— Хорошо.
Я немного помолчал, собираясь с мыслями.
— Да война случилась. Но прежде чем перейти к самим военным действиям, хочу дать некоторые пояснения.
Вождь утвердительно кивнул, одновременно давая мне понять, что я могу выстраивать рассказ так, как мне удобно.
— Сама возможность военного конфликта явилась следствием катастрофического провала разведок, по всей видимости, крупнейшего за всю историю человечества. Ни мы, ни немцы, ни до, ни даже в ходе боевых действий, так и не поняли, с кем имеем дело, до конца не осознавая реальную мощь соперника. Именно незнание силы и мотивации друг друга стало ключевым моментом. Наша разведка в целом достаточно точно смогла определить численность войск и возможности промышленности Германии. Последние даже были переоценены, поскольку немцы за всю войну так и не воспользовались всей мощью своей экономики. Сначала не хотели, а потом было поздно. В мое время было модно утверждать, что основная ошибка разведки состояла в том, что она не смогла определить точную дату нападения. Действительно, сведения были противоречивы и не раз не подтверждались, что вызывало сомнения в надежности источников, а первое документальное подтверждение смогли получить лишь за несколько часов до начала войны, когда было уже слишком поздно. Проспали и перевозку немецких танковых дивизий на границу с СССР. Увы, проблема гораздо глубже, и вы это прекрасно понимаете. К сожалению, оценить реальные боевые возможности Вермахта мы не смогли. Они оказались сильно занижены. Но дело даже не в этом. Не было понимания мотивов и решимости руководства Германии и ее народа. Они хотели ее, и долгие годы целенаправленно шли в этом направлении! И они готовы пойти на большие жертвы и лишения, ради победы. В этой связи, правдивые разведданные, в том числе о запасах продовольствия и военного снаряжения, принесли больше вреда, чем пользы, усыпляя бдительность руководителей армии и государства. Причем, чем выше начальник, чем больше у него данных, тем меньше он верил в начало боевых действий, поскольку понимал, что для победы этих сил и средств недостаточно. И, будь у меня лишь эти сведения, то, с большой вероятностью, я бы пополнил их ряды! Не был учтен тот факт, что немцы НЕ ПОНИМАЛИ, что этих сил не достаточно!
На секунду я умолк, переводя дух и собираясь с мыслями.
— Проблема в том, что Советский Союз оказался для фашистов ящиком Пандоры, открывая который, они не представляли, что находится внутри. Если наша разведка смогла собрать обширные и разнообразные сведения о противнике, а основная проблема заключалась в их слабом анализе и неверной интерпретации некоторых фактов, то немцы оскандалились по всем позициям. Их разведслужбы оказались великолепны на тактическом уровне, хороши на оперативном и полностью некомпетентны на стратегическом. Они не смогли верно оценить ни мобилизационные, ни экономические возможности Советского Союза. И это еще мягко сказано. Главные силы Красной Армии по немецким данным составляли то ли 100, то ли 120 дивизий, а если мне память не изменяет, то в сорок первом году мы развернули около четырехсот!* То есть возможности противника были недооценены минимум в три-четыре раза! Это неслыханно! Немецкое верховное командование уверено в том, что мы располагаем не более чем пятью-шестью тысячами танков устаревших конструкций и примерно таким же количеством самолетов, тоже не первой свежести. Но если о военной мощи нашего государства они имели хоть какое-то представление, пусть и весьма смутное, то о возможностях промышленности их сведения были абсолютно неадекватны. Они видели в СССР ухудшенную копию Российской Империи образца 1914 года, лишенную подготовленных инженерных и управленческих кадров, без квалифицированных рабочих и служащих. О реальных возможностях новых промышленных зон в Поволжье, на Урале и в Сибири они не знали практически ничего. Вот этого я совсем не понимаю, ведь десятки их инженеров и рабочих участвовали в восстановлении нашей экономики! Они что, вообще их не слушали? Непонятно. Но, самое главное, что немцы были убеждены в слабости центрального правительства, уверяя и себя, и других, что большевики держатся у власти исключительно на штыках НКВД. В их мечтах Советский Союз рушился изнутри, охваченный гражданской войной после первых же неутешительных вестей с фронта. Желание нашего народа продолжать борьбу с захватчиками в любых условиях, оказалось для немцев крайне печальным открытием...
