— Не мели ерунды, — довольно-таки резко отрубила я. — Остаешься на ночь, а утром вместе перейдем в Академию.
— Каблук не давит, а? — поинтересовался у Кейна блондин, вытягивая ноги и скрещивая лодыжки.
— А? — переспросил, не сообразив, сокурсник.
Я открыла рот, но Салир почувствовал вкус и останавливаться не собирался.
— Говорю, в вашей паре матриархат?
— Салир, прекрати.
Но взывать к его разуму было бесполезно. Ему, как говорит Айк, вожжа под хвост попала.
Сын Северного графа с несоизмеримым презрением ко всему бренному миру повернул голову в мою сторону. Взгляд у него был холодный, настоящий наследник Северной Крови, угу. Вот только, раньше я думала, что улыбаться с некой легкой сумасшедшинкой — это прерогатива Линека. Ан, нет. Теперь и Салир в туже степь пустился. С чего бы?
— Как здорово ты освоилась в пятерке, Ция. Раньше я думал, что барышни тушуются в обществе мужчин, а вот ты привыкла быстро и четверых тебе уже не хватает. Ты теперь пятого привела.
Кейн обхватил клетку, как отца родного — бедный Филис забился внутри, ругаясь на своем птичьем языке последними словами и поднимая крыльями пыль и перья.
— Не напрашивайся на пощечину, — промолвила я не менее холодно. Вот же чертов провокатор. Так и надеется, что я подорвусь с места и умчусь из дома, хлопнув дверью. Ан, нет, дорогой. Не такое слышала, и ничего, жива до сих пор.
Вообще-то, господин всезнайка должен был бы догадаться, что на меня подобные приемчики не действуют. Или ему так на нас наплевать, что он даже не удосужился присмотреться? Хотя, ладно, Кейн ему действительно безразличен, но вот к члену своей собственной пятерки он мог бы относится и помягче.
— По-моему, я констатировал факт, — приподнял бровь Салир, приятственно улыбаясь.
— А по-моему, вы мне не мужья, не братья и не отцы, чтобы что бы то ни было, не связанное с работой, запрещать. А то, что связано с работой, имеет право запрещать только Кароль и Совет.
— Предлагаешь нам безучастно смотреть на... — еще одна бровь поползла вверх, — все это?
— А ты хочешь сказать, что выгоняешь моего друга только потому, что радеешь за мою нравственность и честь моего будущего мужа?
— Бедный страдалец.
— Ай-яй-яй, что с тобой? Ты не заболел, часом? Ты стал таким рассеянным, что где-то случайно обронил свое умение незаметно переводить разговор. Нехорошо. Как же ты жить дальше будешь? Пропадешь.
— Эм, Ция... — подал голос Кейн. — Мне уже пора...
— А ты молчи там, — не отводя взгляда от черных глаз, отрезала я. — Что ты вообще обхватил эту клетку? Поставь ее на место и успокойся.
Сокурсник пробормотал что-то невразумительное и остался сидеть на месте, то есть на спинке кресла.
В такой позе "любила" просиживать часы сестренка, Рика. Она по-настоящему бесстрашна, может с одним только веником наперевес пойти против медведя и отхлестать того по морде так, что обалдевший от такой наглости зверь, не оглядываясь, унесется в тайгу, за соседнюю сопку, да и там будет вздрагивать от каждого шороха. Но вот мышей, как и прочих грызунов, старшая стестра боится просто до обмороков. И при их приближении принимает точно такую же позу — верхом на кресле, подоконнике или камине.
Линек пошевелился — сложил руки в замок — и Кейн едва не навернулся с кресла.
— Видишь, Ция. Он сам высказал желание уйти, — завораживающим, колдовским голосом потянул Салир. Таким только змей гипнотизировать. — Зачем же держать его против воли? Это совершенно ни к чему.
— Так дело в вас?
— Не имею ни малейшего понятия, — небрежно ответил Мастер Стихий, отворачиваясь.
Угу. Еще скажи:"Он первый начал!".
