Подушка выдохнул, набираясь терпения на меня нахальную, и уткнулся в подушку.
— Тебе вторую дать?
Он попытался зарыться в подушку глубже, а вышел отрицательный ответ.
— Это типа "нет"?
Он приподнялся, лег нормально и вздохнул еще глубже. Ну да, на меня надо много терпения.
— Хоть по-эстонски бы поговорил...
— Зачем?
— Интонации послушать.
— Зачем?
— Чтобы что-нибудь ляпнуть.
— Зачем?
— Чтобы не тихо было, и чтобы ты "зачемкал"! — ответила я. Тишина. — О господи, теперь про себя "зачем".
Подушка фыркнул.
— Еще раз туда повернешься — будешь на всю жизнь подушкой, — пригрозила я.
Он специально повернулся, я тут же припечатала его второй подушкой, взятой сверху.
— Вот теперь скрепить, и будет бутербродик!
Подержала так, убрала.
— Что, офигел? — спросила я, посмотрев на него. — Отфигевай, я подожду.
Подушка возмущенно засопел.
— Ой, слушай, я пересяду. Ладно? — сказала я. Я села на соседнюю кровать. — А то она сейчас развалится.
Подушка подскочил и сел на кровати.
— Вон уже ножки шатаются.
Он грозно посмотрел на меня. А что? У меня ножки точно шатались... от смеха. Подушка лег обратно, полежал и что-то сказал.
— Это ты мне или стене? — уточнила я.
Парень повернулся и снова заговорил по-эстонски.
— Ага, ага, — кивнула я. — Да, именно так.
Подушка снова прервался на полуслове.
— Снова по интонации? — спросил он.
— Нечего было себя дураком обзывать. Ты не думал, что я скоро с этим соглашусь? — спросила я.
Он погипнотизировал меня немного и снова что-то спросил бесцветным голосом.
— Ты с интонацией спрашивай, я тебе, глядишь, что-нибудь отвечу. Только с интонацией, присущей этому вопросу, а не левому, а то отвечу что-нибудь левое, — сказала я.
Подушка повторил вопрос, ничего не изменив.
— Повтори по-русски, я так по-эстонски не понимаю, — разочаровала я его.
Подушка отвернулся обратно. Теперь за голову хватиться надо мне.
— Хочешь, второй стенкой сзади прихлопну, только ты ее переставь! — сказала я.
Подушка снова повернулся ко мне.
— О, даже кровать не ломается! — поразилась я.
— Щас я тебя замочу! — воскликнула Ирка.
— Я те дам замочу! Щас вот прям тут! — не согласился Одеяло.
— Я тебе щас!
— О господи, в душ переместились, — сказал Подушка.
— М? — теперь удивилась я.
— А ты не слышишь?
Пшшш...
— Ирка, давай, я за тебя болею! — крикнула я.
— Я знаю! — ответила Ира.
Мы одновременно с Подушкой схватились за голову, а потом расхохотались.
— О, два придурка! — воскликнула я. — Потом придут и будут сетовать на то, что они мокрые.
— Ага... Потом окажется, что сами себя намочили! Зачем им понадобилось переться в душ? — спросил Подушка.
— А-а!
Тыдыцк!
— Чтобы упасть! — констатировала я.
— Ирка, ты как? — спросил Одеяло.
— Подножки! — бушевала Ира.
— Какие подножки, ты поскользнулась!
— На подножке!
Тыдыцк! Тыдыцк!
— Эй, не ломайте там кафель! — крикнула я.
— Ладно, щас на место повесим, — ответила Ира. Ой, это душ упал!
Подушка посмотрел на потолок:
— Как бы они потолок не проломили!
— Ага, представляешь себе: приходит директор...
— А комната у него затоплена...
— И мы виноваты!
— Нет, они виноваты!
— Но достанется всем.
— Ага.
Тут Подушка снова насупился и отвернулся к стене.
— О, опять! — вздохнула я. — Стеночка, стеночка, скажи мне, чего он к тебе так поворачивается! Может, ко мне так же будет поворачиваться! Что ты там нашел? Древнюю перепись?
— Ыгы.
На стене и вправду что-то было выцарапано. Подушка подвинул матрас, что-то поразглаживал.
— Все равно койку убирать, — сказал он.
