Они обнялись и несколько мгновений радостно и с нескрываемым интересом рассматривали друг друга.
— Что-то ты, мой друг, не очень весел, — констатировал Яшвин.
Вронского немного удивила проницательность Яшвина. Неужели его вид выдает его настроение? Для дипломата, пусть даже бывшего, эта непростительная оплошность. Впрочем, стоит ли этому уж слишком удивляться, после провала с выставкой и у него и у Анны возникло что-то вроде депрессии. Ни денег, ни перспектив. Как в таком случае жить?
— Ты же знаешь, жизнь — это по большей части сплошные неприятности, — несколько замаскировано ответил Вронский.
Яшвин сощурил глаза.
— Что-то раньше не припомню, чтобы ты был таким пессимистом. А, по-моему, жизнь не самое плохое деяние Бога. При умелом с ней обращении можно получить немало приятного.
— Ты по-прежнему играешь? — поинтересовался Вронский.
— Если ты о рулетке, то давно не баловался. У меня теперь другие игры.
— Ты имеешь в виду службу. Что у нас, кстати, новенького?
— Понятие не имею. Ах, да, ты же не знаешь, что я тоже уволился, вслед за тобой.
— Уволился? — изумился Вронский. — Но по какой причине? У тебя же все шло хорошо.
— Захотелось, чтобы шло еще лучше, — засмеялся Яшвин. — Если честно, я давно мечтал слинять оттуда. Это только не посвященным кажется, что МИД — это что-то невероятно замечательное, а в действительности довольно тусклая и унылая контора. В какой-то момент я почувствовал, что там кисну.
— Ну, киснуть можно, положим, в любом месте.
— Тут ты, пожалуй, прав, но я нашел такое место, где киснуть не дают.
Вронскому стало любопытно, но, как настоящий дипломат, он решил не спешить с расспросами. Чем больше задаешь вопросов, тем меньше получаешь ответов. В дипломатической академии их учили: хочешь больше узнать, дождись момента, когда собеседника понесет, а чтобы это случилось, умей его подвести к такому состоянию. И тогда остается только слушать и запоминать.
— Давай выпьем за встречу, — предложил Яшвин. Подошедшему официанту он сделал заказ — бутылку дорого коньяка.
Вронский прикинул, сколько придется заплатить за заказ и сколько у него денег в кошельке. Ему может их не хватить, с тоской подумал он.
Яшвин угадал его мысли по выражению лица Вронского.
— Я тебя пригласил, я за всю и плачу, — объявил он.
Вронский попытался протестовать, впрочем, довольно вяло, но Яшвин не стал его слушать.
— За встречу, — предложил он тост. — И не только.
Они выпили.
— Чем же ты все-таки занимаешься? — спросил Яшвин.
— Ничем, — признался Вронский. — Думаю, чем заняться.
— Есть хорошие предложения?
— Хороших нет. — Вронский не стал уточнять, что нет и плохих.
— Как-то это на тебя не похоже. Ты всегда был таким деятельным, а сейчас тебя словно бы подменили, какой-то ты безынициативный. Так в наше время нельзя.
— У нас с Анной были непростые времена. Моя авария, ее отношения с мужем, рождение дочери, потом путешествие. Было как-то не до инициатив.
— Но это ж все в прошлом?
— В общем, да, — согласился Вронский. — Правда, что в настоящем, не понятно.
— В жизни каждого случаются трудные времена. — Философски заметил Яшвин.
— От этого мне не легче, — резонно возразил Вронский.
У Яшвина был такой вид, словно бы он хотел что-то сказать, но не решался. Вронский тоже молчал, он вдруг почувствовал, что не так рад, как раньше, появлению друга. Его вид со всей очевидностью свидетельствовал о благополучии, чем никак не мог похвастаться он. И это мешало Вронскому без помех отдаваться дружескому чувству.
Внезапно Яшвин ударил себя по ноге.
— Вот что я тебе скажу, Алексей, я сейчас участвую в одном перспективно проекте.
— Что за проект?
