Он все понял. Да и я — тоже. И хоть, нам "той, на травах" от Абсентуса не перепало, личный погребок тетки Свиды был в полном нашем женском распоряжении. Жаль только, песен я петь не умею. А то б, подтягивала. А так, одно подвывание получалось. И то, поначалу. Потом Любоня сказала, что мне лучше просто слушать. А вот у няньки моей бесценной, голос оказался — хоть куда. Да и сама она, своим "цветущим" видом порадовала. И где та немая, вечно настороженная дриада?.. Хотя, сейчас-то сторожить некого. Да и жизни учить тоже.
— А вот ты, дитё, знаешь, как мужчину любить? — ого! По поводу отсутствия "педагогов" явно, вышла спешка.
— Нежно и преданно? — внесла я предположение.
— Доверяй, но проверяй? — это, моя подруга вступила.
— Я про другое, — сделала значительные глаза тетка Свида. — И в этой "науке" даже твой живот, Любоня, еще не показатель успеваемости. Вот есть у меня одна книжечка... заграничная.
На что мы с племянницей педагога скептически переглянулись, а Адона громко хмыкнула:
— А тащи ко сюда свою книгу, Свида. Дриада я или кто?
И вечер приобрел новые краски... А какие новые ракурсы...
По койкам мы в результате разошлись далеко за полночь. И если бы ни Гуля, в четвертый раз заглянувшая в дверь предупредить: "Да вы сами просили. А то завтра рано... А-ай! И нечего в меня полотенцем!", то встретили б зарю нового, "замужнего" дня всё в тех же душевных беседах и песнях. А на утро...
— Свида, где те туфли, что я вчера купила?!
— Там же, где и те бусы, что я вчера купила!
— Что?!
— А где та сумка, где всё это вчера...
— Абсентус нёс!
— Гуля!!!
— Мне опять туда скакать?!
— Тетушка, ша! Я платье невесты несу! Все по стенам!
— Адона, где Тишок?! Моя прическа!
— Гуля, ты еще здесь?!
— Жду, когда вы про все остальное вспомните, чтоб в третий раз не мотаться!
— Адона! Где... Жизнь моя пожухлый лист.
— Ма-стера вызывали? И-ик. Проездом из одной Адьяны в другую. Только сегодня.
— Ах ты, пьянь хвостатая! Ты мне что вчера втирал?!
— Гуля, отпусти его! И ты еще здесь?!
— В кадку его макните!
— Не надо, я сам...
— Тишок, там хоть все живы? — примерно через час и в полной тишине.
— У-у, — мне в ответ с полной пастью шпилек.
— Понятно, — скосившись на коробку сбоку на столике. — А ты не забыл, что еще...
— У-у.
— А-ай! Больно же. Ведь не Коре хвост заплетаешь.
— У-у.
— Тишок, а вот, может, так сверху накрутить, чтобы...
— Т-ф-фу... Да, Евся, ты чего мандражируешь?
— Чего мандражирую?.. А ты, будто, не знаешь?
— Белый венец? — вздохнул протрезвевший мастер.
— Ага, — вздохнула я еще проникновенней. — Он самый.
— Та-ак... А ну, вспоминай хорошо то пророчество. Прямо по словам.
— Прямо по словам? Ну-у... Фриста сказала, что два венца, золотой и белый, в этой жизни мне не опустятся на голову. Ни один из них, потому что я сама... В общем, я сама.
— Не опустятся в этой жизни.
— Ну?
— Евся, в этой жизни, — еще раз терпеливо повторил бес. — А тебя Стах два месяца назад откуда вытащил?
— С того света... Жизнь моя...
— ... получается, уже другая... Ну что, дошло, наконец?
— Тишок!!!
— Ах, да что вы? Всегда го...
— Я тебя сейчас пришибу! Ты почему мне раньше этого не сказал?
— Вот так неожиданный поворот! — возмущенно выпалил бес. — Вот это спасибо вам и два пирога заверните! Я ей тут стараюсь — растолковываю простейшие истины, а она...
— Ну, извини. Ты же сам сказал — мандражирую.
— А вот и зря... Ладно, раз окончательно поумнела, доставай из коробки свой венец. Водружать будем... О-о... Любоня! Мне нужны еще шпильки!..
