— Молодой человек, а вы не преувеличиваете свое значение?
— Вы сами просили говорить честно.
— Извините, я была не права. Но, согласитесь, не очень приятно слышать такое о собственном муже. Ведь ваши слова — это снова косвенное обвинения и в мой адрес.
— Я вас ни в чем не обвиняю, Татьяна Евгеньевна, — поспешно проговорил Несмеянов.
— Вы — может, и нет, но вся ситуация, которую вы только что обрисовали, указывают и на мою вину. Ведь это я заставляю делать его то, чего он не хочет делать.
— Извините, Татьяна Евгеньевна, но это не мне судить.
— Да, не вам, Анатолий. — Татьяна немного остыла, она поняла, что была не права, набросившись на своего гостя. Она сама заставила его разговориться. А он тут вообще ни причем — случайный наблюдатель. — Наверное, я узнала от вас, что хотела. Большое вам спасибо, Анатолий.
— Рад, если вам чем-то помог.
Татьяна подумала, что на эти слова у нее нет однозначного ответа. Может, появится когда-нибудь потом.
37.
Все вдруг стало переливаться, то и дело появлялись вспышки новых, преимущественно ярких цветов. Каракозов понял, что эта цветовая гамма отражает то, что творится у него внутри. А там действительно происходило нечто необычное, ведь он вплотную подошел в своих воспоминаниях, возможно, к самой счастливой поре своей жизни. Ничего подобного больше с ним затем не случалось. Разве только, когда он встретил Виолетту. Но это совсем другая история, из другого времени. Интересно, а Плотин хотя бы однажды переживал нечто подобное?
В это же мгновение появилась яркая точка, которая приближалась к нему с необычайной быстротой. Каракозов увидел Плотина.
— Я вижу, ты сильно взволнован, — сказал философ. — Вон как все играет различными красками. Давно я не наблюдал, чтобы ты порождал такое разноцветное сияние.
— Вы правы, я взволнован. Я подхожу к самому счастливому моменту своей жизни.
— Я знаю, — кивнул Плотин головой. — Это была кульминация твоей любви.
— Откуда вам это известно? — изумился Каракозов. Внезапно его озарило. — Вы видите тоже, что вижу я?
— Да, вижу, — признался Плотин. — Более того, я переживаю твою историю, как свою собственную.
— Но это не этично, это только моя история. Я не хочу, чтобы ее видели бы другие. Даже вы.
— Прости, но здесь так не принято, здесь не существует тайн. К тому же твоя история — это в какой-то степени и моя история.
— Это как понимать?
— Ты — это частично моя инкарнация. И все, что происходит с тобой, — это в какой-то степени происходит и со мной. Все люди связаны между собой одной нитью. А хочешь ты того или нет, но наша с тобой нить особенно прочная.
— В какой-то период мне стало казаться, что она разорвалась.
— Это было исключительно внешнее впечатление. На глубине она сохранялась неизменно с того момента, когда твой учитель Елагин связал нас тобою одной нитью. Это было навечно.
— Наверное, вы правы, — пробормотал Каракозов. — Просто не всегда все осознаешь.
-Разумеется, — согласился Плотин, — человек склонен забывать самое важное и помнить второстепенное. В этом во многом таится его трагедия. Что же касается твоей любви, то и тогда и теперь она воскрешало и воскрешает в тебе самое лучшее, что заключается в твоей натуре. Помнишь, что я писал в трактате: "О любви"?
— Если честно, то нет, — немного смущенно ответил Каракозов.
— Ничего страшного, я напомню: " Я полагаю, что первоисточник любви следует искать в склонности Души к чистой, небесной красоте, в ощущении ею своего родства с божественным, в тех дружеских чувствах, которые она, порой сама того не сознавая, питает к высшему". Ты этого, конечно, тогда не осознавал, но твои чувства к Злате во многом соответствовали этим словам. В ее лице ты любил Единое.
— Возможно, хотя в тот момент я об этом не думал.
