Расслабилась, убрала мысли, растворила границы сознания и слилась с этим сквозняком, приняла его открытость, неверие в невозможности, его детское "а почему нельзя?". Отвечаю: "Можно, все можно, главное — в какой ситуации и каким образом". Появилось ощущение, что я-взрослая встретилась с собой-ребенком, нет, не с тем Ребенком, о котором болтают психолухи, а с силой, суть которой более всего проявляется в детях, чудаках и ученых. Голубка Теслы и демон Максвелла, стебель омелы, разрушивший совершенство, и золотые руки самодельщиков, создающие невозможное. Повернулась к истоку лицом и двинулась вверх по течению, ощущая сопротивление потока — кому? Мне? Или моим запретам, всем этим взрослым "нельзя и надо". А, собственно, почему надо? И почему нельзя? Если подумать, то не верю я в "единственно верные решения", в "гражданские совесть и долг", в "общечеловеческую правду". Признаю возможную полезность для общества, но не верю в истинность этого. Даже в необходимость прогресса не верю. Вполне аргументировано, если подсчитать все жертвы на его пути. Не верю даже в то, что человечество... да что — человечество, а любая разумная жизнь... да любая жизнь, вплоть до бактерий... и вообще весь проявленный мир должен существовать, что Бытие чем-то лучше полного Небытия и вообще, и для каждого существа в частности. Все зыбко и неоднозначно, но важно другое. Чего я хочу. Именно я и именно хочу. У меня нет другой правды, кроме той, что я добываю сама, и нет других стремлений, нежели мои собственные. Все остальное — ложь худшего сорта, самообман.
А хочу я не только приемлемой жизни для себя, но и соответствующего состояния окружающей реальности, сперва — крошечной, как детская люлька, потом — все шире и шире... Пока кто-то другой не ограничит меня. И тогда... "Мы его завоюем!" — плеснуло мыслечувство источника. Или я сама так решила? Впрочем, "завоюем" — это не точно, с этим словом надо слить еще "вдохновим", "инициируем", "убедим" и "раздразним", тогда будет выражена хотя бы десятая часть его смысла. И тут я поняла, что отдельно ни меня, ни источника нет, мыслим и, следовательно, существуем мы только вместе. Я сдерживала не его бешеный напор — я ограничила себя, чтобы не повредить нежную, как паутина, хрупкую, как стрекозиные крылышки, ткань ближнего бытия. И узнавала, вспоминала это чувство. Как долго тянулась разлука! Какую вечность я жила без себя, пробиралась, как слепой по болоту? Не знаю, многого просто не помню. Но — странное дело — это глухое темное время мне тоже дорого, я бы никогда и ни за какие шанежки не отказалась от пережитого опыта горечи, страха, бессилия и отчаянья. В благодарность всем, с кем я сталкивалась лбами и всем, с кем была заодно, я отделила много мелких брызг, завихрений силы, и швырнула в их сторону: примут, нет ли мои подарки — их дело, я сделала для них то единственное, что могла.
После чего вернула себе обыденное ощущение тела и внешнего пространства. Под каменным сводом подземного полигона висела гнетущая тишина. Текефия и отряд силовиков вжался в стену по одну сторону от меня, Вейлин и Никана — по другую. Из всех только охранница сохраняла непробиваемое спокойствие. Секретарь смотрел на меня с плохо скрываемым восторгом, спецназеры — с ужасом, а Текефия явно прикидывала, как бы поудобнее и с минимальными разрушениями столицы меня развоплотить.
— Что здесь произошло? — спросила я Никану.
— Вам лучше знать, — она пожала плечами. — Сперва вокруг вас появился вихрь в форме шара, а по структуре — как крона дерева. Он вас растворил: и плоть, и эфирку. Потом начал расти вширь и распускать в стороны ветки. Я думала — все, нам каюк, тут он и остановился. А потом провалился в себя, и вы из него вышли.
— Это было чудесно, — сказал Вейлин. — Я знал, что вы нам не навредите. Но силы вокруг вас бушевали нешуточные, я бы сказал, божественные силы, если бы это понятие не дискредитировало себя.