— Знаешь нашего миллиардера Михаила Порохова?
— Кто же его не знает, был даже кандидатом в президенты. Но что-то не слишком удачно.
— Лиха беда начало. Он решил пойти другим путем, создает партию "Гражданская инициатива". Я состою в учредительном комитете.
— Поздравляю.
— Ты прав, есть с чем поздравить, — улыбнулся Яшвин. — Денег на этот проект выделены солидные. Порохов не скупится. Он связывает с ним едва ли не всю свою дальнейшую судьбу, а это, сам понимаешь, стоит дорого.
— Что мне с того? — меланхолично произнес Вронский.
— А вот это уже зависит от тебя. Нам очень нужны знающие и дельные люди, мечтающие построить другую Россию.
— Я как-то не очень об этом мечтаю, может от того, что не очень в это верю. Не хуже меня знаешь, сколько было таких попыток. А результат?
Яшвин усмехнулся.
— Вера — понятие метафизическое. Я тебе предлагаю конкретное дело, за которое тебе будут платить неплохие деньги. От тебя же никто не просит клясться на Библии или на чем-нибудь еще. Зато у тебя появляется шанс принести пользу обществу и самому себе. Что, согласись, уже неплохо.
— Хорошо, убедил. Излагай, в чем дело?
— Да дело самое простое. Сейчас мы подбираем контингент региональных представителей партии, есть вакантное место в Туле. Могу предложить твою кандидатуру. Условия хорошие, будешь получать солидный оклад, партия за свой счет снимет для тебя особняк в окрестностях города. Даже наймет прислугу. Лишь бы ничего не мешало заниматься делом. Такой деловой подход исповедует наш лидер. И я с ним во многом согласен. Именно так он строил свой бизнес и добился в нем больших успехов. Я знаю, ты пессимист, а вот я настроен оптимистически. С таким руководителем и с таким взглядом на вещи мы многого добьемся. — Яшвин подмигнул Вронскому. — И себя не забудем. Ну, как тебе мое предложение?
— Мне надо посоветоваться с Анной. Хотя я в принципе согласен. Меня сейчас ничего не держит в Москве, а это действительно может стать интересным делом. Меня иногда посещали мысли заняться политикой. Особенно когда я смотрел на некоторых из них. Иногда, кажется, что в нее идут чуть ли не отбросы общества.
— Конечно, посоветуйся, она у тебя женщина умная.
После этих слов они больше не говорили о деле, вспоминали прошлое и пили, пили и вспоминали прошлое.
Из ресторана Вронский выполз абсолютно пьяным, он едва держался на ногах. Яшвин подозвал такси, отворил дверцу и посадил его в машину. Краем сознания он услышал, как приятель назвал его домашний адрес и увидел, как тот дал денег шоферу. Вронский попытался было протестовать, но вместо этого опустил голову и отключился, и уже не видел брошенного на него ироничного взгляда Яшвина.
В машине Вронский немного поспал и протрезвел. Но все равно, когда он вошел в квартиру, был сильно пьян. Анна с изумлением смотрела на него, еще ни разу она не видела его в таком виде.
— Что с тобой? Ты где был, Алеша?
— Встречался с Яшвиным.
Вронский не удержался на ногах и полетел прямо на Анну. Они оба упали, при этом Анна сильно ударилась плечом о прихожую. Это высекло из нее гнев.
— Ты что себе позволяешь! — закричала одновременно от боли и гнева она. — Ты пьян, как сапожник. И это бывший дипломат! Лучше бы пошел чем-нибудь занялся, заработал деньги. У нас есть скоро будет нечего.
Впервые за все время их отношений они по-настоящему поссорились. Долго кричали друг на друга, обвиняя в реальных и мнимых прегрешениях и обидах. Кончилось это тем, что они разошлись по разным комнатам.
Они помирились только перед сном. Каждый покаялся в том, что бы не прав. Вронский поведал о предложении Яшвина, Анна горячо поддержала его. Ей, как и ему, хотелось уехать из Москвы. Не говоря уж о том, что это было долгожданное решение денежного вопроса. Примирившись, они занялись сексом, причем с такой страстью и неистовством, как это было только в первые дни их отношений.
