— Почему? — наклонился к невысокому орку резко помрачневший Тинувиэль. — А потому! Я дома был таким же Вторым, если не десятым. Хорошо помню каково это. Я бежал и многого с тех пор добился, но отца с братьями так и не простил. И вряд ли прощу. Молите Создателя, чтобы девочка простила вас.
— Простила? — с недоумением переспросил Раст. — За что?
— Вы даже не понимаете? — горько усмехнулся принц. — Что ж, мне вас жаль, господин хороший. А девочка ваша не недотепа, она просто иная. Она способна на куда большее, чем эти вот две. Все помыслы, небось, только о том, что вокруг видят. А для горного мастера этого мало, нужно уметь мечтать о невероятном.
— Может, вы и правы... — помрачнел ткач. — Я никогда не понимал какого гмырха ей надо.
— Меня просили передать вам пару "ласковых" слов за воспитание дочери, причем просил сам император. И мастер-наставник впридачу, которому теперь с величайшим трудом придется выдавливать из Рахи неуверенность в себе, вами вбитую. Считайте, что я передал вам их слова, а они многое сказали. Думаю, вы понимаете, что именно.
— А императору-то вашему что до Рахи? — изумился Раст.
— Ничего, просто он ее сегодня видел, когда мы в Элиандаре были. А его величество, как мне сказали, трех собственных дочерей вырастил. Так вот он говорил, что за такое воспитание руки нужно с корнем выдирать. Извините уж за откровенность! Не понимаю, она ведь ваша дочь. Вы же к ней хуже, чем к собаке, относились! Разве так можно?
— Это она так думает? — нахмурился ткач. — Да, я ее не понимал и не понимаю. Но ведь неправда, что как к собаке! Хотел только, чтобы она не хуже остальных была, а она вон как восприняла...
Он обреченно махнул рукой, в глазах пожилого орка застыли слезы обиды.
— Грустно все это... — вздохнул Тинувиэль. — Девочке ведь порой только несколько ласковых слов от вас нужно было, а не постоянные нотации. По себе помню, насколько это больно и обидно, выкладываться до последнего, надеясь получить похвалу отца, а вместо того... А! Не хочу вспоминать! Она ведь тепла и доброты в жизни не видела, неужели вы не этого понимаете? Она плакала, а "любимые" сестры над ней смеялись. Знаете, когда бьют подкованным сапогом в самую душу, это очень больно... И такого не прощают.
— Все мы, наверное, были в чем-то неправы... — опустил голову Раст.
Впервые в жизни пожилой орк задумался о том, что же чувствовала девочка, которую с самого раннего детства только шпыняли, ставя в пример сестер. Она изо всех сил тянулась, с трепетом ждала хоть малейшей похвалы, но не получала ее. Только новые поучения. Вспомнилось почему-то, как Рахе впервые удалось выткать холст без грубых ошибок и она принесла готовую работу отцу, с робкой надеждой смотря на него. А он, вместо похвалы, принялся выискивать мелкие погрешности и тыкать дочь в них носом. Сейчас ткач вспомнил, как помертвела в этот момент девочка, как погасла, так и не услышав ни одного доброго слова. Вот с того времени, похоже, она окончательно и замкнулась в себе, полностью уйдя в свои фантазии.
— Кстати, именно ей послезавтра на площади Камней будет вручен Кагалом жезл Памяти, как первому орку, ставшему после уважаемого Храта учеником горных мастеров, — добавил недобро ухмыляющийся череп, сильно не любивший, когда кого-нибудь постоянно топтали и унижали, как бедную девушку в этой семейке.
Потрясенные взгляды отца, матери, сестер и соседей бальзамом пролились на душу Рахи. Когда отец неожиданно подошел и попросил прощения, девушка донельзя изумилась, но мгновенно простила родным все обиды и бросилась обниматься, уже не сдерживая слез радости. Начался веселый переполох. Соседи повытаскивали из домов столы, устроив импровизированный праздник. Как же, уроженец Волчьей улицы вышел в горные мастера и егеря, такое грех было не отметить. Вахья с Хадой все время теребили Раху, расспрашивая о случившемся и бросая завистливые взгляды на потрясающе красивого эльфа, ставшего наставником их сестры. В полет над пропастью они, правда, не поверили, а слухи до улицы еще не докатились. Но и всего остального хватило для множества восторженных ахов и охов. Путь той, кого во всем мире вскоре станут звать Второй, Серой Звездой или Черной Ведьмой, в зависимости от отношения, еще только начинался.
