Корабль-близнец "Циннуса" дернулся, когда на него обрушился этот поток разрушений. Его боковые стенки немного притупили его. Но ничто не могло остановить полностью, и обшивка разлетелась вдребезги под безжалостным натиском. Только массивная броня и тот факт, что лазерные заряды линкоров были намного легче, чем у него самого, спасли его.
Даже этого было недостаточно, чтобы предотвратить серьезные повреждения, и его оборонительный огонь ослаб, поскольку системы управления огнем были уничтожены, а противоракетные установки превратились в искореженные руины. Он пошатнулся под натиском, и тут в цель попал второй залп, разорвав его раненый бок, словно бензопилой, работающей на взрывчатке.
— "Гиппогриф" получил тяжелые повреждения, миледи! — резко сказал офицер оперативного отдела Триплетт. — Они сосредоточились на нем и "Полифеме".
— Бесстрашные ублюдки, — пробормотала Триплетт. Кто бы ни заказал этот план ликвидации пожара, он, должно быть, знал, что вряд ли увидит, насколько хорошо все сработало, но Триплетт не могла не восхититься стоящим за этим хладнокровным расчетом.
— Поверните "Гиппогриф" и "Полифем"! — рявкнула она. — Поверните их на бок и держите так! И поплотнее прижмите "Принца Эдуарда" и "Тандерер"!
— Есть, миледи!
* * *
Адмирал Уайтхейвен сдержанно кивнул, с горечью во взгляде соглашаясь, когда "Гиппогриф" и "Полифем" отвели свои разбитые, осыпанные обломками корабли в сторону от вражеских залпов, в то время как их товарищи по эскадре подтянулись поближе, прикрывая своими клиньями от приближающегося огня. Как и Триплетт, он понимал ледяную логику наведения хевов на цель. Но к приходу третьего залпа среди линкоров хевов не осталось ни одного уцелевшего корабля, который мог бы перенацелить свои ракеты... или любые в следующих залпах. Это означало, что все они продолжали атаковать два израненных дредноута в центре оборонительного построения баронессы Триплетт, безжалостно добивая их. Но это также означало, что обороняющиеся точно знали, на кого они нацелены, что, по крайней мере, удваивало эффективность их систем противоракетной обороны.
Все было кончено за три минуты. Три минуты, в течение которых "Гиппогриф" был выведен из строя как минимум на семь месяцев. "Полифем" был поврежден не так сильно, но сам он как минимум пару месяцев будет находиться в руках верфи... предполагая, что кто-нибудь сможет найти место на верфи, куда его можно было бы поместить.
Но за те же три минуты восемнадцать хевенитских линкоров превратились в бессильные, изломанные обломки. Три из них просто взорвались; остальные пятнадцать были в ненамного лучшем состоянии, и Хэмиш Эликсандер мысленно отвернулся от сцен на борту этих изуродованных лазерами обломков, где, как он знал, мужчины и женщины отчаянно боролись за то, чтобы найти и спасти оказавшихся в ловушке раненых членов экипажа.
Несколько ракет — не более пары сотен — были выпущены с боевых платформ базы флота Мэтиас, но они мало что добавили к этой бойне. Учитывая обстоятельства, Уайтхейвен не подверг их ответному обстрелу. На борту этих платформ было гораздо больше людей, в том числе несколько тысяч гражданских работников со Смарагденио, которые никогда не просили об участии в этой войне. У него не было желания убивать их, если в этом не было необходимости.
Через двести восемьдесят семь секунд после первого залпа Шестой флот пересек орбиту Смарагденио со скоростью 70 640 километров в секунду, и пусковые установки с обеих сторон замолчали. При такой относительной скорости ракеты просто не могли настигнуть свои цели, и Уайтхейвен глубоко вздохнул, изучая схему.