Вот так, с помощью самого могучего ума заповедного леса я и избавилась от последнего своего "эха из прошлого". И теперь ничего не мешало озаботиться будущим. Самым своим ближайшим:
— И что же они такого страшного приготовили? — еще через час, прохаживаясь по комнате в платье-облаке и с фатой наперевес.
— Ну-у, Сиратина эта...
— Кто? — воззрилась я на Гулю.
Любоня из угла напротив, внесла поправку:
— Серафима, наверное. Она у них там... ответственная за традиции. Больше некому.
— Ага, — круто развернулась я в центре комнаты. — И что Серафима?
— Она вчера жениху твоему втирала про три обязательных обряда. Но, он один отверг сразу.
— Вот же молодец. Что за канитель?
— Да так, — хихикнула бесовка Любоне. — Надо навесить на шею малому пацану калач и прямо оттуда его схавать. Это у них так "прощанье с девственностью" именуется.
— А-а, — открыла подружка рот. — Поэтому, Стах его и... А еще два?
— Там про главенство мужика в семье.
— Ну, это вообще — больная тема, — сморщила я нос. — Надеюсь, без публичной порки невесты оным?
— Нет. Что-то с тарами неравно... значимыми. Посудой, в общем.
— Посудой? — озадачилась Любоня. — Ладно, разберемся на месте. А третий?
— Третий — про будущих детей. Но, Абсентус пообещал Евсиному жениху, что подстрахует.
— Это как же? — выдохнули мы с подругой.
— Не знаю. Но, раз Абсентус жив, значит, не то, что вы решили. Вот и все.
— Ну, и то — неплохо, — похвалила Любоня разведчицу, на что та скептически скривилась:
— Конечно, можно было и больше, но, времени не хватило долго его макать.
— Кого?
— Тишуню в кадке. А вы думали? Он же рогом уперся: мужицкая солидарность и прочая лебеда... А что?
— Ничего. Для благого дела — можно, — малодушно плюнула я на мораль. И как раз вовремя, потому как на назидательные речи времени б все равно не хватило:
— Прибыли, — выдохнула из двери нарядная тетка Свида, а потом расплылась. — Любоня, распахивай!
И Любоня распахнула: сначала окно в моей комнате, выходящее как раз на улицу, а потом — свой ротик. Я только пискнуть успела:
— Давай, без балагана? Все ж, Высочество.
— Ша, подруга... А наше вам — здрасьте! — и действо началось... — А вот мне сильно интересно, чёй-то вы тут собрались? Всякие разные: седые, волосатые да один лысый, самый пригожий. Вы, часом, не медень в кустах потеряли, а теперь его всем скопом ищите?
— Не-ет, — уверили ее снизу и, судя по голосу, "самый пригожий". — Мы покой потеряли — у нас друг сильно буйный. Всю ночь спать не давал — все сюда рвался.
— Это который?.. А-а. Ну, ни чё так. На невыспавшегося не сильно похож.
— Кх-хе. Это у него черноту под глазами пылью дорожной прибило! Он с утра страшнее был.
— После "той, на травах", — отметила я из-за подружкиной спины. — Любоня, кончай балаган — сейчас народ подтянется.
— А вот я... — брыкнула та ножкой. — думаю...
— Милая, много думать — лишние морщинки.
— А ты помолчи пока, красавчик! Я... проверить хочу, по адресу ль вы попали.
— Ну, судя по вывеске перед глазами: откуда ушли, туда и пришли, — а вот этот смех я узнаю и из миллиона. — Что ты хочешь от меня, дева в окне? Огласи свой список!
— Любоня, какой еще список? — испуганно прошипела я.
— Так у меня только два желания, — удивила милосердием "дева". — Найти подруге своей достойного жениха — первое. И чтоб он свое соответствие этой высокой миссии нам... ну и ей доказал.
— А где же она сама? — праведно уточнили снизу. — Вдруг, уже по дороге куда-нибудь в...
— Кх-хе. Да, куда угодно, может.
— Это чёй-то за инсинуации только что огласились? У нас — все на месте. Только, ждать устали ваших жениховских подвигов. Ну?!