*Попаданец ошибается, по данным Исаева, в 1941 году СССР развернул эквивалент 800 дивизий.
— Это многое объясняет. Если Гитлер ТАК нас оценивает, то в его желании развязать войну, нет ничего удивительного. Но как можно было предугадать такое? Кто в здравом уме может предполагать такую некомпетентность немецкой разведки?
— Ну, если человеку всю жизнь твердить, что он дурак, в конце концов, он в это поверит. Скорее всего, они стали заложниками собственноручно созданных стереотипов. Я не верю в то, что это было сделано специально. Но один факт очень примечателен. Хорошо известный вам адмирал Канарис всего за несколько военных лет умудрился завести сношения с английской разведкой и поучаствовать в заговоре против Гитлера, дважды нарушив присягу и предав свою страну, за что и был повешен. Вместо профессиональных разведчиков, они набрали себе профессиональных интриганов и предателей. Хотя, не стоит перегибать палку, список успешных операций на их счету не меньше, чем у наших. Например, они полностью вскрыли состав и дислокацию наших частей в приграничной зоне. Но, несмотря на эти успехи, весь план немецкого вторжения в Россию строился на ПРЕДПОЛОЖЕНИИ, что основные силы Красной Армии находятся в промежутке между старой и новой границей. Если учесть, что краеугольным камнем всей операции являлось именно окружение и уничтожение наших главных сил в приграничном сражении, то масштабы их авантюризма не поддаются разумной оценке!
Я сделал небольшую паузу, наблюдая за реакцией Сталина. От его былой слабости не осталось и следа, сейчас на лице была заметна напряженная работа мысли.
— В моем мире события развивались несколько иначе, и я пока не понял, что стало для этого причиной. Возможно, что у Гитлера есть свой вселенец. Как бы там ни было, немцы не высаживались на Мальте! Вместо этого Муссолини объявил войну Греции, в очередной раз поразив всех бездарностью своих генералов и неумением солдат воевать. Оправившись от первого удара, греки остановили наступление, разгромив несколько итальянских дивизий, а потом сами вторглись на территорию Албании. На фоне этих событий, в Югославии, уже готовой присоединиться к Оси, произошел государственный переворот. Я точно не помню, но это чуть ли не наших рук дело. Недолго думая, немцы объявили войну югославам, и, за пару недель пройдя насквозь всю их территорию, вторглись в Грецию, попутно раскатав в блин греческую армию вторжения. Англичане пытались помочь, послав на помощь эллинам пару своих дивизий из Африки, но отразилось это разве что на количестве немецких трофеев. Впрочем, Балканский и Среднеземноморский ТВД считались немцами второстепенными. Посылка войск в Северную Африку, операции в Греции и Югославии были скорее вынужденными мерами, чем осознанным желанием. Вообще говоря, на протяжении всей войны, Италия являлась для немцев источником постоянной головной боли, каждый раз вынуждая тратить значительные силы и средства на поддержание ее на плаву. В моем кругу общения была довольно популярна шутка, что Муссолини нужно посмертно представить к званию Героя Советского Союза, так сказать, за выдающийся вклад в победу над фашизмом.
Я ненадолго остановил свой рассказ, пытаясь собрать в более-менее стройную картину тысячи роящихся в голове мыслей. Получалось, прямо скажем, не очень...