— Еще бы, — улыбнулся Плотин. — В тебе бушевали совсем другие страсти. Но это на поверхности. А на глубине происходило твое восхождение к божеству. К сожалению, затем все остановилось. Когда человек по-настоящему любит, то он тоскует о благе в независимости от того, осознает он это или нет. Это происходит помимо него, просто иначе любовь не возникнет.
— Что же тогда возникнет? — поинтересовался Каракозов.
— Вожделение, — пояснил Плотин. — Это могучая сила, которая толкает нас вниз, окончательно отделяет от Единого. Человек, попавший в лапы вожделения, никогда с ним не воссоединится.
— А как вы считаете, что происходило тогда со мной? — задумчиво произнес Каракозов. — Если быть честным, я был переполнен вожделением.
— Снова отвечу словами моего трактата: " Любовь имеет смешанную природу. С одной стороны, в ней есть недостаточность, порождающая желания, а, с другой, она и не всецело обездолена; то, что недостаточно, ищет способы восполнить ущерб, и все, в чем есть хоть немного какого-либо блага, стремится к Благу". Узнаешь, ту картину?
Какое-то время Каракозов размышлял над словами философа.
— А ведь именно так все и было; теперь я это ясно понимаю, — произнес он. — Но тогда...
— Тогда тебе было не до таких размышлений, — вновь улыбнулся Плотин. — Я ухожу, не буду мешать твоим воспоминаниям. Иногда только они и способны сделать нас счастливыми.
37.
Едва Игорь вышел за порог общежития, как почти тут же забыл и об Андрее, и о Вениамине и о ссоре с ними. Все его мысли устремились к Злате, и к тому, что случится между ними совсем скоро. А то, что это случится, он не сомневался.
Он ехал в забитом в этот вечерний час вагоне метро и размышлял о причудливости его судьбы. Еще недавно он был уверен, что ему никогда не улыбнется счастье в виде Златы, а вот теперь он поселится с ней в одной квартире, и они станут жить практически, как муж и жена. Почему все же произошла такая метаморфоза? Неужели высшие силы все же благоволят к нему, хотя совсем недавно он был уверен, что ничего хорошего они не обещают, ему предстоит не простая, тяжелая жизнь человека, который, словно проходчик в шахте, вынужден огромными усилиями прокладывать себе путь в темном туннеле жизни. Значит, у него все же есть шанс добиться своей цели.
А какая у него цель? До сих пор она маячила перед ним весьма смутно; если бы его попросили четко ее сформулировать, то он испытал бы немалые затруднения. На самом деле, у большинства людей нет ясных о ней представлений, они довольствуются крайне расплывчатыми формулировками. А потому по-настоящему сами не ведают, чего хотят. А вот ему вдруг стало предельно ясно, чего он желает добиться в жизни, — быть всегда со Златой, вместе с ней искать свой путь, не похожий на путь никого другого. И теперь ему кажется, что у него это может получиться.
Злата открыла ему дверь, и он сразу заметил, что она волнуется. Они поцеловались, затем она провела его в гостиную, где раньше проводились их семинары. Сейчас здесь стоял накрытый стол с двумя тарелками на нем, над ними гордо возвышалась башенка бутылки вина.
— Садись, Игорь, я сейчас все принесу.
Злата исчезла на кухне, а Игорь огляделся вокруг. С тех пор, как он был тут в последний раз, ничего не изменилось, кроме его ощущений. Тогда он чувствовал себя здесь гостем, а сейчас, пусть не хозяином в полном смысле этого чарующего слова, но сейчас это пусть временный, но его дом.
Злата вернулась в гостиную, неся на подносе тарелки с едой. Игорь разлил вино по бокалам. Несколько мгновений он размышлял о своем тосте.
