— Пошел ты, — огрызнулся Брани.
— Уже в пути, — хмыкнул лорд Алаис. — Только вот объясни, как ты собирался уничтожить Вечную?
Эш промолчал. Впрочем, особо ответа и не требовалось. Тьму уничтожить невозможно.
— Насчет, закрыть все лазейки, мне тоже непонятно. — Продолжал Бриннэйн. — Тебе опять же известно, что нет определенных дыр, где бы она пролезла. Их создают последователи, которые растут, как грибы. Давить в самом начале создания очередного сообщества? Так их не вычислишь, пока они не начинают активных действий. Орден работает по наиболее эффективной системе, которая отрабатывалась не годами, тысячелетиями. А ты решил взять и изменить все махом?
— Сядь, Алаис, — улыбнулся все тот же основатель. — Думаю, мы получили ответы на все вопросы.
Я не нарушила воцарившуюся тишину очередным вопросом, и отцы-основатели перешли к приговору.
— Бывший Воин и брат, Эшлен Брани, отныне ты изгнан.
И все?! Он столько всего совершил а его всего лишь изгнали? Мое недоумение было прервано окончанием приговора.
— Умри с миром.
Ну, да, ему же Свет не вернут. Интересно, а сколько лет Эшу? Сколько он протянет? Почему-то вдруг стало жалко его, но тут же жалость прошла, как только я вспомнила, что он хотел обречь на такую участь моих магов, оставив их без возможности вернуться в Орден. Да и с остальными тоже. Посреди комнаты открылся портал, непривычно выглядевший, как спираль, и Эшлен Брани, помедлив немного, шагнул в него. Портал закрылся, и нам велели подойти, всем вместе.
Ормондт сжал мою руку, затем и вовсе обнял, Бриннэйн потрепал по плечу, и мы вышли к отцам-основателям. Молчание в этот раз длилось гораздо дольше. Если бы у меня были доказательства, я бы сказала, что они совещаются на ментальном уровне. Тишина стала невыносимой. Я подняла глаза на моего лорда. Он сосредоточенно следил за основателями, я видела как ходили желваки, чувствовала, как сжимали сильные пальцы мое плечо. Затем перевела взгляд на лорда Алаиса. Он был более расслаблен, но за основателями следил исподлобья, тихонько постукивая носком сапога. Так и хотелось крикнуть: 'Ну, же! Не молчите!'.
— Ормондт, — голос отца-основателя, который до этого молчал, был мягким, немного вкрадчивым. — Мы рассмотрели твои устремления. Твои чувства к этой девушки похвальны, даже достойны восхищения. Но...
— Алаис только что огласил причины, вынудивших нас пойти на определенные меры, — заговорил еще один. — Ты все слышал, ты все знаешь. Эти отношения обречены. Как адепта, мы так же не одобряем Айлин Кэлум. Ты не можешь быть ее мастером. Орден выберет другого наставника, обучение которого будет более продуктивно. Тебе мы готовы помочь...
— Помочь? — в насмешке моего лорда ясно угадывалась горечь. — Чем же мне могут помочь отцы-основатели?
— В тебе говорят обманутые надежды, — снова заговорил тот, чей голос обволакивал, как мед. — То, что ты задумал в случае нашего отказа неразумно. Мы поможем смягчить переживания, можем убрать воспоминания об Айлин Кэлум. Как и у юной Айлин. Боли не будет, вы просто перестанете существовать друг для друга. То же ждет и Алаиса.
Мы стояли потрясенные предложением, сделанным нам отцами-основателями. С одной стороны это было разумно. Проблема просто стиралась из нашей памяти. Но с другой... Это же жестоко! Я не хочу забывать Ормондта, не хочу забывать лорда Алаиса.
— Это единственное, что мы можем вам предложить, — на нас смотрели с сочувствием, но непреклонно.
— Я не откажусь от Айлин, — охрипшим голосом сказал Ормондт. — Я не хочу ее забывать.
— Я тоже против, — отозвался Бриннэйн. — Я не буду искать встреч с этой девушкой, вы это сами видите. Но стирать воспоминания о нашем походе за реликвиями, я не хочу.
— Алаис, ты понимаешь, чем это грозит для тебя? — спросил его один из основателей.