Похоже, блондин успокоился. А то в первые секунды у меня было непреодолимое чувство, что он бросится. Нет, поза его была расслабленной, лицо а-ля "кирпич", выражение глаз — холодное и даже чуточку заинтересованное... И хотя по общей конституции Салир может напомнить кого угодно, но только не медведя, но именно на это животное он был в тот момент похож как никогда. С этими тварями тоже никогда не знаешь, что они думают — ни когтей не выпускают, не скалятся, не вздыбливают шерсть. Только по-человечьи умные карие глаза смотрят неотрывно, а какие мысли бродят за широким лбом — не догадается даже Высокий Магистр Духа.
А медведи-то сегодня следуют за мной неотступно. К чему, спросить не у кого, единственная знакомая гадалка далеко, да и не настолько мы близки с мамой Айка, чтобы я к ней заваливалась без приглашения ради какой-то грешной ерундовины.
— Кейн, пойдем, я дам тебе матрас — комнату для гостей еще не обставили, но ты не обидишься, думаю.
Особенно учитывая, что обычно он засыпает не иначе, как свернувшись калачиком на столе. Прямо поверх расчетов и формул.
— Извини, — влез Салир с сочувствующими интонациями и соответствующей физиономией, а черные глаза так и блестели. — К сожалению, мы и подумать не могли, что у нас будут такие гости. И сложили в свободную комнату новоприбывшее оборудование. И там везде масло.
— Да, очень жаль, — согласилась я, улыбнувшись. — Тогда, Кейн, ты будешь спать в моей комнате.
За окном скрипел сверчок, а мне казалось, будто какой-то не в меру старательный ремонтник сверлит мне дырку в виске.
Салир в последний раз пристально посмотрел на Кейна, перевел взгляд на распахнувшую клюв и тяжело дышащую канарейку, тонко улыбнулся и махнула рукой.
— Делай, как считаешь нужным. Во многих знаниях многие печали, вот только эта истина никак до тебя не дойдет.
— Эм, Ция, может, не стоило так... а?..
Изобретатель кутался в одеяло, будто мерз.
— Все нормально, Кейн. На самом деле мы ладим... Почти всегда.
Он покачал головой, озабоченно хмурясь.
— Нет, Ция. Все-таки они страшные люди, не стоит разговаривать с ними так. Но, с другой стороны, они твои товарищи, значит, тебе можно не опасаться... Но
это такая непредсказуемая материя, она зависима от эмоционального плана, а эмоции невозможно просчитать...
Кейн опять размышлял вслух и бормотал странные вещи. Но в этот раз я была настроена добиться от него вразумительных объяснений.
— Так вы уже были знакомы? До того, как я тебя представила?
Парень смущенно улыбнулся.
— Да, только я не знал что это... они. Ну, то есть, что они из твоей пятерки. Но тогда они еще не были в твоей пятерке, вернее, это ты еще не была...
Я почувствовала, что у меня кружится голова.
— Давай по порядку, ага? А то я уже совсем запуталась. Ты знал их только в лицо, так?
Кейн сбился и замолчал.
— Э-э-э... Ция, я не уверен, что должен тебе это говорить...
Я фыркнула.
— Только ты не начинай еще эту песню. Будет необходимо — расскажут, как же. По-моему, они просто наслаждаются чувством превосходства, вот и городят невесть что. А на деле там, так, пшик, а не Великая Тайна Века и Его Императорского Величества в придачу.
Однокурсник несколько смутился, и даже кончики ушей покраснели. Это было видно и в столь слабом освещении.
— Ты, наверное, права. Просто... Я не уверен, что могу рассказать тебе про отца, все-таки, это не моя тайна.
Теперь уж настала моя очередь смущаться.
— Кейн, прости. Я слишком увлеклась своими собственными проблемами и совсем не думаю о других.
К слову, мне и правда даже в голову не могло прийти, что дело тут не только в моих парнях.
Изобретатель заулыбался.
— Нет, что ты, ничего такого. Я уверен, ты умеешь хранить секреты.
Я бы еще посомневалась, надо оно мне или нет, если бы мне на самом деле не было жутко любопытно. Поэтому я кивнула:
— Конечно, умею. Я могу поклясться.
