Так будет лучше. С последствиями они разберутся позже.
Небо было ещё тёмным, когда они втроём — Лектус, Отто и Истер — подошли к развалинам когда-то, наверное, большой деревни. Отто нёс свернутый в рулон ковёр: им с полукровкой ещё предстояло вернуться к основному отряду. И ждать сигнал.
— Смотрите внимательно, — напомнил им Принц, останавливаясь рядом с колодцем.— Когда щит спадёт, над городом на несколько мгновений можно будет увидеть марево, как при жаре.
— Кровососы точно не заметят? — уточнил Истер в очередной раз.
— Его видно только издалека — и если специально следить, — пожал плечами Лектус. Он немного устал от десятка глупых вопросов. Такой план стоило прорабатывать хотя бы пару дней, чтобы не осталось вероятности срыва: заметят, обнаружат, поднимут тревогу. Принц вполне допускал, что на выходе из колодца его тут же схватят. Их план сработает при множестве �если�: если Правящие не знают про колодец, если колодец включён в сеть, если во дворе никого не будет, если он сможет незаметно пересечь дворец, если справится со Стражем у щита, если Отто сможет сделать ковры и людей на них незаметными...
План самоубийственный. Но Лектус был уверен в одном: если что, он сам уцелеет. Остальное — как получится. Просчитать все вероятности не было времени.
— Мы подберём тебя с западной башни дворца, — напомнил Отто.— Удачи, Принц.
Лектус кивнул, не поворачивая головы, сжал камень в руке и прыгнул навстречу запланированному безумию.
Что ж, колодец работает, уже повезло.
Мгновенный холод — и он уже стоял на ногах на заднем дворе хозяйственного крыла дворца. Никого. Пахло так, как должно пахнуть здесь, если готовится пир не только для Правящих, но и для их потомков, ещё не прошедших до конца Путь к Посвящению. Отец явно собрал в городе весь свет: он мог гордиться победой над Северным городом и собирался устроить показательную казнь людей и развлечь своих соратников.
Двор был пуст и тих, как и положено на рассвете. Принц укрылся за поворотом корпуса, цепко оглядывая балконы, крыши, стены, ограды в поисках Стражей. Вряд ли, конечно, Правящие понимали значение оставленного на задворках колодца людей, но вполне могли оставить Стражу и тут.
Никого. Высокая стена скрывала его от улиц города, а единственная дверь, которая вела во двор из дворца, была сейчас закрыта.
Лектус вздохнул и пошёл по узкому проходу между оградой и бесконечной белой стеной дворца, внутри которого, Лектус был уверен, сейчас находятся все главные враги людей.
Давно он не был так близко от отца. Но видеть Байрока пока совсем не хотелось. Ещё столько всего не сделано. Когда всё закончится — может быть. Но не сейчас.
Он шёл, но в груди разрасталась непрошеная тревога. Предчувствие.
Лектус дошёл до арки, которая выходила в закрытый дворик с тремя маленькими фонтанами. В таких двориках Стражи набирались сил перед принятием караула во дворце. И боковой проход, по которому пришёл Лектус, был нужен, чтобы доставлять к фонтанам единственное угощение, которое употребляли Стражи.
Лектус замер, ещё сильнее ощутив тревогу.
Тихо. Слишком тихо.
И запах. Да, больше всего его насторожил запах.
Чистый запах, без аромата крови. Такого не может быть во дворе с чашами, куда с вечера должны были налить свежую человеческую кровь. На рассвете заступает новый караул Стражей — это правило для любого дворца, тем более, если там находится Правитель Водного мира.
Лектус в предрассветном сумраке вглядывался в чаши — они были пусты.
Надо возвращаться. Их ждут. Откуда-то во дворце знают о визите людей и ждут.
Возможно, за ним уже следят.
Значит, вернуться тем же путём ему не позволят.
Ему вообще не позволят уйти.
— Принц!
Он ожидал чего-то такого: терпение тех, кто сидит в засаде, явно небезгранично.
— Выходи, ты окружён, Принц.