XIX.
Вронский и Анна паковали вещи перед отъездом в Тулу. Их оказалось так много, что казалось этому занятию никогда не наступит конец. Оба они сильно измучились, особенно Анна, так как на нее пришлась основная нагрузка. Вронский хотя и помогал ей, но то и дело устраивал долгие паузы и перерывы. Он вообще был каким-то задумчивым и молчаливым, но о чем он думает, с Анной не делился. Она же хотя и хотела проникнуть в ход его мыслей, но решила, что не будет вызывать его на откровения. Захочет, сам все расскажет.
Но, как известно, даже самому длинному процессу когда-нибудь наступает конец. Все вещи были собраны, упакованы. Осталось только их погрузить в машину. Она должна была придти завтра утром. Анна взглянула на Вронского, тот сидел на стуле с каким-то отрешенным видом. Анна невольно подумала, что, наверное, примерно такое лицо у капитана, вынужденного покидать давший течь свой корабль, но кто же в этом виноват? Только они сами. Однажды они приняли решение, которое и привело их к такому не слишком вдохновляющему итогу.
Впрочем, на эту тему Анна размышляла совсем недолго. Ею овладели совсем другие мысли. Она думала о том, что не может уехать из Москвы, не повидав сына. Это было бы просто противоестественно. После того, как она воссоединилась с Вронским, и они укатили в Италию, она не очень скучала по мальчику; уж слишком она была поглощена своими чувствами к любовнику. Но после того, как они вернулись в Москву и стали жить с ним в одном городе, ею вдруг овладела тоска. Желание увидеть Сережу иногда заполняло ее просто до краев, и она сама не понимала, как справлялась с этим напряжением. Сейчас перед переездом в другой город, возможно, надолго, в ней вдруг сформировалась решимость увидеть его во что бы то ни стало как бы к этому не отнесся ее официальный муж. Она мать, никто ее материнских прав не лишал. А, следовательно, она имеет полное право хотя бы на свидание с ним, не говоря уж о чем-то большем.
Вронский продолжал все так же безучастно восседать на стуле. Анна решила: сейчас или никогда. Другая возможность его повидать, может представиться очень не скоро. Она решительно встала и начала переодеваться. Вронский смотрел на нее без всякого удивления, он даже не попытался узнать, куда она направляется. В другой раз Анна бы обиделась на проявление такого вопиющего безразличия, но сейчас ей было не до чувств любовника. У нее была цель, к которой она стремилась.
На дорогах были привычные московские пробки. Но Анна воспринимала их, как дополнительные испытания, не позволяющие ей добраться до сына. "Когда же это все кончится" — стонала она, окидывая взглядом окружающие ее со всех сторон автомобили. Их было так много, что казалось, что заторы из них не рассосутся еще много дней.
Она подъехала к дому, где жила еще совсем недавно почти обессиленная, но мысль о том, что через несколько минут увидит сына, вернула ей силы. Она выскочила из машины, забыв даже закрыть ее. Сейчас она совершенно не думала о таких мелочах.
Анна вбежала на крыльцо. Из сумочки поспешно достала ключи. Анна боялась, что муж мог заменить замок, и тогда она не сумеет попасть в дом. Но дверь легко отворилась, Анна вбежала внутрь и, словно быстроногая лань, помчалась по коридору. Вот она детская. Анна на мгновение замерла и рванула на себя дверную ручку. Сережа сидел за компьютером. Заслышав шум, он недовольно обернулся и тут же бросился навстречу матери.
-Мама, мамочка! — раздался его звонкий, прерывающийся, взволнованный голос.
— Сереженька! — закричала Анна.
Она обняла сына, прижала его голову к груди.
— Мама, ты вернулась? — пробились к ней его слова.
Анна почувствовала смущение, радость от встречи с сыном вдруг оборвалась.
— Да, милый, я вернулась. Я пришла тебя навестить. Как ты тут?