— Не надо! — вскинул руки Кейн. — Я тебя прекрасно знаю. Вообще, что на меня нашло? — Брови его приняли форму галочек, как и всегда, когда он хмурился. — У вас в доме странная атмосфера, я чувствую себя не так, как обычно. Мне хочется начать свару...
Я расхохоталась — таким потерянным он выглядел.
— Тебе? Свару? Да более спокойного существа я в жизни не встречала. Давай, рассказывай уже.
А правда оказалась неожиданной. Отец Кейна, оказывается, обладал Высоким Даром Печати. Да-да, той самой способностью, которую вот уже тысячи две лет пытаются воссоздать искусственно, создавая самые различные Печати для разных даров Красного и Черного спектра. Но все эти попытки на фоне истинного мастерства природного дара выглядят, мягко говоря, непрезентабельно. Власть Мастера-печатника весьма скромна, а сила его печати — груба и примитивна, как лом против искусно выполненного клинка (правда, нельзя сказать, что у этого "грубого и примитивного" способа нет своих преимуществ).
Мастер, завершив сложный обряд Печати, полностью теряет власть над оной, передавая способность "поднимать и опускать заслон" в руки обладателя Дара. А вот Высокий Дар Печати действовует несколько иначе. Быстрее, надежнее, да еще и оставляя способность сдерживать порывы носителя Печати самому печатнику, что в некоторых ситуациях совсем не лишнее. Эмоции, как и говорил Кейн, вещь неконтролируемая. Практически. И уж если контролировать их, то делать это стоит третьему лицу.
— Я, к счастью, не унаследовал Дар отца, — продолжил однокурсник, — но кое-что в его деле понимаю. Все-таки с детства крутился под ногами, да и помогал хоть чем-то, когда мог. Он ведь хоть и возглавляет отдел контроля"5", но лично к нему обращаются лишь в экстренных случаях. А уж чтобы заявиться прямо домой, на порог спальни, пробив многослойные щиты — это событие, выходящее за все рамки...
Я сидела на кровати и тихонько шалела.
В тот день, о котором повествовал Кейн, по рассеянности повторяющий одно и то же по несколько раз, к АраИмайлу, главе ОКВД, ровным счетом за полчаса до полуночи явилась пятерка. Явилась-явилась, по-другому и не скажешь-то. АраИмайл и мой однокурсник тогда еще в возрасте четырнадцати лет только и успели, что почувствовать легкое сотрясение пола, как в комнату из ниоткуда вывалилось пять тел. Тревожная сирена что-то пискнула, и была моментально отключена — Айк постарался, не иначе.
Кейн, уже в те времена бывший юношей спокойным и, что там говорить, слегка тормознутым, лишь хлопал глазами, пока его отец соображал, кто это такие, как они осмелились и разное тому подобное.
Пришел в себя первым кудрявый — как я понимаю это был Кароль — и бросился к отцу что-то объяснять. Остальные все еще отходили от шока, или еще от чего — неизвестно, даже командир путался в словах. Но Линеку было хуже всех. Судя по описанию однокурсника, с ним происходило что-то воистину ужасное, что даже Кейн очнулся от своего состояния отстраненного созерцания и поспешил на помощь. Он уже видел нечто подобное раньше, когда Дар брал верх над сознанием пациента его отца. Нужно было всего-то стать "якорем" — этакой тростинкой, связывающей уплывающее сознание пострадавшего с реальностью, пока отец ставит Печать. Вот он решил взять инициативу по "лечению" в свои руки.
Все случилось слишком быстро. И ни отвлекшийся АраИмайл, ни медленно соображающий Айк не успели остановить мальчишку, когда тот попытался помочь Линеку.
— Я смутно помню, что и как случилось, — траурным голосом говорил изобретатель, сокрушенно качая головой. — Только этот ДзеЛинек вцепился в меня, как голодный пес в кость. А потом — свет и все.
— И все? — аккуратно переспросила я.
Кейн дернул себя за светлую, почти белую прядь волос и улыбнулся.