— Деточка, — проскрежетала наипротивнейшим голосом Челюсть. — Конечно, мои ученики не каждый день обретают запредельное могущество, но прошу тебя: в следующий раз, когда сольешься с источником, как следует контролируй себя. Он тебе пока что на вырост, мудрости ты нажить не успела.
— Зато сколько опыта! — парировала я. — И полгода не прошло, а уже три раза умирала не в шутку. И сегодня вы бы меня умертвили четвертый и последний раз. Между прочим, в преддверии возможной войны. Вы хоть понимаете, чего бы лишили Империю?
— Прекрасно понимаю, как и то, что неконтролируемый источник такой силы может выжечь все живое на многие мили вокруг.
— Мой не выжжет, — успокоила я. — Смотрите, вон книги, где лежали — там и лежат, — я наклонилась и подняла одну из брошюрок, отпечатанных простым и четким имперским шрифтом. — "Амберский цикл, как подтверждение диффузии информации в закрытые миры" — прочла вслух и запнулась только на последнем слове. Судорожно пролистала с десяток страниц, на которых излагалось три метода межмировых переходов, почерпнутых из сочинений Желязны, но с такими техническими подробностями, которых у него точно не было. Вместо автора брошюры стояла альвийская аббревиатура АФЭО: "не для внешнего круга". Наконец, мой взгляд запнулся о дату: на ней был указан ифаин, первый зимний месяц альвийского года. Год стоял нынешний, а начинается он у альвов с весеннего равноденствия... это значит, что брошюрка еще не отпечатана, тогда как она попала сюда? До моего слияния с источником ее тут не было, готова поклясться, перерыла-то я всю принесенную литературу, даже если и не прочла большинство книг дальше заглавия. И уж больно странное сочетание признаков альвийского и имперского происхождения этой писульки. Передала брошюрку Вейлину, а сама вернулась к горе книжек и зарылась в ней минут на пять. Но, увы, первая находка была и единственной. Все остальное я уже видела.
Текефия еще раз подозрительно оглядела меня и, видимо, скомандовала силовикам отбой. Вскоре они ушли с полигона, и мы остались в прежнем составе.
— Вейлин, — перехожу к делу. — Нынче ночью хочу опробовать один интересный способ перемещения.
— Тот, что в книжке? — спрашивает он.
— Да. Но мне нужно быть наверху и пройтись вокруг казарм. И чтоб никого лишнего рядом не было, только мы трое. Хорошо бы дополнительно защитить казармы, но контур ставить не по внешнему периметру, а внутри стен.
— Но он и так...
— Я говорю об усилении мер безопасности. С моим недоосвоенным могуществом, — хмыкнула, вспомнив голос Текефии. — Просто необходимейшая вещь.
— Да, — секретарь ненадолго задумался. — Хорошо, принято и одобрено. С полуночи до трех утра нам предоставят возможность эксперимента.
А потом мы легли спать, я — в центре полигона, на сложенном вдвое одеяле, мои помощники — в помещении для наблюдателей, с несколько большим комфортом. Но мне-то, собственно, он уже и не нужен, со своим источником я вполне могу спать даже голышом в полярных льдах, (только теплоотражающий силовой кокон сплести, но на это уйдет меньше минуты). Да и усталость навалилась такая, что я заснула бы даже подвешенной кверху ногами. Не успела задремать — тянущее чувство в макушке, и я стою посреди Тумана. Источник дернулся, но я его аккуратненько затолкала поглубже в себя, как кота за пазуху, а то здесь полно всяких... кабыздохов по его вольнолюбивую душу. И осмотрелась вокруг. Даже не вокруг, а этаким "панорамным зрением", какое получается, если не докрутить внимание в ту сторону, в которую его мне крутил Арагорн. Видишь не одиннадцатимерную сетку с редкими всплесками энергии, а из четвертого измерения смотришь на трехмерное, как на карту или спутниковое фото с регулируемым приближением. Только Наблюдаха все равно словно из-за спины вышел, возможно, оно так и было — в четвертом-то измерении.