— Как бы кощунственно это не звучало, но вторжение немцев в Югославию и Грецию для Советского Союза имело и несколько положительных моментов. Вместо бесполезных союзников или вооруженных до зубов нейтралов, в любой момент готовых ударить в спину проигравшему, немцы получили очаг бесконечной партизанской войны, как губка впитывающий в себя пусть и не самые лучшие, но так необходимые на Восточном фронте дивизии. Кроме того, балканская компания вынудила немецкое командование немного сдвинуть сроки операции против России. Сдвинуть, но не отменить! Несмотря на все усилия дипломатов, кошмар новой мировой войны докатился и до СССР. И на этом фоне, сегодняшние события в Европе, да и Первая Мировая война тоже, покажутся детской игрой в солдатиков.
Ну, вот я и добрался до мечты всех попаданцев.
— Немецкие войска перешли границу Советского Союза двадцать второго июня тысяча девятьсот сорок первого года. Я не буду поддерживать интригу, сохраняя до последнего момента исход этого противостояния, тем более, что это вовсе не сказка на ночь. Мы победили. Война закончилась в Берлине девятого мая тысяча девятьсот сорок пятого года полной и безоговорочной капитуляцией фашистской Германии. Через тысячу четыреста восемнадцать дней штурмовой флаг сто пятидесятой стрелковой дивизии генерал-майора Шатилова был поднят над развалинами Рейхстага. Через четыре бесконечных года! Но цена...
С каждым словом говорить становилось все труднее и труднее. Я прекрасно понимал, что в этот момент от моего красноречия и убедительности во многом зависят жизни множества людей. Если мне сейчас не поверят, то... Что? Кто сказал, что мое вмешательство изменит ситуацию к лучшему? Это лишь мои домыслы и хотелки, последствия которых придется испытать на себе целой стране с двухсотмиллионным населением!
— Правильно ли говорить о цене, когда речь идет о выживании страны и народов, ее населяющих? Наверное, нет. И все же. Прошло уже больше шестидесяти лет, а мы даже не смогли толком посчитать, во что нам обошлось право на жизнь. По разным данным людские потери составили от двадцати до двадцати девяти миллионов человек! Каждый седьмой заплатил своей жизнью! Сколько людей осталось инвалидами и калеками, я даже не берусь предположить. Признаюсь честно, такая цифра мне ни разу на глаза не попадалась, но рискну предположить, что она как минимум с шестью нулями. И это далеко не все. Вся европейская часть Советского Союза превратилась в одно большое пепелище. В сорок первом немцев удалось остановить только в шестнадцати километрах от центра Москвы! В ш е с т н а д ц а т и !!! В сорок втором фашисты дошли до Воронежа и Кавказских перевалов. После нескольких месяцев уличных боев от Сталинграда осталась груда щебня и искореженной арматуры. После войны, почти девятисотдневной блокады и эвакуации в четырехмиллионном Ленинграде осталось четыреста тысяч жителей. Только зимой сорок первого на сорок второй годы погибло больше шестисот пятидесяти тысяч мирных жителей, причем абсолютное большинство от голода. Никто толком так и не знает, сколько людей погибло там за всю войну, но называют цифру вплоть до полутора миллионов!
Страха не было. Он отошел куда-то на задний план. Сейчас я говорил, не пряча глаз и не пытаясь сгладить острые углы. Это право мне дали все те миллионы людей, которые своей жизнью расплатились за чьи-то ошибки и амбиции. Считал ли я Сталина виновником всех этих событий? Да какая к черту разница? Кому интересно мое мнение? Никому! Даже сидящему напротив человеку. Он сам себе даст оценку, без подсказок сопливого попаданца. Мне же было достаточно его взгляда, чтобы понять, что со своими вопросами я зашел по нужному адресу.