Лектус не собирался бежать или прятаться: он всё ещё сын Байрока, он наследник Водного мира. И вряд ли отец приказал его убить при захвате. Все-таки Лектус ему ещё нужен. Зачем, скоро узнаем.
Лектус спокойно вышел на середину двора, ожидая, что его тут же окружат Стражи. Но этого было не нужно: дворик закрыт стеной со всех сторон, единственный вход во дворец наверняка уже под охраной, а обратно к колодцу его не пустят.
Принц поднял глаза и увидел, что на балконе стоят несколько Легатов, среди которых он узнал Линкольна, мальчишку, которого он судил в Академии. Что ж, он все-таки встретил Легатов и выжил.
Линкольн ухмылялся, держа Лектуса на прицеле арбалета, как и другие Легаты, верные псы дома Правителя.
Теперь должен появиться отец, иначе спектакль с захватом взбунтовавшегося Принца будет незаконченным. Лектус смотрел на балкон, но оказалось, что и его можно удивить.
Из прохода, которым Принц попал во дворик, сначала вышел Легат с невозмутимым, спокойным лицом старшего по званию, за ним — ещё один знакомый Лектуса.
Принц молчал, складывая в голове такую простую картину.
— Ну, здравствуй, брат, — произнёс Тедис, — у меня есть для тебя подарок.
Лектус молчал, глядя, как из-за спины старшего брата выходит ещё один Легат и кладёт на камни у ног Тедиса бессознательную Алексис.
Шах.
Глава 2. Вечное Царс
тво
Сны у него всегда были человеческие. Наверное, поэтому он не сошел с ума и не потерял себя за все эти годы. Во сне он видел прошлое, словно память заставляла его помнить самые мелкие детали его жизни, которые привели его к здесь и сейчас.
Он помнил жар солнца на экваторе и запах раскалённых камней, шорох листьев на пальмах, которые тянули корни к внутреннему источнику острова. Помнил плеск солёных волн Великого океана, что окружал их дом, их Причал, иногда огромными волнами накрывая горы и пляжи, смывая всё, что было плохо закреплено. В такие страшные гудящие дни, а иногда недели, они скрывались в пещерах на вершинах гор и наблюдали, как заливает волнами деревню...
Он помнил жаркий день, когда утонул старший брат. Мать долго стояла на пороге дома, словно продолжая его ждать, считая по головам своих мальчишек: один, два... Один, два... Константин ночью кусал руку, чтобы не рыдать, иначе отец бы выпорол его. Константин винил себя, считал, что мог помочь Николя. Но это чушь...
Вот отец жёстко, беспощадно давит ладонью на голову, не позволяя вынырнуть. Бесконечно долго тянется время. Лёгкие разрываются, их жжёт, нужен воздух, но отец ещё считает, а Константин не может приблизиться. И приходится терпеть, из последних сил терпеть этот ад, сражаться с нестерпимым желанием вдохнуть — и пойти вслед за Николя... Наконец, рука отца исчезает, и первый глоток жаркого солёного воздуха — словно взрыв в голове, в лёгких, во всём теле...
Он помнил Эмилию, молодую северянку, которую всего два сезона циклонов назад привёз на остров Эжен, друг Константина. Жена Эжена была красавицей, загар Причала ей шёл. Только очень странно смотрелась на её шее веревка, с другого конца которой был привязан камень. Позади стоял, крепко сжав губы, сам Эжен. У него не было права голоса, и он молчал. Эмилия еле стояла на ногах — говорили, что роды три дня назад были очень тяжёлыми, и она едва не умерла. "Лучше бы умерла", — шептали женщины за спиной. Отец на правах старосты зачитал приговор: Эмилия родила девочку. "Бред,"— шептал стоявший рядом Константин, — "Алекс, это бред, с кем она могла тут согрешить?"... У ныряльщиков не рождались девочки, никогда. Поэтому женщин привозили из большого мира: покупали, крали или менялись с племенами людей. Если Эмилия родила девочку, значит, она изменила Эжену... "Что будет с их дочерью?"— Алекс тихо спрашивает брата, чтобы отец и мать не заметили. "Отдадут кому-то, с девчонками у нас, как ты заметил, напряжённо", — криво усмехается Константин. А Алекс видит, как светятся руки брата за полой накидки от солнца. Может, Эмилия не погибнет...