— Злата, я хочу, чтобы наш первый совместный тост в этой квартире был бы за твоего отца — Эрнеста Викторовича. Я ему благодарен больше, чем своим родителям. Если бы не он, мы бы никогда не встретились, не были бы вместе. Но не только за это я ему признателен, крайне редко встречается человек, оказывающий на других такое влияние, какое оказал на меня Эрнест Викторович. Я не сомневаюсь, если бы не он, я был бы сейчас совсем другим. Он буквально меня перепахал, он показал мне на своем примере, каким может и должна быть человеческая личность. Мне хочется ему подражать во всем. Но при этом я совсем не желаю походить на него, он вселил в меня стремление быть самим собой. Я помню, как однажды он сказал нам, что это самое трудное, что есть на земле. Если чему-то и стоит посвятить свою жизнь, так этой задаче. И если ты решаешься на нее, то все иные цели реализуются сами собой. Вот за это давай и выпьем.
— Спасибо тебе, Игорек, за эти слова о моем отце. За это я люблю тебя еще сильней.
— Я тоже тебя очень люблю.
Больше ни о чем серьезном за ужином они не говорили. Но Игорь ощущал, насколько наэлектризована атмосфера за столом. И не сомневался, что то же самое чувствует и Злата. Да и может ли быть по-другому в такой ситуации?
Они поужинали, Злата собрала посуду и понесла ее на кухню. Игорь вслед за ней тоже переместился туда. Девушка стала мыть тарелки и чашки, Игорь сидел за столом и наблюдал за тем, как она это делает. Судя по ее уверенным движением, это занятие было для нее не в новинку.
Игорь никак не мог решить, надо ли помогать Злате мыть посуду? И пришел к выводу, что не стоит этого делать — посуды не много, и создавать толкучку возле раковины нет никакого смысла. Потом они согласуют этот вопрос и распределят обязанности.
Злата закончила мыть посуду и повернулась к Игорю.
— Пойдем за мной, — сказала она.
Она привела его в спальню. Игорю сразу же бросилась в глаза стоящая тут двуспальная кровать.
— Это спальня отца, а кровать осталась с той поры, когда тут спала и мама. Он ничего здесь не менял. Я предлагаю ночевать нам тут, на моей тахте нам будет тесно. Ты согласен со мной?
Какое-то время Игорь молчал, он был поражен тем, как обыденно говорила Злата на столь щекотливые темы. Между ними до сих пор кроме поцелуев ничего не было, а она так спокойно вещает о том, где они будут спать.
— Почему молчишь, тебе тут не нравится? — услышал Игорь вопрос девушки.
— Нравится, я согласен, — поспешно ответил он.
Злата внимательно посмотрела на него, на ее губах буквально на мгновение появилась улыбка и тут же исчезла. Но он успел заметить ее.
— Кто первый пойдет в душ? — спросила Злата. — Решай ты.
— Я, — тут же ответил Игорь. Почему он так сказал, он и сам не знал.
— Иди. Я приготовила тебе полотенце, как мужчине, красное. Мое рядом — голубое. Не перепутай.
— Не перепутаю, — заверил он.
— Я так же купила для тебя мочалку, она зеленая. И того же цвета висит халат, он для тебя.
Где располагалась в квартире ванна, он знал, так как неоднократно мыл там в руки. Но вот душ предстояло принять впервые.
Игорь разделся, аккуратно сложил одежду на стиральную машину. И залез в ванну. От волнения его била дрожь; он невольно подумал, что даже когда сдавал вступительные экзамены в университет, не волновался так сильно, как сейчас.
Он мылся очень тщательно, подолгу тер каждый сантиметр своего тела, изгоняя из него любые неприятные запахи. Он должен сегодня благоухать абсолютной чистотой. Выключил воду и стал тщательно растирать себя красным полотенцем — тем самым, что Злата приготовила для него. Затем на голое тело набросил халат и направился в спальню.
Злата сидела на кровати и ждала его появления. При виде его тут же встала.
— Ты можешь лечь, а я быстро, — сказала она.