— Во время нашего первого разговора, вы спросили, за что я так ненавижу фашистов. В тот раз я был вынужден отделаться общими фразами. Ну что же, теперь я могу сказать правду. Я ненавижу их за то, что они поставили процесс уничтожения людей на промышленный уровень, возведя в ранг осознанной и целенаправленной политики государства. Жестокость на войне вещь обыденная и, несмотря на всю свою мерзость, довольно привычна. Тяжело удержать от насилия тысячи озлобленных, привыкших к крови и смерти мужчин. Но мне не приходилось слышать ранее, чтобы в новейшей истории подобные инциденты носили систематический характер, в открытую поощряемый государством. А нацисты сделали именно это. Нас, русских, украинцев, белорусов, евреев, грузин и всех других, кого я считал и считаю русским народом, не завоевывали. Нас истребляли! Планомерно и рачительно. Чтобы не тратить драгоценные патроны, травили в газовых камерах и живьем жгли в крематориях. Да не в каких-то импровизированных поделках, а в специально разработанных и построенных для цели максимально быстрого и экономного уничтожения. Впрочем, пуль они тоже не жалели.
Лицо Сталина застыло, превратившись в маску каменного истукана. Лишь слегка подрагивающие губы выдавали крайнюю степень напряжения. По его глазам было заметно, что полного доверия к моим словам у него нет.
— Я вижу, вы мне не верите? Что ж, у меня сейчас нет доказательств моим словам. Скажу больше. В моем мире, где эти факты доказаны судом Нюренбергского трибунала над нацистскими преступниками, находятся те, кто не верит в это. Еще больше тех, кто НЕ хочет верить. Ну, как же, самая просвещенная нация Европы. Кант, Гегель, Ницше, ... Маркс, Энгельс и прочие. Как такой народ за несколько лет скатился в варварство? Могло ли такое случиться? Могло! И случилось. Больше того, немцы поставили процесс истребления на научную и производственную основу, добавив своего знаменитого орднунга. Они разработали четкие планы и инструкции, в которых процесс убийства был описан с математической точность и рациональностью. Построили заводы-лагеря, с промышленными печами-крематориями, газовыми камерами и идеальными рядами десятков бараков, обнесенных колючей проволокой. Практически безотходное производство, где каждая мелочь учитывается и идет на пользу Рейха. И волосы, и золотые зубы, и личные вещи. Даже детские сандалики. Знаете, такие аккуратненькие ряды из тысяч и тысяч этих маленьких стоптанных сандаликов и ботиночек, которыми под крышу забиты склады лагерей смерти. Я рядом с ними аккуратными штабелями уложены обнаженные трупы бывших хозяев и их родителей. Они тоже не пропадут зря. Их кремируют, а пепел пойдет на удобрение не слишком плодородной немецкой земли!
Он мне не верил! НЕ ВЕРИЛ!!! И я ни черта не могу с этим поделать! У меня просто нет доказательств, кроме переполнявшей до краев злобы, и слез ярости, душивших меня покрепче анаконды. Из-за них последние фразы я буквально выплевывал в лицо Сталину, проглатывая половину окончаний! Я видел, что он уже на грани, но не мог, да и не хотел останавливаться, прекрасно понимая, что второго шанса у меня уже не будет.
И бомба взорвалась! Вождь буквально выпрыгнул из кресла, со всего маха треснув кулаками по монументальной столешнице, да так, что она жалобно затрещала под его напором. Если бы взглядом можно было убивать, то от меня в ту же секунду осталась только горстка праха, развеянная по кабинету шипящим от ярости рыком Сталина:
— Я нэ верю тебе! НЕ ВЕРЮ! Это не может быть правдой, проклятый сказочник! НЕ ВЕРЮ!!!
Я спокойно поднялся вслед за ним, со скрипом отодвинув ногами мешавший мне стул. Меня вдруг охватило странное спокойствие. Все, что мог, я уже сделал. И уже выиграл. Добился своего. Уже нет значения, поверит мне Иосиф Виссарионович или нет. Этот разговор он уже в любом случае не забудет. И все решения будет принимать, только глядя на них через призму сегодняшних событий. Верю, не верю, какая разница? Зерно сомнений посеяно, и мир уже не станет прежним, даже если он того захочет. А что касается меня и моей судьбы... За месяцы жизни в прошлом, я уже свыкся с ней. С любым ее исходом. Уж лучше ужасный конец, чем ужас без конца. Чем раньше, тем лучше.
