Валленкур кивнул и снова провёл нас на кухню — в гораздо меньшем, чем в прошлый раз, запустении. Он, суетясь, принялся убирать со стола закрытые блюда. Мы с Жюстиной сели и терпеливо ждали, пока Валленкур, захлопнув холодильник, не опустился на табурет напротив. Из глубины квартиры послышался гул работающего фена, который отсекла захлопнувшаяся дверь.
— Анжи мне очень помогла. — пояснил, словно извинясь, Валленкур. — Она пришла ко мне вечером после вашего визита, господин инспектор. Спасла меня. — его голос стал тихим. — Вы чего-то хотели?
— Да. — ответил я и подался вперед. — Убийца госпожи Вишневецкой мёртв.
Валленкур застыл.
— Мёртв? — повторил он, глядя в сторону. Я кивнул. — Значит... значит...
Его плечи дрожали под блузой.
— Значит, Хироко отмщена, да? — спросил он, всё ещё не глядя на меня.
— Да. — сказал я.
Валленкур не ответил. Он сидел, понурив голову, не издавая ни звука; лишь иногда вздрагивали под блузой его худые плечи.
Дверь кухни приоткрылась, и мы обернулись: вошла Грушина. Увидев Валленкура, она, не говоря ни слова, ушла — и вернулась, держа в руках платок.
— Спасибо... — прошептал Валленкур, вытирая лицо. Грушина присела рядом с ним, положив руку ему на плечо. Она недовольно глянула на нас.
— Господин инспектор, — начал Валленкур, подняв голову, и осекся. Его заплаканные глаза опухли, белое лицо покраснело. Слёзы всё ещё застыли на его щеках. В руках он комкал платок.
— Я не знаю. — тихо проговорил он наконец. — Я должен чувствовать радость, да? За то, что Хироко отмщена, верно? Но я не могу.
— Вы имели право знать. — мягко, но уверенно ответил я.
— Но это не вернет её. — тихо сказал Валленкур. — Я не хотел мести, господин инспектор. Я ничего не хотел, понимаете?
Он прижал к лицу платок. Грушина обняла его за плечи.
— Вам лучше уйти. — тихо сказала она.
Мы с Жюстиной переглянулись. Я поднялся с табурета.
— Прошу прощения. — сказал я и поклонился. Жюстина ограничилась кивком.
Валленкур ничего не ответил.
Грушина пришла проводить нас, пока мы обувались в прихожей. Она стояла, скрестив руки и облокотившись на стену.
— Зачем? — негромко спросила она. Я выпрямился.
— Потому, что он имел право знать. — повторил я. — Как и вы.
— Лучше бы вы этого не делали. — проговорила Грушина. — Сэйдзи... — она дёрнула плечами. Я кивнул.
— Возможно, вам придётся давать показания в суде. — сказал я.
— Возможно. — ответила она. — Господин инспектор...
— Да?
Грушина обхватила себя руками за плечи.
Она не заменила Вишневецкую, вдруг подумал я. Сатурнианка никогда не станет заменой кому-либо. Она просто пришла Валленкуру на помощь.
— Мы сможем забрать тело? — спросила она, отведя глаза.
— Конечно. — ответил я. — Вы известите родных госпожи Вишневецкой?
Губы Грушиной дёрнулись вверх в слабой улыбке.
— А у нас есть выбор? — спросила она.
Я склонил голову.
— Ещё раз прошу прощения. — сказал я и потянулся рукой в карман кителя. Оттуда я вытащил продолговатый серебристый кристалл флешки и протянул его Грушиной. — Передайте это господину Валленкуру, пожалуйста. Это принадлежит ему.
— Это принадлежит Хироко. — поправила меня Грушина. Я кивнул в знак согласия.
— Всего хорошего, госпожа Грушина. — сказал я и вышел из квартиры.
* * *
— Ну что, — по дороге вниз спросила Жюстина. — Сделал всё, что хотел?
Я покачал головой. Стенки кабины лифта вокруг нас менялись, демонстрируя то залитые светом люминёра зеленые луга, то колоссальные каменные столпы в степях Абасси, то чёрную гладь в окружении высоких, отвесных ледяных стен — озеро Гитигами.
— Не всё. — сказал я. — Есть ещё кое-что.
— А что там было-то? — спросила она. — На той флешке?
Лифт остановился, и пейзажи на его стенках погасли, обнажая блестящий полированный металл кабины.
— Ничего особенного. — ответил я и кивнул на выход. — Пойдём?
Мы вышли наружу, на набережную Сэкигавы. В лицо ударил прохладный ветер с реки, шевеля волосами. Фудзисаки оглушительно чихнула.
— Чёрт. — хмуро пробормотала она.
Я усмехнулся и запрокинул голову. Башня нависала над нами, упираясь блестящими стёклами фасада в облачное небо. Тридцать четвертый этаж дома номер тридцать четыре...