22. Охотница.
Густой подлесок хорошо скрывал отряд от постороннего взгляда. С ног до головы затянутые в пятнистый камуфляж фигуры неслышно скользили между деревьями. Ни одна ветка не хрустнула под их ногами, ни один сухой листок не зашелестел. Они неслись подобно привидениям, казалось, что их не существует, что это какое-то наваждение, а не живые люди. Впереди двигался командир, средних лет горный мастер Артин, родом с южного побережья Манхена. За ним призраком скользил отрядный маг, весельчак и балагур Ронх, мгновенно сошедшийся с Санти на почве любви к глупым розыгрышам. По сторонам шло боковое охранение, его роль сегодня выполняли Храт с Энетом. Последними были Тинувиэль, Лек и рыжий скоморох, даже на бегу довольно скалящийся. Плюс, еще трое молодых мастеров, недавно получивших черные шнурки.
Их отряду поручили перерезать по возможности линии поставки продуктов и воды с Даркасадара на Манхен между городами Париадаром и Хардаланом, уничтожать небольшие подразделения в тылу карвенцев, охотиться на офицеров и вообще всеми силами подымать среди солдат врага панику. Многое, понятно, десять человек сделать не могли, от одной столицы провинции до другой было больше пятисот миль. Но подобных отрядов скрывалось в лесах северного побережья не одна сотня. Крупных городов на нем больше не имелось, только бесчисленные поселения и деревни, сейчас пустые — людей по приказу императора отвели за перевалы Барталадарских гор, где на Раханском плоскогорье выстроили хорошо защищенные города-крепости с запасами воды и продовольствия на добрых десять лет осады. Впрочем, чтобы добраться до них, врагу для начала придется прорваться через эти самые перевалы, а сделать это не слишком-то просто — проходы перекрывали двухсотлоктевой высоты каменные стены. Осадные машины по узким горным тропам не протащишь, придется штурмовать как есть, своими силами. Зато север материка, за исключением осажденных городов, достался войскам альянса. Только это оказался рывок в пустоту, святоши не обнаружили не только имперских полков, но и мирных жителей. Теперь захватчики в растерянности бродили по бесконечным лесам, пытаясь понять, что же им делать дальше.
Хуже прочего оказалось то, что на захваченной территории не осталось никаких запасов продовольствия, а вода была заражена какой-то гнусной болезнью, которой имперцы почему-то не боялись. Зато карвенцы с нартагальцами мерли от нее, как мухи. До тех пор, конечно, пока солдатам не запретили пить местную воду. Из Карвена и Нартагаля начали приходить бесчисленные транспортные корабли с припасами, но до создания достаточного запаса войска альянса дальше наступать не могли. Вот и топтались они на прибрежной линии, стараясь не углубляться в леса дальше, чем на двадцать-тридцать верст. Большинство разведывательных отрядов бесследно исчезало, а возвращающиеся одиночки рассказывали такие ужасы и небылицы, что поверить в них здравомыслящий человек не мог. Как возмущались вечерами в своих палатках карвенские и нартагальские офицеры. Так ведь не воюют! Имперцы просто издеваются над всеми канонами тактики и стратегии! Только вот оные имперцы на возмущение врагов плевали с высокого потолка — они продолжали убивать исподтишка, очищая свою землю от незваных гостей.
В список успехов отряда, в который вошли пятеро друзей, за неделю попали несколько потопленных файрболлами мага небольших шлюпов с продовольствием, два убитых полковника, десяток лейтенантов и полный взвод нарта гальских кирасиров. Последних перерезали настолько быстро, что бедняги не успели даже за мушкеты схватиться. Подобное происходило повсеместно, и встревоженные действиями диверсионных групп командующие вражеских армий отдали приказ передвигаться только большими отрядами. Чаще всего солдаты предпочитали отсиживаться в хорошо укрепленных лагерях, все равно в округе не осталось ни единого человека, грабить было нечего и не у кого. В войсках постепенно начинался глухой ропот — это что за война такая идиотская? Какие-то неуловимые призраки нападают из леса, убивают нескольких солдат или офицеров и бесследно исчезают, не оставляя своих трупов. Поиски не давали никаких результатов. Нападавшие растворялись в лесу, даже следов опытнейшие лесные следопыты не находили.