— Э... здравствуйте, — промямлила я и внутренне приготовилась к большим неприятностям, а заодно и сваливать из Тумана с третьей космической скоростью.
— Привет, мелкая! — дядька искренне улыбнулся, так что от глаз разбежалась сетка тонких морщинок, и щелкнул меня по носу. — Трусишь? Правильно делаешь. А то в прошлую встречу была слишком смелой, другие за тебя боялись.
— Тогда ни за что не отвечала, а теперь навалила на себя кучу дел, и никто другой их не поднимет, — ответила ему в тон. Чувствуется, если и будет стружку снимать, то не до костного мозга. — Грузоподъемность женщины, говорят, обратно пропорциональна ее росту, так что меня разве гномка заменит, но их мужья берегут, а я — дама свободная.
— Свободная? Лучше скажи — одинокая. Это ты зря. Конечно, у вас на Земле кое-кто зубами боинг тащил, но к чему такие жертвы? А если надорвешься, или управление потеряешь, — в глазах Наблюдахи сверкнуло что-то нехорошее. — Кто отвечать будет? Да хрен бы с ним — отвечать, кто исправит все, что ты тут наворотишь? Я уж не говорю, что от тебя самой ничего не останется, тебе, я знаю, на себя наплевать, но хоть родню свою пожалей, да, зеленокожую... они ведь верят в тебя, надеются.
— Не надо в меня верить, я не паразит, чтоб чужую энергию жрать! — значит, и впрямь — удостоилась божественности, а мне она, честно, никаким боком не сдалась. — Оставьте меня одну, но с моим источником — и я не пропаду.
— Оставить одну? — Наблюдаха хмыкнул и вытащил из воздуха папироску. Замял мундштук, прикурил от пальца, сощурился на струйку дыма. — Ну, попробуй.
И тут все исчезло. Вокруг меня — выше, ниже, во все стороны — простиралась даже не серость, а полное отсутствие и света, и тьмы, и каких-либо цветов и оттенков, я уж не говорю о формах... даже пустоты — и той не было. Обратилась к источнику — он робко шевельнулся в груди и протянулся наружу, но тут же отпрянул назад. Выволокла его до рабочего уровня, представила свое тело, лежащее на полигоне, потянулась к нему — и ничего. Представила место в Тумане, с которого меня сюда выкинули — с тем же результатом: не формировалось даже астральной проекции. Обманом и уговорами выманила струйку силы наружу, заострила ее до предела и всадила в окружающую меня "ничегошность". И чуть не вскрикнула от боли — та резко и беззвучно осыпалась вплоть до моей ауры. Я расширила ауру — ничто отступило. Добавила силы от источника — моя сфера пропорционально увеличилась. Растянула ее далеко, где-то с километр в диаметре, источник почувствовал себя вольготно и распустил ростки ветра во все стороны, закучерявился фрактальными веточками, только что не зацвел, а вот мне поплохело. Эти бесконечные, повторяемые, предсказуемые хотя бы потому, что я — их источник, узоры бесили хуже любой кристаллической правильности, и нечто схожее с автоматией саккад дернуло меня в одну сторону, в другую — везде была я, только я и ничего кроме меня. Когда-то я думала, что мой ужас — голодные и безликие монстры, потом решила, что смерть, потом — бессилие, невозможность вмешаться в события, но это были смешные страхи! Настоящий мой страх — один: мир, в котором никого и ничего, кроме меня, нет. Все остальное, вплоть до развоплощения, с ним даже сравнивать смешно.