Он ясно помнил день, когда отец прогнал Константина. Руки отца тряслись, как и его губы. Он был бледен, что необычно для их смуглой, сожжённой много раз солнцем и морем кожи. Отец узнал, что брат — маг, что все эти годы он вовсе не учился честно быть ныряльщиком, а лишь колдовал... Ныряльщики ненавидели магов: одна ведьма, дочь которой утонула во время тренировки, прокляла всех мужчин рода. Девочки у ныряльщиков исчезли... А магов в племени никогда не терпели. Но Константин не расстроился: Алекс знал, что тот мечтает уйти в большой мир, на поиск приключений... Им не дали попрощаться, и брат лишь махнул издалека рукой, садясь на плот...
Они с мальчишками ныряют к развалинам недалеко от их Причала. Там уже давно всё собрано, обыскано, все камни передвинуты. Найденное — продано или обменяно. Этим живёт племя. Но Алекс не верит, что ничего не осталось. Не может быть. Что-то должно остаться. Он роется в песке, ощупывает осколки стен, забирается внутрь громоздких чёрных конструкций. Вынырнуть, вдохнуть воздух — и снова в поиск... Отец выпорол его этим вечером, но Алекс так и не отдал ему кольцо, что нашёл у каменной стены в нише, засыпанное илом и обломками...
Отец умер внезапно, в ночь большой грозы. Говорили, что в него попала молния. Молния возмездия. Так шептала мать, не простившая ему Николя. Если бы он тогда снял руку с головы брата, позволил ему вдохнуть... Она часто это шептала. Она пела у костра, на котором пылало огромное тело отца, но никто не делал ей замечаний. Погребением занимались женщины, и все они были пришлыми в этом мире... У матери были счастливые, ласковые глаза... А потом она исчезла. Алекс был уверен, что она мечтала о дне, когда сможет покинуть остров — и никто её не остановит...
Он помнил день, когда за ним пришла лодка торговцев. Новый староста продал его вместе с добычей сезона. Мальчишка-сирота не представлял ценности для племени. Но Алекс не чувствовал злости, обиды или страха: он тоже хотел вырваться с Причала, увидеть мир, о котором почти ничего не знал, мир, куда ушли Константин и мать... Торговец посадил его на носу большой лодки и дал весло, приковав за ногу к дну... В этот момент мальчишка, проданный в рабство, впервые почувствовал себя свободным: впереди было огромное синее море, солнце и Водный мир...
Вот высокий, загорелый мужчина с короткой бородкой внимательно смотрит на него на рынке Песчаного острова. Глаза добрые, смешливые. А руки светятся, как в детстве. Алекс улыбается Константину, и брат кивает, доставая мешочек с монетами. И тогда мальчишка-ныряльщик впервые почувствовал себя дома...
Зима. Жуткий ужасный для тропических жителей климат. Замёрзшая земля, повсюду снег и лёд. Но Алекс стоит на носу корабля и смотрит на приближающийся материк, на высокие белые горы, вырастающие из сизой, тёмной, ледяной воды. Их встречают на скрытой в гавани пристани. "Александр". Его ждали тут: он был единственным ныряльщиком, согласившимся спуститься в ледяное море, чтобы поднять с затонувшего у Шемары корабля ценные вещи, направленные с Острова Драконов... Он ярко помнил этот день: тогда началась его новая жизнь...
— Отец.
Он вздрогнул от далёкого голоса и шорохов, мгновенно проснулся — и одним движением поставил на лапы своё огромное чёрное тело. Снег неприятно налип на шерсть, но это была лишь тысячная часть из всех ощущений, запахов, звуков, что он почувствовал в первые же мгновения после пробуждения.