Помимо нескольких легких, несущественных попаданий в еще три дредноута вице-адмирала Триплетт, его единственными поврежденными единицами были "Гиппогриф" и "Полифем". Сообщений о потерях еще не поступало, но он уже знал, что они будут достаточно серьезными, чтобы не давать ему спать следующие несколько ночей. Они были всего лишь булавочным уколом на фоне потерь хевов, но у каждого из этих уколов было свое имя, люди, которые любили этого мужчину или эту женщину.
Люди, которых больше никогда не увидят. Несколько секунд он стоял, глядя на экран, затем повернулся к капитану Хантеру и лейтенанту Салданья.
— Байрон, отведи "Гиппогриф" и "Полифем". Пусть Уитворт выделит один из своих дивизионов и отправит пасти их. Мы отправим их обратно на рандеву с поездом флота. — Он резко фыркнул. — Не похоже, что нам понадобится их огневая мощь.
— Да, милорд.
— Пока Байрон занимается этим, Ванда, — продолжил Уайтхейвен, глядя на Салданью, — продолжайте готовить "Спринтер".
— Конечно, милорд.
* * *
Гражданин коммандер Сэмпер спокойно стоял в стороне, наблюдая за гражданином генерал-майором Гарридо и народным комиссаром Теймури темными, полными горечи глазами.
На командной палубе "Мэтиаса Альфы" кипела лихорадочная деятельность, поскольку он пытался скоординировать поисково-спасательные работы. Все суда и буксиры, которые мог собрать Мэтиас, суетились вокруг обломков, которые всего несколько минут назад были восемнадцатью линкорами и девятью легкими крейсерами, отчаянно разыскивая выживших. Судя по всему, их было больше, чем предполагал Сэмпер с учетом силы огня, которому они подверглись. Но это не означало, что их было много. В полном составе на борту шестнадцати линкоров находилось более шестидесяти четырех тысяч мужчин и женщин. Легкие крейсера, погибшие вместе с ними, добавили "всего лишь" еще две тысячи семьсот человек к общему числу.
Даже с учетом "второстепенного персонала", который удалось спасти Дитц и Риккарди, Сэмпер сомневался, что выжило более четверти из этих шестидесяти шести тысяч человек, и что дали все эти смерти?
Два поврежденных дредноута манти. Даже если бы они убили каждого члена экипажа на борту обоих этих кораблей — чего они и близко не достигли — потери мантикорцев составили бы менее четырнадцати процентов от потерь народного флота.
Истощение, мрачно подумал он, борясь с желанием выплеснуть свою ярость на начальство. Истощение, черт возьми! Наступает момент, когда "благоприятный обменный курс" теряет всякий смысл! А эти ублюдки думали, что все в порядке. По крайней мере, — он холодно улыбнулся, — так было до тех пор, пока на нашей стороне умирал кто-то другой.
Судя по выражению их лиц, теперь они не были так увлечены этой идеей.
Справедливости ради, хотя в данный момент ему меньше всего хотелось быть "честным", ни Гарридо, ни Теймури никогда не видели настоящего боя. Во всяком случае, не в космосе. Они только думали, что понимают, что происходит. Теперь, когда они увидели это, стали свидетелями настоящей бойни, они поняли, что такие же разрушения могут произойти и на их небронированных орбитальных платформах.
— Сколько еще потребуется времени для поисково-спасательных работ? — спросил Гарридо гражданина полковника Блэйра, и Блэйр пожал плечами.
— Это может занять несколько дней, гражданин генерал-майор. Действительно, потребуются дни, чтобы убедиться, что мы вытащили всех из-под обломков.
В отличие от Гарридо, Блэйр участвовал в боевых действиях, будучи рядовым, во время завоевания Звезды Тревора и Сан-Мартина. Он казался менее потрясенным, чем его командир, и Сэмперу показалось, что он увидел, по крайней мере, часть своего отвращения в глазах космопеха.
— Сколько времени потребуется для завершения немедленных восстановительных работ? — потребовал Теймури. Судя по его тону, Сэмпер подозревал, что народный комиссар увидел то же самое в глазах Блэйра.