— Я найду, чем себя отвлечь, — отмахнулся Воин Света.
— Это твое решение, — основатели приняли желание Бриннэйна. — Что же касается тебя, Ормондт, наше решение неизменно.
— Тогда я уйду, — негромко, но твердо произнес мой лорд.
— Твое время ограничено, — снова зазвучал медовый голос. — Ты готов отказаться от жизни?
— Да, — Ормондт посмотрел в глаза говорившему основателю.
— Ты понимаешь, на что ты обрекаешь Айлин? — в медовом голосе обнаружились металлические нотки, словно в мягкую подушку кто-то воткнул булавку. — Она должна либо отказаться от обучения, либо каждый день помнить, что твое время ограничено. Это более жестоко, чем наше предложение.
Ормондт порывисто обернулся ко мне. Я поняла, что его задели слова основателя. Глаза Ормондта лихорадочно блестели, прочитать, что он сейчас чувствует было совершенно невозможно. Я смотрела на него, ожидая, что он скажет, и почему-то знала, что мне его слова не понравятся. Мой лорд нагнулся, чтобы оказаться на одном уровне со мной, казалось, целую вечность смотрел мне в глаза и, наконец, заговорил:
— Айли... — снова замолчал, но сразу продолжил. — Моя родная, моя милая Айли. Я не в праве был решать за нас двоих. Я грел себя оправданием, что после смерти оставлю тебе богатое наследство, и ты сможешь жить так, как тебе захочется, не зная бед и лишений. Но лишь сейчас понял, что думал только о себе. Мне так хотелось быть счастливым рядом с тобой, что я забыл о твоих чувствах. Я не имею права обрекать тебя на то, о чем сказал магистр. Ты еще так молода, впереди целая жизнь и тратить время на смертника, который сам себя приговорил, ты не должна. Ты можешь стать Воином, можешь выбрать любую дорогу, какую захочешь. И, как бы я не желал удержать тебя, я возвращаю тебе твое согласие.
— А как же ты? — пустота, вдруг заполнившая всю меня, мешала соображать.
— А я буду счастлив тем, что ты есть, — он улыбнулся, безрадостно и как-то обреченно. — Но откупаться от собственной совести, украв у тебя год-два жизни, я не могу. Никакое наследство не оправдывает то, что ты переживешь рядом с тем, чье время уже запустило обратный отсчет. Живи и будь счастлива, любимая. — Ормондт прижался к моим губам, судорожно вздохнул, отпуская меня, развернулся на каблуках и стремительно направился на выход.
Я смотрела ему вслед, все еще до конца не понимая, что сейчас произошло. Только видела, он уходит. Осознание — уходит навсегда, пришло через мгновение.
— Ормондт! — собственный крик оглушил меня. Я видела, как он вздрогнул, но не остановился. И я рявкнула. — Стоять!
Остановился, но не обернулся. Я сорвалась с места, подбежала, стараясь не разрыдаться, потому что он отказался от меня. Столько времени твердил, что не отпустит, и вдруг сам отказался. Обойдя его, я заглянула в льдисто-серые глаза и вздрогнула. На меня смотрела пустота. Сжав кулаки, я заглянула в эту пустоту.
— Бежишь? — спросила я, чувствуя, как внезапно сел голос. — От себя бежишь?
— Айли...
— Лорд Ронан, — голос предательски задрожал, — вы уверили меня, что любите меня, что никогда не откажетесь. Я требую, чтобы вы держали данное слово.
— Айлин, маленькая...
— Ормондт, меня никто не может упрекнуть в том, что я отрекаюсь от своих слов. Не собираюсь изменять себе и в этот раз. Когда-то, где-то в другой жизни, Айлин Тэмхас обрадовалась, получив предложение стать Воином Света. Это решала кучу ее проблем. Айлин Тэмхас была неуверенным в себе существом, ожесточившейся на весь мир, жалеющей себя размазней. Но однажды, когда один благородный лорд, доказал ей, что она может быть нужна. Что жизнь не закончилась среди сгнивших заживо тел ее родителей, Айлин Тэмхас исчезла, позволив поднять голову Айлин Кэлум. Айлин Кэлум знает, что она хочет, она способна принимать решения, руководствуясь не привитыми нормами, а собственным сердцем. — Я замолчала на мгновение, переводя дыхание, затем снова взглянула в глаза моего лорда и закончила. — Я люблю тебя, Ормондт. Ты тот, с кем я хочу быть до конца. Я не возьму обратно, данное мной согласие. И требую, чтобы ты, как честный человек, оставался верен избранному решению. Мне ненужно твоих денег, мне нужен ты. Ормондт, вместе до конца.