— Господи, он думал, что после того, как он там поворочался, ему койку не придётся убирать, — тихо сказала я.
— А? — не услышал он.
— Ты одеяло узлом завязывал?
Подушка фыркнул.
— А что? Похоже! — констатировала этот неутешительный факт я.
Я уселась обратно к себе на кровать, пока он убирал развороченную постель, нашла мп3-шку под подушкой и включила ее. Я слушала уже третью композицию, как вдруг меня потрясли за плечо.
— А? Что? — всполошилась я и увидела перед собой голову Подушки. Я вытащила наушники. — М? Ты тут, что ли, распинался?
Подушка выдохнул и громко уселся на кровать подо мной, я свесилась.
— Эх, все прослушала, даже если это было на эстонском, — сокрушалась я.
Я выпростала из-под себя простыню и стала играть в рыбака и рыбку, поднимая и опуская простыню. Подушка долго крепился, но вскоре не выдержал, вырвал у меня простыню и завязал ее узлом.
— Ой, как ты не любишь Одеяло! — покачала головой я.
Подушка закинул простыню мне обратно, я принялась ее распутывать. Когда я полностью её расправила, я увидела только Подушкины ноги. Я повернулась и посмотрела с другой стороны кровати, в щелочку между стеной и кроватью. Подушка рванулся подняться, и основательно приложился головой об мою кровать.
— Нет, ты мне доски решил проломить! — воскликнула я, так как моя кровать заходила ходуном.
Подушка пожал плечами и пересел на другую кровать.
— Эту не жалко, если развалится. Не моя.
— Эта тоже не твоя, — резонно заметил Подушка, кивая на кровать, на которой я лежала.
— Ну, это другое дело, с этой могут выселить! — сказала я. — Ты будешь монологировать или все же диалогировать?
Подушка нахмурился и посмотрел на меня исподлобья.
— Ты будешь сам с собой говорить, или все же со мной? — перевела я. — О-о, ясно, со стеной. Если что, я с мп3-шкой разговариваю.
Я снова легла и заткнула уши, впрочем, сделав громкость потише, чтобы услышать Подушку. Он ждать себя не заставил и снова разродился монологом. Я вытащила наушники и спрятала мп3-шку. На кой она мне, у меня тут есть живое радио! Подушка долго разглагольствовал, но как-то неожиданно замолчал.
— Что? Выдохся? — спросила я. Я думала, он кровать проломит. Ну, зачем так пугаться?
Он снова что-то сказал.
— Слушай, либо говори по-русски, либо по-эстонски, но с выражением! — я поставила ему условия. Подушка лишь смерил меня взглядом. — Не говорить нельзя!
Подушка только фыркнул.
— Пойду, позову Иру, у нее хорошо получается с раковиной, — Подушка гордо выпрямился. — А у меня с ведром на голову. — Подушка отвернулся. — Чем-нибудь тяжелым по затылку тоже бы не помешало.
Я слезла с кровати и вышла из комнаты, постояла немного и зашла обратно. Подушки не было. Я зашла в смежную комнату, где и застала эстонца.
— Как предсказуемо! — раскритиковала я его план в пух и прах.
Подушка снова ушел с нашу комнату, я тоже вернулась туда и уселась наверх, опередив эстонца.
— Тут путь короче!
Подушка улегся на ту же кровать.
— Только кровать не ломай, а то Ирке будет спать негде.
— Ирка там спит!
— Тут другая спит.
Это крыть Подушке было уже нечем, так что он традиционно насупился и отвернулся. Я пожала плечами и снова стала слушать музыку.
Тыдыцк!
— Ирка, ты сдурела? — воскликнул Одеяло.
Тыдыцк, шарах, шьютьк.
— Ты откуда такая мокрая? — с удивлением спросили у нее украинки, к которым она зашла.
— Из душа.
— А что, раздеться слабо было?
— А-а, ы-ы...
— Ха-ха-ха! — расхохотались мы с Подушкой.
— Так, я Ольгу сейчас убью, — пообещала Ира и зашла к нам в комнату.
— Нет, я понимаю, что у Подушки морда кирпичом, но у тебя, Ольга. Не ожидала! Не ожидала! — сказала она и снова вышла.
Подушка с интересом заглянул ко мне на кровать и увидел вместо головы подушку, которой я закрылась.