Что-то изменилось в лице мальчика, кажется, он понял, что встреча с матерью будет недолгой.
— Я играю в компьютер, — уже не так радостно ответил он. — Хочешь, посмотреть?
— Конечно же хочу, дорогой.
Сережа подвел Анну к компьютеру и стал со знанием дела объяснять правила компьютерной игры. Анна не старалась особенно вникать в смысл его слов, ее волновало другое. Она смотрела на сына и замечала, что он изменился за тот относительно короткий срок, что они не виделись. Он узнал много нового, погрузился в свой мир, где ей почти нет места. Если только на самом краешке. Она не знала, радоваться ли этому обстоятельству или огорчаться? Ее не покидало чувство, что все это отдаляет его от нее. Анна прервала его объяснения и снова прижала мальчика к себе.
— Как учеба, английский? Ты по-прежнему занимаешься?
— Занимаюсь, но учитель мною недоволен, — признался Сережа.
— Почему? — удивилась она.
— Не знаю, — как-то чрезмерно уклончиво ответил он.
Анна вдруг поняла, что плохая учеба сына каким-то образом косвенно связана с ней. Какая тут связь, она не ведала, но то, что это было именно так, в этом Анна не сомневалась.
Она вдруг встала на колени, так, чтобы ее лицо было бы на уровне его лица.
— Сереженька, дорогой, я тебя заклинаю, учись хорошо и я буду очень счастлива. Будешь хорошо учиться? Обещаешь?
— Буду, — кивнул сын головой.
— Как я тебя люблю! Ты и не представляешь, как я тебя люблю! — На глазах Анны показались слезы.
— Мамочка, не уходи, — попросил он и тоже заплакал.
Анна хотела заверить сына, что никуда не уйдет, но внезапно дверь отворилась, и в детскую вошли муж и Лидия Ивановна. Оба сурово смотрели на нее, как на человека, совершившего безнравственный поступок. Анна встала с колен. Она поняла, что на этом свидание с сыном закончилось. Эти люди не допустят его продолжение, достаточно было посмотреть на их лица. Ей пора уходить из собственного дома.
Она направилась к двери, Каренин и Лидия Ивановна расступились, и она прошла между ними, как между Сциллой и Харибдой. Перед тем, как покинуть детскую, Анна обернулась и в последний раз посмотрела на сына. Сережа молча взирал на эту душераздирающую сцену. Его глаза уже были сухими.
Никто не сказал ни слова. Анна выбежала из квартиры, затем из дома, бросилась в машину и только там дала волю слезам.
Часть шестая.
I.
В это лето в имении Левина было многолюдно. К ним с Кити приехали погостить ее мать, Долли с детьми и Варенька, которую Кити давно зазывала к себе в гости. Дом Левина, словно гостиница, переполнился родственниками жены. Левину, привыкшему, к уединенной жизни, казалось, что людей в доме стало уж слишком много. Ему даже приходилась сдерживать свое раздражение от невозможности спокойно заниматься своими делами. Гости хоть и не требовали постоянного внимания к своим персонам, но Левину все равно приходилось уделять им достаточное количество времени, чтобы не выглядеть в их глазах негостеприимным хозяином. Да и перед Кити он не хотел казаться нелюбезным к ее близким. В ее положении это было совсем ни к чему.
Левин понимал, что отчасти из-за ее беременности понаехала в их дом вся эта многочисленная родня. Ее мамаша, которая, как наседка над своим цыпленком, ходила за дочерью, отслеживала каждый ее вздох и шаг, чтобы не дай бог, с Кити не приключилась бы какая-нибудь напасть. Левин недоумевал, отчего такой переполох. Кити здоровая женщина, носила беременность спокойно, у нее не было даже токсикоза на ранних сроках, не было причуд ни в еде, ни в поведении. Все, как обычно. Только разве что живот сильно вырос, но так и должно быть. Поэтому Левин совершенно не видел необходимости для Кити такой мощной группы поддержки в лице ее родственников. Достаточно было бы с нее одной Вареньки.
