Бергойн был в беде, хотя его положение оставалось далеко не безнадежным. Он по-прежнему превосходил численностью защитников, теперь находившихся под командованием Гейтса, и у него был месячный запас продовольствия и много боеприпасов. Но ни Хоу, ни Сент-Лежер не появлялись, время шло, приближалась зима. У него был выбор: отступить на Тикондерогу или продолжить наступление на Олбани... И отступление было бы признанием поражения.
Он мог бы беспрепятственно дойти до Олбани на восточном берегу Гудзона, но там река была гораздо шире. Переправиться в том месте было бы трудно, поэтому он решил продвинуться вниз по западному берегу и тринадцатого сентября навел понтонный мост на Саратогу. Два дня спустя вся его армия благополучно переправилась.
Тем временем неуклонно прибывали американские подкрепления. Гейтс пользовался большей популярностью у своих людей, чем Шайлер, — вряд ли он был менее популярен, — а смена командования, рассказы о зверствах индейцев и подъем боевого духа после битвы при Беннингтоне привлекли больше добровольцев и укрепили решимость его войск. Его силы выросли примерно до семи тысяч человек, Арнольд вернулся из форта Стэнвикс и по его совету Гейтс решил укрепить Бемис-Хайтс, расположенный в десяти милях вниз по течению от Саратоги. Река протекала там по ущелью между крутыми утесами, и он поручил строительство укреплений Арнольду и полковнику Тадеушу Костюшко, одному из лучших инженеров Континентальной армии.
Возможно, у Арнольда были проблемы с начальством. Возможно, ему не нравился Горацио Гейтс, и он, возможно, был чрезмерно импульсивным и колючим в отношении старшинства и не соглашался с пренебрежением. Возможно, в слухах о том, что он любил выпить, даже была доля правды. Но он также обладал огромным запасом энергии и, казалось, был одним из тех людей, которые полностью оживают только в бою.
Армия генерала Бергойна обнаружила это девятнадцатого числа.
Гейтс поручил Арнольду наиболее уязвимую американскую левую сторону, в то время как сам командовал правой. Арнольд знал, что его позицию может обойти с фланга кто-то, кто захочет отойти еще дальше от реки, и хотел выдвинуться вперед от своих укреплений, чтобы отразить эту попытку там, где он мог бы наилучшим образом воспользоваться искусством своих пограничников в лесу. Гейтс, как и следовало ожидать, предпочел сидеть и ждать появления врага, но Арнольд был настойчив. На самом деле он был невыносимо настойчив, и в конце концов Гейтс позволил ему послать вперед легкую пехоту Дэниела Моргана, которая в полдень столкнулась на ферме Джона Фримена с правой колонной Бергойна под командованием Саймона Фрейзера.
Яростная, беспорядочная борьба продолжалась до вечера, и инерция движения снова и снова менялась. В какой-то момент центр британской линии был почти прорван, но положение было спасено для Бергойна Ридезелем, который хладнокровно пошел на просчитанный риск, оставив только пятьсот человек для защиты жизненно важного обоза с припасами, а всех остальных бросил прямо в бой. То, что было на грани победы американцев, обернулось отступлением, в результате которого Бергойн остался на поле боя... ценой еще шестисот жертв.
Арнольд, который неоднократно умолял Гейтса усилить его передовые отряды, верил, что в тот день он мог бы полностью уничтожить врага. Возможно, он был прав, и независимо от того, был он прав или нет, отказ Гейтса выделить дополнительных людей никак не улучшил их отношения.
Обе стороны остановились, чтобы зализать раны, но у Бергойна заканчивалось продовольствие, а укрепленные позиции его врагов препятствовали продвижению вниз по реке.