Как только я это поняла, кто-то схватил меня за шкирку и потянул поперек всех мыслимых направлений. Я посопротивлялась немного, дав источнику время втянуться, и расслабилась, сдаваясь на волю судьбы. Мгновением позже увидела перед собой мир Тумана, замурзанный ватник Наблюдахи и черный плащ еще одного мутного субъекта. Ну, что он мутный — это я к тому, что ничего о нем не знаю, и он не торопится представляться, а так мужчина видный, хоть и седой, как лунь. Высоченный, я ему чуть выше пояса, стойка человека, не понаслышке знающего клинковое оружие, весьма приметный доспех, пластичный как ртуть и едва заметно, на пределе восприятия, подрагивающий по контуру, словно между нами поток горячего воздуха. А еще невероятная мощь, которую не видно, как не слышно инфразвука, только вот поджилки у меня прослабли, да источник в груди заерзал, втянулся поглубже и притих, как напакостивший кот. Посмотрела выше и встретилась взглядом. Глаза у него, оказывается, тоже седые. Вообще-то, цвет у них серо-стальной, но это ничего не значит, когда во взгляде сквозит седина. Смотрит этот субъект на меня и молчит. И я смотрю на него молча, лицо запоминаю. Чем-то похоже на альвийское, такое же острое и жестко очерченное, но разрез глаз, форма ушей... нет, не альв, только и не человек тоже. Да мало ли рас во Вселенной! Вопрос-то не в этом, а в том, нахрена он сюда притащился.
— Ну и как тебе? — спрашивает его Наблюдатель. — Интересная сущность?
— Да, — отвечает тот глубоким баритоном. — Поразительная способность к регенерации.
Я поднимаю брови в немом вопросе.
— Не тела, а духа, — уточняет седой. — И, в какой-то мере, души. Ну, здравствуй, Омела.
Да что ж это такое, а? Уже третье по счету имя примеряю, и все опять думают, что, услышав его, я что-то эдакое вспомню, подскочу, как ужаленная и кинусь то ли на шею, то ли в ножки, то ли что-нибудь вытворять начну, чего раньше не делала.
— И вы здравствуйте, — говорю. — Если не шутите.
— С тобой шутить — вредно для здоровья, — отвечает седой. — Одного тобой зашутили до смерти, второй сам попал так, что смерть для него была бы лучшим выходом.
— Так это не я, — уверяю его. — Если вы точно выразились, то это — мной. А "я" и "мной" — совсем разные вещи.
— Результат один, остальное — мелочи, — сказал, как отрубил. — Нужно, чтобы подобное не повторилось здесь. Меня попросили, — рыцарь показал взглядом на Наблюдаху. — Выучить тебя. Давно я не брал учеников, — опять пауза. — Но ради безопасности всего веера согласился.
Я шагнула к нему и наклонила голову:
— Ала, тано, мэй антъе эло.
Конечно, ах`энн я использовала ради шутки, да и знала его в объеме одной форумной игры, но ситуация показалась уж больно подходящей, нагнетаемая серьезность с толикой трагизма в голосе сама собой вытащила из памяти эллери ахе и прочих персонажей незабвенной ЧКА.
— Тано? — спросил седой, наклоняясь ко мне.
— Ага, — улыбнулась я широко и глупо, запрокидывая голову. — Учитель, то есть. Как тано Мелькор.
— И кто же это? — ну, конечно, назгулы тут дорожки метут, а об Утумно никто не знает.
Я ему объяснила. А чтобы не мучиться, подбирая слова, и не бороться с идиотским смехом в самых драматичных местах, собрала все, что знала по этому вопросу, в маленький кулечек и отправила седому заархивированную библиотеку:
— Смотрите сами.
Он принял этот пакет и, видимо, распаковал сразу же. Лицо его на мгновение стало смутным, потерявшим всякое выражение, а потом вместо улыбки на нем проступило смущение.
— Что, Отшельник, пристыдили тебя? — Наблюдаха подмигнул ему.
— Но это сказка, фантазия. К тому же, — встряхнул белой гривой, словно строптивый конь, и обратился ко мне. — Этот ваш Мелькор ничего не добился, кроме того, что перевел систему на низший энергетический уровень.
— А вот и нет! — сказала я.
— А вот и да! — сказал он.
— У меня непробиваемые аргументы, но поспорить всегда готова, тем более что уже давно не говорила на такие темы.
— Какие?
— Не относящиеся к действительности.