— Вероятно, мы сможем разгрузить спасательные капсулы в течение четырех-шести часов, — ответил гражданин полковник. — Они предназначены для входа в атмосферу обитаемых планет, поэтому при необходимости смогут самостоятельно приземлиться на Смарагденио. Небольшой корабль может состыковаться с базами и выгрузить всех, кого они подобрали. Сбор отдельных космонавтов, которые выбрались без капсул, займет значительно больше времени, и, честно говоря, у них будет меньше времени. В их скафандрах не так много воздуха, как в спасательной капсуле.
— То есть, вы хотите сказать, что мы сможем, по крайней мере, расчистить зону обстрела в течение, скажем, восьми часов? — настаивал Гарридо.
— По крайней мере, при определенных значениях "чисто", гражданин генерал-майор, — предположил Сэмпер. Гарридо и Теймури посмотрели на него, и он пожал плечами. — Что бы мы ни делали со спасательными капсулами и небольшими судами, обломки кораблей все равно будут там, когда манти вернутся. И, честно говоря, если они вернутся с налитыми кровью глазами, они не будут беспокоиться о том, чтобы не попасть в корабли, которые они уже фактически уничтожили. Если они решат подвергнуть наши орбитальные базы такой же бомбардировке, будет уничтожено все, что встанет у них на пути.
Теймури бросил на него угрожающий взгляд, но Гарридо резко кивнул.
— Согласен, — резко сказал он. — Но это лучшее, что мы можем сделать, — он глубоко вздохнул. — И, по крайней мере, им понадобится несколько часов, чтобы вернуться сюда. Даже без капсул им потребуется — сколько, по крайней мере, шесть, может быть, семь часов? — только чтобы снизить такую скорость. Тогда им придется развернуться и проделать весь обратный путь, и потратить еще больше времени на торможение, если они хотят перехватить планету с нулевой относительной скоростью!
Были времена, размышлял Сэмпер, когда небольшое знание было опасной вещью.
— Я думаю, что ваша оценка времени, вероятно, немного ошибочна, гражданин генерал-майор, — сказал он своим самым тактичным тоном, наблюдая за направлением движения флота манти на главном экране.
Они не замедлялись, они ускорялись.
Конечно.
* * *
— "Спринтер" выполняется, милорд, — доложила лейтенант Салданья, и Уайтхейвен кивнул в знак согласия.
Если бы граф мог подслушать разговор гражданина генерал-майора Гарридо, он бы широко улыбнулся. И если бы он был посвящен в мысли гражданина коммандера Сэмпера, то улыбнулся бы еще шире.
Гарридо был совершенно прав относительно того, сколько времени потребовалось бы Шестому флоту, чтобы сбросить скорость до нуля. Снижение его текущей скорости относительно Смарагденио действительно заняло бы почти шесть часов, в течение которых он пролетел бы на расстоянии более тридцати трех световых минут от своей цели.
Чего он не учел, так это того, что до гиперграницы на дальнем конце системы было всего двадцать девять световых минут.
Предполагая, что Шестой флот просто продолжит движение с текущей скоростью, он достигнет этого предела всего за два часа, а если разгонится до трехсот тридцати семи g, которых может достичь теперь, когда сбросил свои капсулы, то долетит до дальней границы чуть более чем за сто четыре минуты.
Именно для этого и был разработан "Спринтер". по причинам, которые вскоре стали до боли очевидны гражданину генерал-майору Гарридо.
* * *
— Вы уверены в этом, гражданин коммандер?
При других обстоятельствах Элихио Сэмпер получил бы немалое удовольствие от неуверенных ноток в голосе гражданина генерал-майора Гарридо. В данный момент высокомерие начальника системы явно поубавилось. Однако в сложившихся обстоятельствах это было на редкость слабым утешением.
— Боюсь, что да, гражданин генерал-майор, — сказал он. — И в любом случае мы узнаем об этом через две-три минуты.