— Хорошо. Я песню знаю. Могу спеть — громко и с душой. Надеюсь... меня услышат. Песня подойдет?
— Так мы ж не в хор городской набираем?
— Любоня, я тебя сейчас за попу укушу.
— Ладно!.. Только, чтоб с душой и про твою к моей подруге неземную любовь.
— Договорились, — торжественно прокашлялись снизу. И песня... полилась...
Голос у моего любимого был сильным и выразительным. И по началу, я даже заслушалась, хоть и звучала она на иностранном, эллинском языке. Да и не одна я, потому как, обернувшись, увидела за своей спиной замерших Адону и Любонину тетушку:
— Дитё, про что поет то? Ты ведь понимаешь?
— Ну да. Вам... переводить? — с явной неохотой оторвалась я от песни. И после обоюдного кивка, вздохнула. — Ну, там юная дева, живущая в одной деревне, пошла как-то в лес за... за чем-то там и встретила в лесу юношу... Ага... Он с ней поздоровался и...
— И что? — с улыбкой уточнила Адона.
— И... ну... они при-сели на камушек... Потом... — медленно начала я заливаться краской под громогласное пение Стаха. Причем, судя по дирижированию из окна моей подруги, к оному начали подтягиваться и остальные. И лишь один голос выбивался из общей картины жениховского "хора"... едва доносимым сюда ржанием.
— Дитё, а дальше?
— А дальше... он ее долго це-ловал и... она его — тоже... долго. А потом он с нее... и ее... Да, это вообще ни в какие ворота! — подобрав платье, ринулась я вон из комнаты.
Дверь на улицу распахнулась громко, и я сначала увидела прямо перед собой огромную карету с Тинаррским гербом, а уж потом своего жениха, замершего под окном на выведении апофеозной рулады. А вокруг него и дальше по улице... Жизнь моя...
— В общем, пел хорошо, молодец. Вот тебе за это наша красавица! — сдвинув меня, вынырнула на крыльцо запыхавшаяся Любоня. — Евся, смени физиономию.
— Что?
— Отомри, говорю.
И вся заготовленная речь насмарку. Потому что в такой толпе зевак и рот то лишний раз открыть...
— Евсения Мира Ата, окажи мне честь своим согласием, — с ходу начал Стах, остановившись прямо передо мной. — Какая ты у меня...
— Плохих не держим! Лучшая невеста Медянска, да и не только... Русан, ты чего? — смело Любоню с крыльца, оставив нас в одиночестве (хоть здесь) глазеть друг на друга:
— Ты мною доволен?
— Угу. Еще как... Ну что, любимая, поехали домой?
— Поехали, — под громкие аплодисменты, засунул он меня (вместе с платьем) в широкую дверцу кареты.
Однако сам заскочил на гарцующего неподалеку Капкана — традиции, чтоб их. Напротив же меня в течение ближайших пары часов (благоухающих ускорительной магией), оказались "подружки невесты". Целых четыре: румяная тетка Свида в шикарных янтарных бусах, моя дорогая подруга, с украшенным рюшами животом, Адона, с задумчивой улыбкой на лице и Гуля с бантиком на рожке. Шикарная компания. А мне больше никого и не надо (это я про подруг).
Перед самыми воротами Адьяны дверца открылась вновь. Но, на этот раз, явив нам улыбающегося Кира:
— Висешта Евсения, — начал он тоном, от которого я тут же почуяла свой первый, незапланированный "ритуал". — По древней кентаврийской традиции... — ага, а кто б сомневался. — избранница должна вступить на землю своего жениха четырьмя ногами, — расплылся он еще шире. — А если у оной их... не хватает, то, милости прошу! — и, отшатнувшись на своих четырех, представил нам украшенного лентами, полностью оседланного осла.
— Ну... ладно, — собрав в охапку свое "облако", ринулась я на выход.
— Позволь, я тебе помогу? Здесь седло дамское. Так что, боком.
— Да уж, будьте так любезны.
Хотя, ехать на этом несчастном животном, тут же пропавшем под моим необъятным платьем, мне даже понравилось. Да и Кир, ведущий его, действительно, всю дорогу бдил. Подружки невесты медленно двигали следом, вполголоса отпуская комментарии в мой адрес лично и по поводу красоты вокруг. А у самого дома, прямо у фонтанного бортика, нас ожидала настоящая торжественная встреча. И Серафима в парадном чепце. Но, первой начала не она, а Стах, ссадивший меня на камни:
— Добро пожаловать в наш дом, любимая. И еще...