Однако и у американцев не все было гладко. Арнольд, и без того разгневанный отказом Гейтса предоставить ему подкрепление, обнаружил, что в своих посланиях Конгрессу Гейтс приписывал победу себе... и почему-то ни разу не упомянул имя Бенедикта Арнольда. С другой стороны, офицеры и солдаты самого Гейтса единодушно приписывали победу Арнольду, и именно Арнольд, бесспорно, руководил сражением. Когда он поссорился с Гейтсом из-за этого сообщения, их взаимная обида вылилась в открытую перепалку, которая закончилась тем, что Гейтс отстранил Арнольда от командования.
Тем временем положение Бергойна неуклонно ухудшалось, несмотря на то, что под командование Гейтса поступало все больше и больше людей. К началу октября у него было более двенадцати тысяч человек, в то время как у Бергойна оставалось менее семи тысяч, из которых только пять тысяч были боеспособны. Продовольствие подходило к концу, боевой дух падал, и Ридезель посоветовал ему сократить потери и отступить, но Бергойн решил предпринять еще одну попытку прорваться через позиции американцев.
Когда разведчики донесли о передвижении Бергойна, Гейтс использовал стрелков Моргана для прикрытия западной оконечности американских позиций, а затем развернул оставшиеся восемь тысяч человек левого фланга, чтобы отразить атаку британцев. После часового боя Бергойн потерял еще четыреста человек, генерал Фрейзер был смертельно ранен, а все британские войска отступали к своим собственным укреплениям.
Именно тогда на место происшествия прибыл Бенедикт Арнольд. Отстраненного от командования или нет, звуки выстрелов притягивали его как магнит, и он с головой окунулся в бой. Разъяренный Гейтс послал за ним одного из своих офицеров с безапелляционным приказом вернуться в свою палатку, но майор Армстронг догнал его только вечером.
К тому времени Арнольд захватил контроль над ходом сражения и лично возглавил американское преследование британских укреплений. Штурм одного из двух ключевых редутов был отбит, но он прорвался сквозь шквальный огонь, чтобы возглавить атаку на второй редут. На этот раз ему это удалось. В яростной рукопашной схватке позиции были захвачены, открылся весь правый фланг британцев и их лагерь, но наступила ночь, и Арнольда, тяжело раненного в левую ногу, унесли с поля боя.
С его уходом и наступлением темноты боевые действия пошли на спад, но битва на Бемис-Хайтс стала решающей. В сочетании с предыдущими потерями на ферме Фримена, Бергойн потерял более тысячи человек в двух сражениях, и его деморализованная армия отступила. К восьмому октября он вернулся на позиции, которые занимал месяцем ранее; теперь, тринадцатого, он был окружен в Саратоге армией, превосходившей его численностью в три раза.
Нет, — подумал Кармайкл. — Совсем не того результата хотел Джефферсон. Жаль, что так получилось.
— Сэр, — сказал он вслух, — я представил вам анализ, лежащий в основе каждого из моих предложений. Вы видели те же данные, что и все остальные. Вы читали отчеты Фишермена и Френчи, не говоря уже о моих собственных. И у вас был доступ ко всем данным спутниковой разведки. Вы точно знали, что я предлагаю на каждом этапе, и вы согласились с моими рекомендациями и одобрили их. — Он покачал головой. — Мы знали, что все наши модели кампании Бергойна изменились из-за того, что произошло в Трентоне и Принстоне, и я все еще думаю, что мы сделали все возможное, чтобы приспособиться к этим изменениям. К сожалению, мы не смогли точно объяснить Бергойну, что делаем. — Он поморщился. — И до того, как мы увидели его в действии, не думаю, что кто-то мог предсказать степень... некомпетентности, которую он привнесет в происходящее после Тикондероги.
Выражение лица Джефферсона с каждым словом становилось все жестче. На самом деле, Кармайкл был немного удивлен, что на самом деле не услышал, как теноча заскрежетал зубами.
— Мне кажется, майор, — проскрежетал он через мгновение, — что вы пытаетесь прикрыть свою задницу, перекладывая вину как можно шире.