Отправившийся на разведку Тинувиэль на мгновение показался впереди между деревьями и поднял руку, предупреждая о врагах. Командир показал двумя большими пальцами в стороны, приказывая рассредоточиться. Отряд мгновенно растворился в лесу, а Артин с Леком кошками скользнули на ближайшее дерево, скрывшись в густой кроне. Вскоре там же оказался и эльф.
— Что? — почти неслышно спросил Артин.
— Полсотни человек, сопровождают какую-то важную персону. В основном, паладины, но невысокого посвящения. Полных всего трое. Кстати, у них пленница. Какая-то дура не ушла с остальными в горы, похоже.
— Ясно, — кивнул командир, поворачиваясь к горцу. — Что думаешь?
— Справимся, — криво усмехнулся Лек. — А пленница? Останется жить — ее счастье. Нет, так нет. Ей лучше умереть, чем в руках голодной до баб солдатни остаться. Только вот важную персону мы отпустим. Наш план помнишь?
— А то! — тихо рассмеялся Артин. — Фантазия у вас на пакости, заразы, та еще... Представляю, чего эта персона своим порасскажет.
— Вот-вот, — довольно осклабился горец, затем повернулся к эльфу. — Тини, ты во время боя сделай вид, что маску потерял. Пусть святоши эльфа увидят.
— Я еще и постреляю для начала немного... — кивнул принц. — Лук свой я забрал из Тарсидара. Пусть стрелы останутся, так убедительнее. А таких стрел вы, люди, делать не умеете. Их любой карвенский дурак опознает.
Он был прав, зеленые, сделанные из непонятного упругого материала, покрытые рунами и ощутимо пропитанные странной магией эльфийские стрелы невозможно было спутать ни с какими другими. Их узнал бы самый тупой паладин. Интересно, как себя поведут карвенцы, решив, что у них в тылу высадился выбравшийся за каким-то дорхотом из своего заколдованного леса эльфийский десант? Перепугаются до смерти, это однозначно. А вечером можно будет усугубить впечатление нападением орков на укрепленный лагерь, Храт с удовольствием побросает по святошам томагавки и несколько раз покажется, чтобы уж точно узнали урук-хай.
Отряд паладинов, сопровождающих высокопоставленного инквизитора, одного из Светочей Веры, прибывшего с инспекцией, передвигался очень медленно и осторожно, ничуть не желая нарваться на загадочных невидимых убийц. Скольких уже офицеров те положили! Слухи в армии ходили самые разные, но командующие армией альянса все-таки склонялись к мысли, что это скорее всего имперские горные мастера. Никто другой не сумел бы так легко уходить от хорошо тренированных бойцов, каковыми в подавляющем большинстве своем являлись паладины. Светоч Веры посетил уже три больших лагеря — готовилось наступление, необходимые припасы и снаряжение потоком поступали из Карвена, Нартагаля и Даркасадара. Одно обстоятельство, правда, сильно раздражало святую инквизицию. Манхен ведь был довольно плотно населен, куда все это население подевалось? Ведь не бывает так, чтобы сотни тысяч человек исчезли бесследно. Куда-то их спрятали, и первосвященники требовали от командующих армии выяснить куда именно. Главная цель святой войны, борьба с еретиками, не была достигнута. Это очень не нравилось господам инквизиторам, вынужденным со скуки выискивать крамольников в собственных войсках. Ежедневно они воодушевляли солдат кострами, на которых десятками горели их сослуживцы. Очень жаль, что святой инквизиции не было доступа к войскам союзников, уж там бы они развернулись по-настоящему, там еретиков хватало с избытком. Но, увы, союзники Ничего, их время еще придет. Скорее бы найти население Манхена, этих защитить будет некому. Особенно после поражения империи, а в нем святые отцы были полностью уверены. Никогда еще Карвен не собирал настолько большой и сильной армии.