Я усмехнулся и шагнул вперед, навсегда оставив Сэйдзи Валленкура позади.
Зебра пешеходного перехода зажглась, и мы перешли на другую сторону, к каменному бордюру набережной. Река тихо гнала свои воды вниз, повинуясь силе тяжести исправно вращавшегося орбиталища. Мы живём здесь свою жизнь и даже не задумываемся о том, что для землян брошенный мячик летел не прямо, а вбок.
Мы всегда думали, что земляне вернутся, подумал я. А теперь, когда они вернулись — даже не готовы в это поверить.
— И куда мы теперь? — спросила Жюстина, взяв меня за руку. Ветер играл её волосами.
— На метро, я полагаю. — ответил я. — Как ты думаешь, отсюда куда ближе: на "Мацугасаки" или на "Ракунан"?
— На трамвай. — фыркнула Жюстина. — Он вообще в двух кварталах отсюда ходит... Так куда мы едем?
— В некрополь. — ответил я.
Жюстина тяжело вздохнула.
— Тогда на метро. — констатировала она. — Зачем тебе в некрополь, Мицуру?
— Ты же знаешь. — только и сказал я.
Она безрадостно кивнула.
До станции "Мацугасаки" было пятнадцать минут пешком — по набережной и вглубь Ракунана, обратно к Гершельштрассе. Красная линия метро большей частью проходит под Гершельштрассе, и уже скоро мы стояли в белом колонном зале станции, ожидая поезда.
Поезд появился из туннеля, разбрасывая по стенам отблески света фар. Мы проехали "Выставочный центр", вышли из поезда под своды верхнего зала "Бульвара Кавагути" и спустились вниз, на платформы зелёной линии. Ещё через пять минут мы уже стояли на эскалаторе на "Улице Воскресенской".
Это была самая окраина Штеллингена. Его жилые дома возвышались вверх перед нами; позади, на эстакаде над парком в долине реки Камагавы, шёл Штеллингенский проспект. Центр города вдалеке тонул в серой дымке: не было видно ни башен Инненштадта, ни Домпрома с корпусами Тидая, ни одинокого обелиска Цитадели.
Нам повезло — 215 омнибус стоял на конечной, светя фарами. Мы устроились у окна; омнибус постоял ещё три минуты, пока заходили другие пассажиры, захлопнул двери и тронулся, гудя мотором.
Штеллингенский проспект вливался в ленту Остерштрассе, бежавшую по окружности орбиталища, и омнибус свернул, объезжая купол Шатцензее, и принялся карабкаться вверх, в сторону Комендантской площади. Крыши и улицы Штеллингена мелькнули за окном ещё несколько раз, исчезая вдали. Омнибус повернул на улицу Тюринга, ощупывая стены домов фарами.
И выехал к некрополю.
Белые стены. Белая арка входа, венчавшая два лестничных пролёта ступеней. Телебашня подпирала горизонт, возвышаясь над окружавшими некрополь деревьями. Здесь меня окликнула Минадзуки, здесь стоял я, здесь — она... а здесь мы пошли с ней к её машине.
Я кивнул сам себе.
— В следующий раз — только на люфтмобиле. — фыркнула Жюстина, оглядываясь на застывший на конечной омнибус. — Замаешься сюда ехать.
— Мы всю дорогу сидя ехали. — напомнил я.
— Хоть что-то хорошее.
Мы поднялись вверх по ступеням. Одна из решётчатых створок ворот была распахнута. Я протянул руку, вызывая соткавшуюся из воздуха инфосистему некрополя, и ввёл запрос. Мгновение спустя перед нами загорелась путевая точка.
— Пойдём. — тихо сказал я и позволил Жюстине взять меня за руку.
Белые роботы-садовники неслышно суетились между рядов белых кенотафов, подстригая траву. Где-то вдали, вниз по склону, виднелись человеческие фигуры; даже отсюда можно было разглядеть белые траурные цвета на их одежде.
Путевая точка вела нас вниз. Мы прошли мимо одиноко высившейся скульптуры, изображавшей богиню смерти и бога жизни, Идзанами и Идзанаги. Они держались за руки. Скульптор изобразила Идзанаги в длинном платье с открытыми плечами, по моде начала века; Идзанами была в кителе с орденами и цветками азалии на погонах. Длинные волосы спадали богине на спину.
Жюстина крепче сжала мою ладонь.
Белая стена некрополя маячила невдалеке. Каменная тропа между рядами внезапно обрывалась; дальше, до самой стены, расстилалась аккуратно выстриженная зелёная трава. Посредине поля белел панцирь робота-садовника, похожего на огромного жука. Путевая точка горела с правой стороны, в конце крайнего ряда.
На кенотафе лейтенанта Кюршнера.