— Ну, да. Очнулся я уже таким, каким ты меня видишь. — Я все еще не понимала. Кейн вздохнул. — Ция, приглядись. Ты не замечаешь, что мы с ДзеЛинеком похожи? Волосы, цвет глаз, лицо? Если бы папа, да остальные твои вовремя не опомнились, думаю, ты бы сейчас разговаривала с братом-близнецом своего товарища по пятерке. За какие-то секунды... И не только внешне.
Я вспомнила родителей Кейна, которые навещали как-то сына в Академии. Помнится, тогда мы все дивились, как у такой пары — оба типичные южане, разве что мама бледноватая — мог родиться светловолосый Кейн, тонкий в кости, с прозрачной кожей, сквозь которую просвечивают синие жилки.
— Животные чувствуют магию. А действие Высоких Даров красного и черного спектра приводят их в ужас. — Однокурсник потянулся к нервной канарейке, которую притащил с собой, но та метнулась в сторону, зацепившись лапами за прутья клетки. — Любого Мастера, пусть самого опытного и сильного, можно обмануть. Даже всевидящий красный спектр иногда не способен распознать обман. Но животные чувствуют воздействие всегда.
Нда уж, Айк, оказывается, обрек бедного Филиса на постоянные нервные потрясения. Надо будет уговорить его унести птицу из нашего дома.
— Я не обвиняю его, — внезапно прервал молчание Кейн, и я вздрогнула. — Он не виноват, в конце концов. Это только моя дурость. — Он нерешительно глянул на меня. — Э-э-э... Ция, а ты тоже связана Даром с Носителем?
— В смысле? — быстро переспросила я.
— Ну... — сокурсник отвел взгляд. — Ты тоже можешь... У тебя тоже есть разрешение?
Я совершенно перестала что-либо понимать.
— Какое еще разрешение, черт побери, Кейн? О чем ты?
— У тебя же нет Высокого Дара, — с облегчением выдохнул изобретатель. Лицо его осветилось счастьем в высшей степени своего проявления. Решил, небось, что теперь может спать рядом со мной спокойно, не опасаясь, что ночью я его растерзаю. — Я сам ничего не знаю. Так, слышал обрывки разговоров в кабинете отца, из которых ничего не понял. Ой! Уже почти полночь!
Я недовольно фыркнула, соглашаясь закрыть тему.
— А ты в это время, что, превращаешься в прежнего Кейна и бродишь по городу в поисках невинных младенцев?
Собеседник обиженно надулся.
— Мне просто завтра надо быть на консультации, а потом... а потом комиссия... и ОглаЮрил...
С каждым словом голос однокурсника наполнялся ужасом, в уж с именем его куратора на первом курсе, так и вовсе — зазвенел.
— Ладно, Кейн. Действительно, давай спать, — произнесла я, и как в студенческие времена отвернулась к стене, не слушая больше бормотание изобретателя.
Только вот он, скорее всего, еще полночи таращился в потолок, со страхом представляя свой провал перед комиссией.
Утром я растолкала вихрастого засоню и, пока он вспоминал кто такой и как тут очутился, быстро собрала сумку. В Академии я собиралась пробыть пару дней, а потом навестить тетю с сетрами. Давно я их не видела, даже подарки лично передать не смогла, да и действие плетения — нашего совместного с Айком творчества — нужно было проверить.
На первом этаже существовать было невозможно. Поднявшийся с утра пораньше Линек умудрился опрокинуть банку с ацетоном, который оставил на полу веранды замечательные и очень красочные разводы. Поэтому мы с Кейном вдвоем кое-как перетащили огромное зеркало в полный рост в мою комнату. Я потом еще долго кашляла, понося самопального художника за его криворукость, однокурсник же молча покрывался красными пятнами. У него проявилась аллергия.
Правда, смена колера — последнее, что его волновало.
— Ох, я не могу туда вернуться, — взвыл он прямо посреди плетения и, нарушив вязь заклинания, отвернулся. — Не могу-у-у! Я лучше тут останусь! Нет, правда. Я тут подумал ночью, мне будет лучше остаться здесь, с твоей пятеркой. Или я погуляю. Да-да, просто погуляю по Хрустальному.