Его стая тоже вскочила: огромные волки словно волной окатили и окружили своего необычного вожака. Бета тут же, в один едва заметный молниеносный прыжок встал между вожаком и людьми, ощерившись. Волчицы отступили за своих самцов, прикрыв пестунов, которым едва исполнился год от рождения.
Стая перестроилась мгновенно, хотя еще пару секунд назад все они спали, окружив лагерь людей, устроенный под сводами давно заброшенного, полуразвалившегося деревянного дома в глубокой тайге.
Пахло человеком, тлеющими углями, зимним лесом, тянуло гарью с юга, солёной водой — с северо-запада. Где-то рядом прошёл олень, но давно, ещё до рассвета. А ещё пахло магией — далёкой и близкой.
— Отец.
Он тряхнул головой, чтобы отогнать звериное мышление, легко воцарившееся в голове с началом бодрствования. Обычно оно сопровождало чёрного вожака беспрерывно в течение шести лет, сначала медленно вытесняя человека, а в конце цикла — также медленно уступая место Александру-ныряльщику.
Цикл только-только начался. На северный материк пришла война. Его семья бежала. Остался только этот мальчик-маг. Его сын.
— Отец, пора идти, — Ярослав не пытался приблизиться, хорошо читая доступные ему мысли. Вожак знал, что в его стае есть несколько мороков, хранивших Великое молчание. Но никогда не спрашивал, может ли сын прочесть их мысли.— Надо спешить.
Да. Точно.
Волк повернул голову ко второму мальчику, который уже стоял у выхода из развалин, нетерпеливо вздыхал. Он торопился, этот кочевник, слишком поспешно и неистово переживающий каждое мгновение.
То, чего дитя племени Огня так страстно желал, было уже в полудне пути отсюда. Вожак чувствовал магию. Он знал эту магию. Как говорили и верили, добрую магию. Если бы волк мог усмехаться...
— Граница совсем рядом, я чувствую, — прошептал Ярик, быстро закидывая за плечо рюкзак, заметно отощавший за почти две недели пути от развалин Северного города к Вечному царству.— И пусть только попробуют нам не помочь.
Вожак вздохнул и созвал к себе стаю. Пора было расставаться. Они помогали охранять сына и его спутника все это время, безошибочно выбирали безопасный путь, чуяли чужих издалека. Но теперь стае нужно уходить. Им нельзя идти к эльфам. Не стоит. Бета поведёт их на восток, к диким лесам, где нет ни человека, ни мага, ни чужих. Потом он найдёт стаю по следу.
Приказ вожака не обсуждается. Они тыкают носами ему в бок и растворяются в рассветном снежном мареве. Тоска — уж тоску животные чувствуют не слабее, чем люди...
— Отец, надо спешить.
И чёрный волк идёт впереди, слушая лес, слушая снег, шаги сына и его друга за собой, звуки земли. Мальчики молчали: усталость длинного пути брала своё. Но оба хорошо держались: кочевник явно привык к подобным путешествиям, а сын нередко пользовался магией. Пока ещё не с таким же умением, как его учителя или родные, но у него было много лет впереди, чтобы полностью овладеть своими неизмеримыми силами.
Его сын был Творением. И скоро в этом убедится и Творец.
— Отец, на границе Царства есть кто-то? Она охраняется?
Он не знал. В те далёкие годы Александр попадал в страну эльфов с проводником, поэтому никогда не задумывался, наблюдает ли за ним кто-то, когда ныряльщик со своей добычей пересекал границу Вечного Царства.
Даже если кто-то есть, вряд ли они посмеют не пустить туда наследника царя всех эльфов, Эйсана Непреклонного, как прозвал его собственный народ. С гордостью и почтением они так звали царя. Кто бы спросил Дхана, он бы высказал своё мнение о непреклонности старика...
Впрочем, у него будет такая возможность совсем скоро. Разве что его убьют на границе Вечного Царства, ведь стреляли же эльфы в него совсем недавно. Если бы ни Лесник, новый цикл для оборотня бы уже не начался никогда...