Гарридо посмотрел на него, перевел взгляд на Теймури с пепельно-серым лицом, затем кивнул и вернулся к экрану.
Манти больше не заботились о скрытности. Сигнатуры их импеллеров четко отражались на гравитационных решетках "Мэтиаса Альфы", и эти сигнатуры были сверхсветовыми. На расстоянии двадцати девяти световых минут даже сверхсветовым сигналам требовалось чуть более двадцати семи секунд, чтобы достичь их, но это все равно позволяло базе отслеживать их почти в режиме реального времени. И еще примерно через две минуты...
* * *
— Гиперграница через две минуты, милорд, — сказала Ванда Салданья.
— Очень хорошо, — признал Уайтхейвен, откидываясь на спинку своего командирского кресла и сжимая обеими руками кофейную чашку. Он поднял ее и отхлебнул, пока стрелка часов тикала вниз. Затем...
— Гиперграница, — объявила Салданья.
— Тогда, я полагаю, пришло время, — ответил Уайтхейвен. — Запускаем, когда будем готовы.
— Запускаем сейчас.
Салданья постучала по своей консоли, и Шестой флот исчез в гипере.
Королевский флот Мантикоры назвал маневр, выбранный Уайтхейвеном, "маневром Лонга", в честь офицера тактической службы, который впервые разработал его для КФМ. Его детище не было уникальным. Большинство опытных военных флотов были знакомы с этой концепцией, по крайней мере, в теории. Просто это было не то, что можно было использовать очень часто, учитывая, что большинство сражений флота происходило далеко за пределами гиперграницы. За этими пределами более слабый противник обычно исчезал в гиперпространстве, избегая сражения, как только осознавал, что его шансы невелики, что делало редкостью любые сражения, происходящие вдали от звезды системы. На самом деле, этого практически никогда не происходило, если только кто-то не размещал особо ценную цель — настолько ценную, что ее приходилось защищать — в отдаленном поясе астероидов или на орбите газового гиганта за пределами гиперграницы его системы.
Однако при определенных обстоятельствах маневр Лонга был чрезвычайно полезен.
Шестой флот перешел в нижние альфа-полосы, неся с собой свою невероятную скорость. А затем, двадцать секунд спустя, он вернулся в нормальное космическое пространство.
Даже этот короткий прыжок через гипер перенес на 113 250 000 километров дальше границы, когда он снова вернулся. Но из-за снижения скорости при переходе его скорость в обычном пространстве составляла всего 7306 километров в секунду, а при торможении на трехстах тридцати семи g она должна была снизиться до нуля относительно Смарагденио примерно за тридцать шесть минут. Это дало бы его гипергенераторам достаточно времени для перехода из режима ожидания в режим готовности, что позволило бы ему вернуться в гипер и совершить микропрыжок к ближайшей к Смарагденио точке за пределами гиперграницы еще через двенадцать минут. Он прибудет со скоростью в обычном пространстве, равной приблизительно нулю... на расстоянии в 235 800 000 километров и всего в четырех с половиной часах полета до точки встречи с планетой.
* * *
— Что ж, по крайней мере, мы были достаточно близко, чтобы обнаружить этот гиперслед, — кисло сказал гражданин коммандер Сэмпер гражданину полковнику Блэйру.
Они вдвоем стояли бок о бок у главного тактического экрана, наблюдая, как перед ними разворачивается финальная стадия катастрофы, охватившей систему Мэтиас, когда манти появились точно по расписанию, через сорок девять минут после того, как они пересекли границу. Они мигнули и вернулись в нормальное пространство, излучая голубое сияние лесного пожара массового гиперперехода, всего в тринадцати световых минутах от Смарагденио. В данный момент они удалялись от своей цели, но уже снижали скорость, как и предсказывал Сэмпер — и, справедливости ради, Блэйр. Ни один из них не был доволен подтверждением своего прогноза, и к этому времени было бы трудно определить, кто из них испытывал большее отвращение к своему начальству.