— Ха-ха-ха, — рассмеялся он, садясь на место. Я придвинулась к бортику и под его прикрытием стала наблюдать за Подушкой. Он ворочался, я следила. Потом слезла, пошумела камушками в тумбочке, поправила их.
— Уснул! — констатировала факт я. Подушка зарылся в подушку. — Нахохливайся, нахохливайся. Воробей!
Подушка отвернулся окончательно и бесповоротно, а в комнату зашел Одеяло и с порога поставил тут же пластинку.
— Гав-гав, гавававав! — изобразила я, попутно махнув рукой на него и на подушку, указав им на дверь.
— Что это? — удивился Одеяло.
— Иди истерить в комнату к украинкам! — сказала я.
Подушка захихикал, Одеяло задрал нос и вышел.
— Что? — спросила Ира.
— Меня послали к вам истерить! Сейчас буду!
— У кого есть ведро, девушки? — спросила Ира, Одеяло заткнулся.
— Нет, меня послали истерить, значит, я буду истерить! — упрямо сказал он.
— Ир, у меня есть ведро, только его содержимое немного подкачало, — сказал кто-то из украинок. Одеяло заткнулся окончательно.
Подушка неодобрительно покачал головой, смотря в потолок.
— О господи, какой кошмар! Все стадии разговора самим с собой прошел. Теперь "я спросил у потолка"! — ужаснулась я.
Подушка округлил глаза.
— А что, со стенкой уже поговорил, линолеум побил, теперь очередь потолка!
Подушка нахохлился.
— Воробей! Идет по крыше воробей... Знаешь продолжение?
— Нет.
— Несет коробочку соплей!
Подушка обиженно нахмурился.
— Ну ты же не по крыше. Хотя если бы прошел... только она у нас не плоская, упадешь!
Я села к нему на кровать.
— Чай, не упадет. Так из-за чего вы с Одеялом ругаетесь вплоть до гав-гав? — спросила я.
Подушка ответил мне... на эстонском.
— Мм... все понятно... на эстонском!
Ругайся они по-русски — давно пришли бы к компромиссу, а на эстонском до позеленения будут ругаться. Подушка снова что-то сказал по-эстонски, я его передразнила, он неодобрительно на меня покосился. Ну да, плохое произношение, кто же спорит.
— Погоди, сейчас запишу на диктофон и спрошу у знакомых эстонцев, о чем ты тут распинался, — сказала я. Подушка хмурился. — Ну что, все? Теперь по-русски будешь говорить? Тогда они не поймут!
— Зато ты поймешь.
— Вот и хорошо. Ты по-украински давай, половину я, может не пойму, — обнадежила его я.
— Я не умею, — сказал Подушка и снова затих.
— Ладно, по-эстонски, ладно, со стенкой, ладно, без диктофона. Одеяло позвать, чтобы говорилка проснулась?
Реакция отрицательная.
— Нет, у вас точно есть такое ведро? — громко спросила Ира.
— Да хватит, что ли! — воскликнул Одеяло.
— Ну вот, Одеяло уже пришел, чтобы говорилка открылась, — сказала я. О, проняло, даже на месте подскочил. — Вон он. Да вон! Не видишь? Галлюцинации еще не появились?
Подушка снова улегся, да с таким шумом.
— О чем вы спорили с Одеялом? — спросила я еще раз.
— Мы не спорили.
— Хорошо, о чем ругались.
Молчание.
— О-о, — душераздирающе завыла я, закрывая лицо. — О-о-о! У-у!
Подушка с удивлением поднялся, пытаясь понять, что же произошло и почему я так резко изменилась. Я завыла снова и ушла на веранду.
— У-у, — поскулила я, сдерживая хохот, прислушалась. Ага, встал с кровати!
Я развернулась и случайно, но с силой пнула кровать.
— А-у-у-у-у! Ай-ай-ай! — теперь хоть бы есть из-за чего скулить.
Я уселась на кровать, обняла свою ногу. Все, кирдык моим ногам! Больше не подхожу к кроватям. Боль прошла, я поднялась и решила уйти в смежную комнату. Тыдыцк!
— Что ты тут стоишь! Чего мне проходу не даешь? — ругалась я на косяк, который посмел преградить мне путь. — Который раз уже об тебя стукаюсь! У-у-у, смотри у меня!