— Жаль, если вам так кажется, сэр. — В холодном тоне Кармайкла чувствовалась некоторая неискренность, и глаза Джефферсона вспыхнули. — Тем не менее, я верю, что запись продемонстрирует, что каждый мой шаг — и шаг любого члена моей команды — был одобрен вами заранее.
— Мы еще посмотрим, правы вы на этот счет или нет, майор, — неприязненно произнес Джефферсон, и Кармайкл увидел, как Шэмрок заерзала на стуле. Очевидно, ей пришло в голову, что Джефферсон, вероятно, имел несанкционированный доступ к любым электронным записям бесед между ним и Кармайклом.
— Однако, тем временем, — продолжил Джефферсон, — мы должны решить, что делать с нынешней... ситуацией.
— При всем уважении, сэр, я не вижу, что мы можем сделать, — ответил Кармайкл. — Бергойн окружен, его войска голодают, у него сотни больных и раненых, а повстанцы превосходят его численностью в три раза. Александр Македонский не смог бы пробиться с боем из этой ситуации.
— У Александра Македонского не было нас, — категорично заявил Джефферсон. — В Трентоне тавантинсуйу вмешались напрямую; теперь наша очередь.
Остальная команда Кармайкла заметно напряглась. Кармайкл этого не сделал, но только потому, что уже знал, к чему это приведет.
— Сэр, опять же, при всем моем уважении, не думаю, что это хорошая идея, — сказал он. — Если мы будем действовать открыто, инки обязательно отреагируют, и в подобной ситуации ни одна из сторон не сможет скрыть улики. Здесь слишком много свидетелей, и эти свидетели оставили бы слишком много письменных отчетов о том, что произошло. — Он покачал головой. — Не думаю, что генерал одобрил бы такое выбрасывание денег на ветер.
— Ты не понимаешь, да? — Джефферсон презрительно фыркнул. — Ну, ты тот, кто оставил после себя беспорядок, который нужно исправить. Не думаю, что он одобрит и это, майор!
— Возможно, и нет, — согласился Кармайкл. — Но какого рода вмешательство вы имели в виду, сэр?
— Думаю, что на самом деле это довольно просто. — Джефферсон оскалил зубы в уродливой ухмылке. — Вы выведете свои флаеры, настроите их мазеры на смертельный уровень и убьете достаточно повстанцев, чтобы Бергойн смог зачистить то, что осталось. Это не оставит на них никакого следа, так что пусть они составляют свои "письменные отчеты". Иметь тайну, которую они не могут объяснить, будет намного приятнее, чем наблюдать, как вся кампания Бергойна сходит на нет. Кроме того, когда поползут слухи о том, что произошло, это подорвет боевой дух повстанцев!
Остальные члены команды уставились на полевого агента, но Кармайкл только задумчиво склонил голову набок.
— Вижу несколько неверных моментов в этом намерении, сэр, — сказал он. — Во-первых, сомневаюсь, что кто-либо может предсказать, какие последствия для временного потока повлечет за собой убийство такого количества людей, которые не должны были умереть. Но даже если отбросить это в сторону, я уверен, что инки ждут какого-нибудь отчаянного шага. Сомневаюсь, что мы смогли бы уничтожить хоть сколько-нибудь из войск Гейтса, прежде чем флаеры инков налетят на нас со всех сторон. Если, конечно, вы не хотите, чтобы из главного штаба прислали флаеры поддержки и устроили настоящую воздушную драку, но я действительно не думаю, что это хорошая идея. — Он неприятно улыбнулся. — Нам повезло, что инки сумели навести порядок после Трентона, и никто из местных жителей не наткнулся на то, чего им не следовало видеть. Воздушный бой такого масштаба разбросал бы обломки по всему ландшафту. Я бы предпочел не быть частью этих обломков, если вам все равно, и вероятность временного заражения зашкаливала бы.
— Меня на самом деле не волнует, одобряешь ты это или нет, — отрезал Джефферсон.