Голый, Игорь забрался под одеяло. И пока ждал возвращения Златы, его снова одолело волнение. Как все пройдет, то и дело спрашивал он себя. Ведь они оба совсем неопытные. Конечно, он много читал литературы про секс, смотрел порнографию, на которую его отчасти подсадил Андрей. Но одно дело читать и смотреть, другое все делать самому на практике. Да еще с любимой женщиной. Что она станет думать о нем, если он потерпеть неудачу? Он же со стыда умрет.
Дверь отворилась, вошла Злата в голубом халате. Несколько мгновений стояла у порога, затем двинулась к кровати. Дернула за пояс и так быстро скинула одежду, что Игорь в первое мгновение даже не понял, что произошло. А когда понял, не мог отвести от девушки глаз.
Злата стояла у кровати, повернувшись к нему лицом. Он видел ее всю: влажные после души волосы, хрупкие плечи, небольшие, но упругие с двумя вишенками груди, поджарый живот, который переходил в негустые светлые кустики в паху.
Игорь был не в силах оторвать от нее глаз. Она же не мешала ему рассматривать себя, при этом выглядела очень спокойно, как будто показывать себя обнаженной мужчине было для нее привычным делом. Но Игорь точно знал, что это не так, он первый, кто видит ее в таком виде.
Внезапно, подчиняясь какому-то импульсу, Игорь откинул одеяло, спрыгнул с кровати и встал рядом с ней. Теперь они молча смотрели друг на друга. Внезапно Злата сделала шаг к нему и стала водить рукой по его груди. Затем спустилась вниз, провела ладонью по животу. А затем случилось то, о чем он так давно и мучительно мечтал, — она нежно сжала его член.
— Я так давно хотела это сделать, — прошептала Злата.
— И я давно хотел, чтобы ты это сделала, — прошептал в ответ Игорь.
Он обнял ее и прижался к ее губам. И почувствовал теплый и влажный язык Златы. Они долго целовались, затем Игорь оторвался от губ девушки, чтобы переместить поцелуи на ее шею и плечи. Затем взял в рот сначала одну вишенку, затем вторую. И вдруг ощутил, как вздрогнула Злата.
— Тебе не больно? — обеспокоенно спросил он.
— Мне очень хорошо, любимый мой, — едва слышно прошелестел ее голос, но он различил ее слова. — Я хочу, чтобы ты продолжал и ни о чем не беспокоился.
Игорь встал на колени и прижался головой к ее женскому месту. Он лобзал ее лоно, и не мог никак насытиться этими поцелуями.
Внезапно он почувствовал, как Злата слегка отодвинулась от него.
— Нам не пора в постель? — спросила она.
Он кивнул головой, от вожделения не в силах произнести ни слова.
— Ты же знаешь, я девственница, — сказала Злата.
— У меня тоже не было женщины, — сообщил Игорь.
— Как хорошо, что будем первыми друг у друга.
Злата легка на кровать и протянула к нему руки. Он лег рядом, не зная точно, как вести себя дальше.
— Ложись на меня, — подсказала Злата.
Аккуратно, чтобы ее даже чуть-чуть не придавить, Игорь лег на Злату.
— Я готова тебя принять, — сказала она.
Игорь вдруг успокоился. Он понял, что они, подчиняясь древнему инстинкту, все до сих пор делали правильно. Осталось последнее и главное действо — соединение, и оно пройдет хорошо.
Теперь Игорь действовал уверенней. Он слегка приподнялся, его член устроился у входа в ее пещерку. Злата немного выгнулась, чтобы легче его принять. Он слегка надавил головкой на ее половые губы, и почувствовал, как входит в нее.
Внутри было тесно, но так влажно, что член легко заскользил вперед. Внезапно он наткнулся на преграду, но почти сразу же ее преодолел.
Злата невольно вскрикнула, Игорь остановился, но она жестом попросила его продолжить. Удивительно, что ни он, ни она не подумали о предохранении, но сейчас им было не до того. Он уже был целиком в ней, и он знал, что следует делать. Член то входил, то почти выходил из нее; в ответ на это с каждым разом все более громкие стоны вырывались из Златы.