Мой лорд не сводил с меня взгляда, пока я говорила. Затем порывисто обнял меня, уткнулся мне в макушку и прошептал:
— Вместе до конца. — Но сразу же отодвинул меня, удерживая на вытянутых руках. — Айли, родная, ты понимаешь, на что обрекаешь себя? Ты же будешь знать, что это всего лишь на пару лет.
— Самых счастливых пару лет, — улыбнулась я.
— Ты пройдешь через мою смерть...
— Ты старше меня на двадцать лет, так было бы в любом случае, — я еще шире улыбнулась.
— Мой маленький циник, — засмеялся Ормондт, снова прижимая меня к себе.
— Это мой выбор, Ормондт. — Уже серьезно сказала я. — Мой осознанный выбор.
Не сговариваясь, мы развернулись и пошли к двери.
— Но это же несправедливо! — голос лорда Алаиса остановил нас. — Магистры, вы не можете сидеть и смотреть, как эти двое уходят! Не бывает правил без исключений, кому, как не вам, знать об этом?! Будьте же снисходительны!
— Ты теряешь женщину, которую сумел полюбить, но отстаиваешь ее право быть с другим мужчиной? — спросил один из отцов-основателей.
— Магистры, — Бриннэйн подошел к ним ближе, — в этой жизни для меня всегда имел ценность только один человек, который стал для меня родней сына, теперь у меня две ценности: Ормондт и Айлин. Готов ли я отстаивать их право быть вместе? Могут ли тут быть сомнения?
— Твой порыв похвален, Алаис, — последовал ответ. — Но наше решение неизменно.
— Наш разговор не окончен, — это прозвучало угрозой. — Вы меня знаете. — Затем крикнул нам, уже вышедшим за дверь. — Подождите, я вас провожу.
Догнал, открыл спираль портала, и наша троица покинула Орден.
* * *
Дождь стучал по крыше, оставлял на стеклах дорожки, оставлял в душе приятную грусть. Впрочем, грусти не было, просто на нее не оставалось времени. Под потолком висел стол, который я удерживал взглядом, а вероломный лорд, отняв у собственной домовой посуду, накрывал его, отправляя тарелки, ложки и прочие приборы в полет. Испарина уже покрывала мой лоб, я старалась удерживать стол ровно, чтобы ничего не съехало и не разбилось. Получать нагоняй от Бидди вовсе не хотелось. Правда, пока этот нагоняй получал тот самый вероломный лорд.
— Оболтус, — ругалась домовиха, — хватит издеваться над девочкой. Ты погляди, она уже упрела вся. Совести у тебя нет.
— Дорогая, тяжело в учении, — оправдывался Ормондт.
— Все хорошо, Бидди, правда, — заступилась я за моего лорда и потеряла концентрацию, стол накренился и вниз полетели тарелка, соусник с соусом, между прочим, и нож с вилкой и ложкой. — Ой, — пискнула я.
— Оболтусы! — теперь досталось обоим. — По миру пустите со своей учебой! Лиходеи, чтоб вам паутиной зарасти.
— Бидди, все в порядке, — примирительно произнес мой лорд, останавливая падение и плавно отправляя посуду обратно.
— А ну, быстро ставьте стол на место, пока все не остыло, — домовиха уперла руки в бока. — Ставьте, не то хуже будет.
Я осторожно опустила стол и выдохнула. Кажется, сегодня обойдемся без горелых пирожков. За время моего обучения нас периодически с Ормондтом наказывали то пересоленным, то сгоревшим, то сырыми простынями, а то сорочкой с дыркой по форме утюга. Гнева Бидди боялся даже сам железный лорд. Домовиха придирчиво осмотрела содержимое стола, смерила нас взглядом королевского надзирающего и исчезла, не забыв сказать:
— Живо руки мыть.