— Да, это становится очевидным. — Тон Кармайкла больше не был просто холодным; он был холодным и острым. — С другой стороны, почему-то я думаю, что после того, как инки собьют с неба Френчи, Фишермена и меня, вы скажете генералу, что это была моя идея? Что, когда я увидел, что что-то пошло не так — исключительно из-за моей собственной некомпетентности, конечно, — я решил, совершенно без вашего разрешения, приказать своей команде начать убивать солдат Гейтса?
Глаза Джефферсона блеснули, и Кармайкл почти физически ощутил, как напряглись остальные члены его команды.
— Так, значит, ты становишься параноиком вдобавок ко всему остальному! — фыркнул полевой агент.
— Возможно, я такой и есть. А, может быть, и нет. — Серые глаза Кармайкла холодно сузились. — Конечно, все еще остается проблема с Шэмрок, не так ли? Если только вы не планируете отправить ее на тот свет, где ее пристрелят вместе со всеми нами, вам придется придумать какой-нибудь другой способ избавиться от нее.
— Это смешно!
— Действительно?
Джефферсон поначалу был достаточно взбешен, но холодное, язвительное неповиновение Кармайкла еще больше разожгло эту ярость. И эта грань отчаяния тоже становилась все сильнее. Очевидно, у него было довольно печальное представление о долгосрочных последствиях поражения Бергойна... и о том, как его собственное начальство отреагирует на эти последствия.
Не хочет, чтобы какая-нибудь из частей его тела оказалась на шведском столе генерала во время его следующего официального ужина, — холодно подумал Кармайкл.
Это одна из проблем системы Теноча, не так ли, мистер Джефферсон? Когда штрафы за неудачу настолько высоки, людям нечего терять.
Что, конечно, послужило основой для его собственной стратегии.
— Возможно, я ошибаюсь, — сказал он таким тоном, что стало ясно: они оба знали, что это не так. — Возможно, вы на самом деле не пытаетесь придумать способ прикрыть свой зад и избавиться от неудобных свидетелей в процессе. Если нет, то я приношу извинения за свое предположение, что это так. — Ирония в этом извинении могла бы иссушить бассейн Амазонки. — Но я все еще думаю, что то, что вы предлагаете, только усугубит ситуацию, и не думаю, что генерал одобрит это. И поскольку я так считаю, сэр, то должен со всем уважением отказаться от выполнения любой подобной миссии без приказа вышестоящего начальства.
Джефферсон сильно помрачнел и наклонился вперед через стол.
— Я твой "высший авторитет", — прошипел он. — Ты будешь выполнять мои приказы или столкнешься с последствиями!
— Сэр, со всем уважением, но не без приказа вышестоящего начальства, — решительно заявил Кармайкл, встречая яростный взгляд теноча. — И, при всем моем уважении, я также настаиваю на том, чтобы электронная запись всей этой встречи была направлена тому же вышестоящему начальству.
— Ты настаиваешь? — Губы Джефферсона искривились от ярости. — Ты настаиваешь? Кто ты такой, черт возьми, чтобы "настаивать" на чем-то передо мной?
— Лидер этой команды. — В голосе Кармайкла зазвучали железные нотки. — И ни один член этой команды никуда не пойдет без приказа от кого-то, кто обладает более высокими командными полномочиями, чем вы, сэр!
— Ты действительно настолько глуп, чтобы думать, что это произойдет? — Джефферсон усмехнулся. — Пойми это, майор, и вы все. — Он обвел взглядом остальную команду. — Я командую этой операцией. Я буду отдавать приказы и определять, какие электронные записи — если таковые имеются — будут переданы "вышестоящему начальству" для проверки!"
— Должен ли я заключить из этого, сэр, — ледяным тоном произнес Кармайкл, — что вы намерены отредактировать, уничтожить или каким-то образом "потерять" запись этой встречи?
