначала. Оставим эти ранние ошибки и разногласия позади. Давайте посмотрим, сможем ли мы это сделать, а? Потому что вы на самом деле не захотите видеть мою жесткую сторону.
Трансляция начала повторяться.
— Когда это началось? — спросила Омонье.
— Десять минут назад, — ответила Бодри. — Я позвонила в ту же минуту, чтобы вытащить вас из куба.
— Как мы думаем, это транслируется на весь Пояс?
Тан ответил: — Насколько нам известно, мэм. Его показывают на основных, вторичных и третичных каналах. Оно даже транслируется на некоторых наших аналоговых каналах. Она старается, чтобы никто его не пропустил.
Дрейфус сказал: — Можем ли мы отследить те перемещения, о которых она говорит?
— Только по каналам, которые могут быть скомпрометированы, сэр, — ответил Тан. Он наклонился над столом, чтобы отрегулировать один из маркеров. — Однако нет оснований полагать, что мы видим неточную картину.
Омонье поинтересовалась: — И что это за картина?
— Если она надеялась затормозить массовый исход, то, по-моему, это дало прямо противоположный эффект. Мы отслеживаем волны кораблей, покидающих орбиталища по всему Сверкающему Поясу, а не только на нижних орбитах. — Он посовещался с одним из других аналитиков. — С тех пор, как она начала свое заявление, вышло более ста рейсов, и это без учета любых вылетов, которые выглядят как часть обычной схемы движения. — Первые корабли этой новой волны войдут в зону контроля Йеллоустоуна в течение следующих десяти минут.
— Им будет отказано в посадке, — прокомментировал Дрейфус. — Но я очень сомневаюсь, что это их остановит.
— Оцените количество людей на этих кораблях, — сказала Омонье.
— От десяти до двенадцати тысяч, мэм. Это ничтожно малый процент от общей численности населения.
— Но ручеек может превратиться в поток, если его не остановить. — Омонье почесала шею. — Ирония в том, что в Городе Бездны они, скорее всего, не найдут долговременного убежища.
— Ее беспокоит не массовый исход, — сказал Дрейфус. — Ее беспокоит непослушание. Она пообещала им рай на тарелочке, а они выплюнули это обратно в нее.
Омонье кивнула в знак согласия. — Может быть, потому, что они узнают сумасшедшую, когда видят ее. Даже в облике кибернетической полубогини. Продолжайте следить за этими передвижениями, Роберт.
Внештатный сотрудник принес кофе, чуть теплый, но пригодный для питья. Дрейфус и Омонье взяли свои баллончики и заняли места рядом друг с другом за столом.
— Мы ничего не можем сделать, — сказал Дрейфус. — Даже в мирное время у нас не было бы реальных сил, чтобы остановить эти корабли. И даже если бы мы остановили их, то всего лишь выполнили бы работу за нее.