Вчера вечером отряд обстреляли, положив стрелами добрых полдесятка паладинов невысокого посвящения. Остальным впервые за все время с начала войны повезло — стрелка удалось взять живым. Такого до сих пор не случалось, и Светоч Веры приказал не трогать пойманную девчонку, на что солдаты ответили глухим, недовольным ропотом. Да, как ни странно, стреляла совсем молодая девушка, затаившаяся на дереве. Ее уже раздели и собрались было пустить по кругу, когда подошел отец-инквизитор. Он немедленно наложил на паладинов епитимью и забрал связанную лучницу, решив заняться ею самостоятельно. Пленницу пришлось нести весь день, солдаты успели так избить ее, что она не могла ходить. Сейчас девчонка стояла привязанная к дереву и затравленно смотрела на инквизитора, любовно подготавливающего пыточные инструменты.
Джартан, паладин шестого посвящения, стоял на страже, с трудом сдерживая зевоту. Одновременно он настороженно вслушивался в звуки ночного леса. Какие-то птицы верещат, да противно так, дома подобных нет. Где-то рычит крупный хищник, но это безопасно, не полезет зверь к кострам. Часовой переступил с ноги на ногу и поежился, вспомнив обнаруженный отрядом несколько дней назад полностью вырезанный небольшой лагерь. Как кричал Светоч Веры, какие кары небесные призывал на головы проклятых еретиков. Да Джартану и самому страшно было видеть трупы сослуживцев, многих из которых он неплохо знал, кое с кем даже частенько сиживал за кружкой эля в казарменных тавернах. Паладинам ведь дозволялось многое из того, что начисто запрещали обычным солдатам. Вспомнив вчерашнюю девку, он досадливо цыкнул зубом. Принесло же этого паскудного инквизитора, только собрались с ребятами развлечься немного. А теперь Светоч Веры быстро превратит ее в воющий от боли кусок мяса, непригодный ни для чего толкового, видал паладин во что превращались жертвы инквизиторов.
Над головой внезапно раздался тихий шелест, и часовой встрепенулся. На Манхене водились очень неприятные ядовитые змеи, кусающие исподтишка. Не хотелось бы нарваться на такую. Он даже не успел понять, что угрожает ему совсем не змея, а куда более опасное существо — человек. С ветки над головой тихо опустилась удавка и захлестнула шею паладина. Он судорожно дернулся пару раз, вытаращив глаза и попытавшись ослабить тонкий шнурок, но не сумел и через некоторое время отдал богу душу.
— Готов? — почти неслышным шепотом поинтересовался Санти.
Энет, сматывающий удавку, только кивнул в ответ. Лицо юного графа исказила брезгливая гримаска — не любил он убивать таким образом.
— Все часовые успокоены, — сказал незаметно подошедший Лек. — Тини, давай. Твоя очередь.
— Хорошо, — мягко улыбнулся принц, доставая из-за спины лук и натягивая на него тетиву.
Затем он быстро взобрался на дерево и уселся в удобной развилке, откуда поляну, на которой остановились паладины, было видно как на ладони. Первым делом в поле зрения попали привязанная к дереву девушка и готовящийся к пыткам инквизитор. Как жаль, что эту сволочь приказано оставить в живых. Но ничего, он свое все равно получит. Эльф оскалился и смазал наконечник первой стрелы очень интересным ядом, который знали только в Эльваране. Пузырек в поясной карман он припрятал заранее. На всякий случай. Этот яд убивал не сразу, а через полгода, причем умирал отравленный чрезвычайно неприятным способом, сгнивая заживо. Тинувиэль наложил стрелу на тетиву и выстрелил. Стрела вскользь задела руку инквизитора. Тот отчаянно завизжал и попытался спрятаться за ближайшим деревом. Принц едва слышно рассмеялся — все, святоша, ты уже мертв, только еще не знаешь об этом. Стрелы летели одна за другой, на поляне поднялась паника, солдаты бросались со стороны в сторону, пытаясь спастись. Однако офицеры быстро навели порядок, принявшись отбивать стрелы мечами. Да, паладины полного посвящения на многое способны. Пора самому браться за мечи, стрелять дальше смысла не имеет. Тинувиэль обнажил картаги и мягко спрыгнув на траву, оставив лук и котомку на дереве. Потом вернется.