— Дорогая висешта! — вот уж не знаю, радоваться мне или наоборот, но, при всем нарядном виде Стаховой нянечки, очки на ней явно отсутствовали. — Девочка моя, вступая в эту, веками уважаемую семью... Хран!.. Вступая в эту уважаемую семью, ты должна дать обеты. Хран!
— Я здесь, — наставник Стаха, с разносом в руках, встал между нами и преисполненной традициями старушкой.
— Вот тут, — ткнула та пальцем в хрустальный кувшин на разносе. — сосуд вашего семейного благополучия. А перед ним — две чаши. Разлей по ним вино из сосуда и подай одну из чаш своему жениху. А сама возьми ту, что останется, — закончила Серафима и вперилась строгим взглядом мне в ухо.
— Давай, дочка.
— А-а... ладно, — однако, уже наполнив стаканы вином, замерла: в чем подвох?
— Дочка?
— Возьми, — и протянула своему жениху точную копию своей узкой хрустальной "тары".
— Спасибо, — кивнул тот, а Серафима встрепенулась:
— Ту ли чашу тебе подали? — вот вопрос интересный. Уже с пристрастием прищурилась я на стакан жениха.
— То, что надо. Евсения, за наше семейное благополучие, — чокнулся он со мной и сделал глоток. Я растерянно повторила, переведя взгляд со Стаха на улыбающегося Храна.
И лишь сейчас заметила торчащую из нагрудного кармашка его пиджака мизерную хрустальную рюмочку. Мужчина в ответ хмыкнул.
— Спасибо.
— Не за что, девочка. А теперь — второй обет. Посмотрим, готова ли ты дарить своему будущему мужу потомство... Хран!.. Видишь дверь дома? — вопрос опять интересный. Я-то ее вижу. — Хран!
— Я здесь, — вложил мне мужчина в руку большой зрелый гранат.
— Дверь вашего дома смазана медом вашей любви. А теперь посмотрим, как от нее дети будут рождаться.
— От двери? — под смешки моих "подружек" уточнила я, но, Серафима осталась торжественно невозмутимой:
— От любви. Кинь этим плодом, символом женского чрева, в дверь. Давай, девочка, постарайся.
И я постаралась. Однако, не я одна. Потому как уже в полете, траекторию и скорость плоду "подстраховал" ответственный за обет Абсентус. А Абсентуса, по привычке, подстраховал Мишка. В результате наших тройных стараний, гранат, громко приложившись о створку, разлетелся по ней...
— И сколько там деток получилось? — строго вопросила вынырнувшего из засады Тагира, старушка. — Сколько зерен прилипло к меду?.. Тагир?!..
— Он пока считает, — не выдержав, заржал во все горло Хран. Мы со Стахом обменялись озадаченными взглядами.
— Сорок восемь!.. Дальше считать?!
— Сколько?! — неужто, я ее удивила? — Не надо, Тагир... Ну что ж, висешта Евсения, обеты тобою пройдены. Хотя, мне бы еще хотелось...
— Серафима.
— Мне бы... Господин нотариус! Теперь — ваша очередь, — выдохнули мы всем присутствующим скопом...
Важный нотариус смотрел на нас со Стахом с какой-то странной грустью в глазах. Да еще эта музыка. Она лилась над цветами и травами Адьяны, опоясав своим магическим шлейфом и маленькую поляну с алтарем, и всех, кто сейчас вокруг него стоял. Будто в букет нас собрала. Большой красивый букет из самых дорогих мне в этой жизни созданий. И я, вдруг, подумала: "Вот что можно дарить дриаде. Если букет, то, только такой. Потому что ничего ценнее в этой жизни у нее нет".
— Евсения Мира Ата. Я беру тебя в жены при свидетельстве богов и тех, кто сегодня здесь присутствует гласно. И клянусь любить тебя, уважать и быть верным, — улыбнулся Стах. — до конца своих дней. Пока... И даже смерть нас, вряд ли, разлучит.