Дождь стёр последнюю новизну с памятника. Белый камень выглядел так, будто простоял тут уже целую вечность. Посредине лицевой стороны кенотафа чернела высеченная в камне надпись:
ст. лейтенант
Ацухиро Мишель
КЮРШНЕР
(2362 — 2394)
SERVIR
— Шестьдесят второй?.. — тихо проговорила Жюстина.
Я подошёл к кенотафу. Чёрные буквы в камне глядели на меня, словно с укором.
Что я мог сказать?
Валленкур был прав. Это не была месть. Я не думал о мести той ночью, стоя на крыше Домпрома и из последних сил заставляя голос не дрожать, а лицо — не выдавать холодного, липкого страха внутри. За что мне было мстить?
Servir. "Служить". Кюршнер выполнял свой долг — даже когда спас меня от гибели ценой собственной жизни. Той ночью я выполнил свой.
Ороти мог говорить о возмездии и отмщении. Что, кроме них, могло остаться у человека, который готов был убить целое орбиталище — и даже не планировал возвратиться живым?
Но я не мог. Меня никогда не интересовала месть.
Меня интересовала справедливость.
Я опустился на колено перед памятником. Пальцами коснулся шершавого белого камня.
Ороти был мёртв. Это не вернуло бы к жизни его жертв.
Но это было справедливо.
Я выпрямился и обернулся. По тропе вниз спускалась фигура в развевавшемся чёрном плаще. Она тряхнула головой; водопадом упали длинные волосы.
— Ты знал, что она придёт? — тихо спросила Жюстина.
Я улыбнулся.
Минадзуки подошла к нам. Воротник её плаща был расстёгнут. Белую шею опоясывала чёрная шёлковая лента. По моей спине пробежали мурашки.
— Мицуру. — удивленно сказала Валерия. — Госпожа Фудзисаки.
— Какая встреча. — отозвалась Жюстина.
— Да. — только и сказала Валерия. Она посмотрела на меня.
— Извини. — проговорила она. — Я просто хотела убедиться.
— Что я в порядке? — мягко спросил я.
— Да, но я... — Минадзуки замешкалась. — Нет. Извини, пожалуйста.
Она развернулась и пошла было назад, но Жюстина поймала её за руку. Минадзуки воззирилась на неё.
— Не уходи. — попросила Жюстина. — Я ещё не поблагодарила тебя как следует.
— За что? — спросила Минадзуки, глядя на неё.
— За то, что позаботилась о Мицуру. — спокойно сказала Жюстина.
Валерия не ответила.
— Но я не должна была мешать вам. — наконец нашлась она.
— Ты нам и не помешала, — ответил я. — Но ты могла мне позвонить.
— Да, но я не могу и дальше мешать вам! — Валерия стряхнула руку Жюстины и подошла ко мне. — Мицуру, я... я не хочу становиться между вами. Я же знаю, что госпожа Фудзисаки... что Жюстина любит тебя. Я уже помешала ей один раз. Я не смогу так больше.
— А кто сказал, — спросила Жюстина, — что ты должна обязательно быть между нами?
Воцарилась тишина.
Минадзуки посмотрела на Жюстину. Перевела взгляд на меня. В её золотых глазах было удивление.
— Но нас же ничего не связывает. — проговорила она.
— Разве? — удивилась Жюстина. — По-моему, нас связывает очень многое.
Она коснулась моей ладони.
— Например, Мицуру. — сказала она.
— Жюст!
— Что Жюст? — резко развернулась ко мне Жюстина. — Что, это не так?
Я замолчал. Тем более, что Жюстина была права.
— И вы предлагаете мне... — начала Валерия.
— Для начала, я предлагаю нам всем пойти куда-нибудь в другое место. — прервала её Жюстина. — И поговорить. Для начала. Как тебе такое предложение?
Валерия заколебалась.
— Да, — нашлась она. — Я и хотела поговорить с вами. И сказать спасибо.
— За что? — спросил я.
— Жюстина спасла нам обоим жизнь позавчера. — ответила она. — И вы оба очень помогли ГСБ. То есть, помогли мне. А Ороти и его сообщница теперь мертвы. Тоже благодаря вам.
— И это всё, что ты хотела сказать? — поинтересовалась Жюстина.
— Нет, разумеется, не всё. — добавила Валерия. — Но это было самое важное.
— Вот и прекрасно! — подытожила Жюстина. — Так что, — она оглянулась на меня, — пойдём? Мицуру, ты ведь пустишь нас к себе домой?
Я посмотрел на них обоих. На Валерию и Жюстину, не раз спасших меня от неминуемой смерти. Валерию и Жюстину, ставших для меня самыми близкими во вселенной. Валерию и Жюстину, протянувших мне руку помощи.
Всего, что произошло со мной за прошлые дни, не было бы без них.
Я был не один.
— Конечно. — улыбнувшись, сказал я.
И протянул им руку.
つづく