Тыдыцк! Подушка уронил сушилку.
— Все косяки мои! — громко сказала я, патетически задрала подбородок и зашла в смежную комнату.
— Кто закрыл смежную комнату? — громко спросила я.
— И не только смежную... — ответила Ира.
Я вернулась в свою комнату и подергала дверь там.
— Мне в медпункт надо, я себе ногу раздолбала.
— Что? — ужаснулась Ира. — Как?
— Пнула кровать. Лилькину.
— Кровать цела?
— Нет, развалилась! — я насупилась. — Больше меня ничто не хочет ударить?
Я уселась на нижний ярус своей кровати, дуясь на нехороший косяк. А что, вправду прохода не дает: то за плечо, то за бедро цепляет! Вот приставучий! Подушка лег на кровать. Мы искоса посмотрели друг на друга.
— Косяк нехороший, — пожаловалась я. — Все время пристает!
— Не ты к нему? — уточнил парень.
— Да нафига мне такой косяк...а...
Я села, так чтобы видеть его. Не косяк, Подушку.
— Эй, вы умерли? — спросила Ира.
Подушка открыл было рот, но я прижала палец к губам. Тишина.
— Умерли. Пусть Ире будет совестно! — тихо сказала я. Пусть ей будет стыдно! Закрыла меня тут с психом, хоть и уже успокоившимся.
Ирка зашуршала ключами. Подушка посмотрел на меня, я изобразила умирающего лебедя, Подушка похихикал.
— Тебе-то что. Ты щекотки не боишься. Будет приличный труп. А меня пару раз потыкать и все. Труп, через который ток пропустили.
— Кх-кх, х-х-х. Ха-ха-ха!
Подушка перелег на соседнюю кровать, а я на его, подальше от Ирки.
— Она скрипит! Как ты на ней лежал, что она даже не скрипела? — удивилась я.
— А ты говорила, я ее раздалбываю! — урезонил меня Подушка.
— Люди, вы, похоже, там навечно, я ключ не могу найти, — сказала Ира.
Я только собралась сказать ей свое честное мнение, как вдруг Подушка заткнул мне рот. Теперь я бы с удовольствием высказала свое мнение уже ему.
Ирка ушла, видимо, искать ключи.
— А тебя зачем тут оставили? — спросил кто-то.
— Бросили на произвол судьбы... с ведром... — ответил Одеяло.
Дружный хохот донесся из комнаты украинок.
Подушка пересел ко мне на кровать. Меняемся местами, хо-хо.
— Изощренный мазохизм? — уточнила я.
— А?
Койка заскрипела, я ей вторила.
— Хм, наверное, — хмыкнул Подушка.
Парень откинулся на стенку.
— О-о, ни дня без стенки!
Тут я вспомнила про эту самую стенку и отвернулась к ней, сделав морду настолько кирпичом, насколько позволял смех.
— Эй, Ольга, ты что? — он повернулся ко мне. Я внимательно на него посмотрела и снова отвернулась. — Ольга, ты что? Ну хорош издеваться!
— С вами тут повернешься, — сказала я.
— Я тебе мешаю поворачиваться?
— Нет, помогаешь, — я покрутила пальцем у виска, дабы он понял, о каком повороте идет речь. А то кто про Фому, кто про Ерему.
Я снова замолчала, как он раньше. Подушка потормошил меня за руку.
— Сила есть, ума не надо? Точнее, вообще нет! Ты мне руку решил оторвать?
Подушка убрал руки и сложил их на груди. Я подергала его за волосы.
— Ты мне волосы решила выдрать?
— Да! — нагло ответила я.
Подушка сгреб свои волосы и прижал к себе, пряча от меня. Я потыкала его, он отпустил их, поворачиваясь ко мне. Я дернула и умиротворенно прикрыла глаза.
— Ольг! — позвал Подушка. — Ольг! Ольг!
— Я рада, что ты выучил мое имя! — ответила я.
Подушка насупился и посмотрел в потолок.
— Опять спрашиваешь у потолка? — уточнила я. Подушка отвернулся. — О, опять ролями поменялись. Я лучше помолчу в стеночку!
— Неправда, я так себя не вел!
— Ладно, веду себя так же, как и ты.