— Я же говорила, что лучше не в доме, — сказала я, глядя на стол.
— Трусишка, — Ормондт поддел пальцем кончик моего носа.
— Осторожная, — многозначительно поправила я и направилась выполнять повеление нашей грозной Бидди.
— И куда это мы собрались? — невидимый захват уже привычно бросил меня в руки моего лорда.
Кстати, освобождаться я уже умела, но не видела смысла применять эти знания. Обняла моего лорда за плечи, с готовностью подставив губы. Ормондт привычно заключил мое лицо в ладони и нежно коснулся губ.
— Я сказала мыть руки, — я вздрогнула и освободилась из плена любимых рук.
Под строгим взглядом домовихи мы покинули гостиную, где был накрыт стол. Правда, ушли недалеко, покинув поле зрения Бидди, я оказалась зажата между лордом и стеной.
— Так и знала, — тут же возникла у наших ног домовиха. — Оболтусы!
До ванной комнаты она так и шла за нами. Проследила за тем, как мы моем руки, заставила показать, придирчиво оценивая степень чистоты, а затем, так же под конвоем сопроводила обратно к столу.
— Надоело греть по десять раз, — ворчала она, разливая суп по тарелкам. — Каждый раз одно и то же. То имущество портят, то лижутся по углам.
— Бидди! — возмущенно воскликнул Ормондт.
— Молчи, неслух, — домовиха погрозила поварешкой. — Сколько это может продолжаться? Я вас спрашиваю?! Обнимаетесь, целуетесь, а толк где? Когда я, наконец, буду детей ваших качать?
— Бидди! — теперь воскликнула я, отчаянно краснея.
— Что Бидди? Я уж триста лет, как Бидди. Где дети, спрашиваю? У вас совесть есть? Нету совести. Жду, жду, а вы только портите, да лижитесь, лижитесь, да портите. Когда, наконец, делом займетесь?
— Когда поженимся, — Ормондт мрачно посмотрел на домовиху, а я с нежностью на колечко, увенчанное изумрудом, сменившее колечко из Даллена. Правда, то кольцо я тоже носила, хотелось, чтобы мой лорд чувствовал, как я счастлива.
— Так вы же, охламоны, в храм не торопитесь, — домовиха уперла руки в бока. — Я уж и платье такое для Айлиночки пошила, вуаль белоснежную приготовила, туфельки каждый день от протираю, с твоего камзольчика пылинки сдуваю, а свадьба где?! Ждала, ждала, двадцать лет ждала, и чего дождалась? То он не может, то тянет зачем-то. Смерти ты моей хочешь, охламон малолетний. Ой, дождешься, посмотришь тогда.
— Дорогая, Брин...
— Слышать об этом охламоне не желаю, — замотала головой домовиха. — Бестолковый твой ничего хорошего придумать-то не может. Где это видано, чтобы два сердечка любящих выжидаюче одного столетнего балбеса сидели. — Замолчала, оглядела нас и гаркнула. — А, ну, ложки в руки! Чего сидим? Греть не буду.
С этими словами она спрыгнула со стульчика, на котором стояла, еще раз окинула нас суровым взглядом и исчезла. Мы обменялясь взглядами и, пожелав приятного аппетита, принялись за обед, пока наша Бидди не прочла очередную лекцию. Спорить с домовихой было бесполезно, пытаться бороться оказывалось себе дороже. Потому мы терпеливо сносили ее ворчание.
— О, как я вовремя, — на свободный стул бухнулся Бриннэйн, неожиданно явившийся посреди гостиной. — Бидди, милая, — позвал он.
Рядом со столом появилась домовиха, смерила лорда Алаиса недобрым взглядом.
— Приперся, — констатировала она. — И, как всегда, к обеду. Чутье у тебя что ли, неслух чернявый?
— Дорогая, я же еще ничего не сделал, — возмутился Воин.
— Бидди на тебя зла, она детей хочет, — невозмутимо ответил Ормондт, отламывая кусок хлеба.
— Да я всегда с радостью, только скажи, — как обычно, не полез за словом в карман Бриннэйн.
— Охламоны, я вам, — домовиха неожиданно покраснела, тут же взяла себя в руки и грозно свела брови. — Ты почто дитям жениться не даешь?
