— Что ж, относительно нашего дельца, — начал Данирейя, выдыхая клубы зеленого дыма своей сигароллы, — Сегодняшняя ситуация может вызывать только смех у действительно разумного существа. Не дергайся, сейчас все проясню. Думаю, что и ты, достопочтимый Эн Ди, поняв весь комизм ситуации, посмеешься вместе со мной. Итак, по стечению обстоятельств ты оказался совершенно не в своей тарелке. Согласись, что даже сама идея власти одного над другими вызывает в тебе отвращение. Даже Бразелон, — Данирейя хихикнул, — даже эти шуты гороховые относятся к власти чересчур серьезно. Я имею в виду — для тебя чересчур серьезно. По честному говоря, они там за семьдесят тысяч лет своей истории научились серьезно относиться только к виноделию. Про Ра я вообще не имею сказать ничего доброго — эти вообще не имеют чувства юмора. Никакого. А их Отшельнику последние три тысячелетия пора на пенсию — на флейте играть да задирать юбки у девочек-подростков.
Данирейя выдержал паузу и уже серьезно глянул на меня. Сказал без тени улыбки:
— И вот эти с позволения сказать разумные предъявили на тебя права. Нравится?
Я промлочал, ожидая продолжения. Данирейя хмыкнул:
— Да ведь ты не из тех, кто им нужен. Они сами давно это поняли, но ты же понимаешь, что такое отыграть назад, потратив бездны энергии на тебя? И ты, и они прекрасно понимаете, что ты засохнешь на этой работе раньше, чем выпадут твои третьи зубы. Что дальше? Ведь все эти Империи, титулы да официоз — не твое.
— Что же тогда по твоему мое? — подтолкнул я Данирейю. Он весело рассмеялся.
— В твоем мире есть такая организация ненормальных, которая называется "Гринпис". Слышал о них?
— Немного.
— Принцип таков — не давать человеку уничтожать остальную природу. Всегда помнить, что человек — только животное, способное жить в составе остальной природы, или как они там еще говорят, "Окружающей Среды". Я предлагаю тебе нечто покруче, хотя подобное этому "Гринпису". Это террористическая организация, с экстремистским уклоном. Принцип ее работы состоит в следующем — подстегивание эволюции разумных. Направление этой эволюции. Я хочу иметь этаких серых волков космоса, которые не давали бы заедаться чересчур мирным и спокойным культурам. И я не требую от тебя, от твоих ребяток никакой субординации. Я предлагаю Вам то, что вы оцените: Свободу.
— Звучит привлекательно, — кивнул я.
— Подумай! — серьезно сказал Данирейя, — Да, я предлагаю тебе стать во главе банды продувных ребяток, которые будут наводить ужас одним своим появлением. Но ради чего? Чтобы эти так называемые свободные разумные существа не жирели. Так устроена жизнь, что если их не хлестать плетьми, не расстреливать, не травить газами и чумой — они тихо сядут под деревьями и будут деревьями сами. Я хочу, чтобы Номай совершила рывок в развитии.
— Хмм... — сказал я.
— Конечно, никто не назовет ребенка Эн Ди, потому, что твое имя станет воплощением Зла. Но цель того стоит. И ты получишь истинную свободу. Полную, неограниченную Свободу, — подытожил Данирейя, — Навербуешь себе легион варваров — и вперед, волки Космоса!
— Варваров навербовать нетрудно, — кивнул я. Данирейя аккуратно расмотал повязку, обнажив мое — его лицо, свистом подозвал роботоподобную официантку, указал ей на бокалы, дохнул изумрудным дымом, кивнул:
— Конечно, нетрудно! Тем более, что работой я вас особо не завалю. Так, время от времени, нарушить торговые коммуникации, развязать небольшую звездную войнишку, словом, подстегивать этих ленивых животных, называющих себя разумными. Хороши разумные! Пока их не гоняешь, лежат себе на диване перед теликом и не ищут добра от добра.
Я пригубил тягучее, ароматное, своеобразное темное вино. Кивнул:
— Приятная вещь! Что ж, остальное тоже звучит божественно. Только вот как быть с двумя небольшими проблемами?
— Ну, если они небольшие... — фыркнул Данирейя, — Слушаю тебя.
— Первое. Я имею некоторый опыт контакта с, мнэ-э... назовем их Силами Космома. И знаю, что за парадной витриной начинается то, о чем ранее как-то не упоминалось, то есть я тебе не верю, что все будет так просто и легко. Второе. Это прозвучит банально, но я не намерен изменять своим друзьям. Понятно? До Корши я скорей всего согласился бы на такое предложение. Но сейчас — простите, нет.
— Предрассудки, предрассудки, как зловредная блоха, преследуете вы человека, — рассмеялся он, — На что ты рассчитываешь, дитя?
— Я варвар? Пусть так. Но если я варвар, то имею право сделать то, чего не сделал бы более культурный разумный. Я могу обратиться за помощью к богам, — наудачу сказал я, припомнив разговоры с Мечами Власти о Данирейе.
— Между прочим, это мои владения, — жестко сообщил мне он, — Другие боги тебе не могут здесь помочь, поскольку здесь богом являюсь я!
Я вежливо улыбнулся:
— А ведь я не хотел причинять тебе вреда. Ну что мне за дело до заштатного бога отдаленного захолустья Мироздания. Однако ты пытаешься остановить меня, да еще и запугиваешь. И, клянусь Золотым городом Тольцарой, я проучу тебя, чтобы ты знал, кто из нас сильнее.
Он сразмаху поставил стакан на стол, расплескав кровь вина по скатерти, медленно поднялся и смерил меня прищуренными глазами:
— Сопляк. Деревенский дурачок. Кого ты собрался проучить? Я пожалел тебя, хотел кончить дело миром, но если так, то получай!
Его меч разрубил кресло, в котором я только что сидел, но меня там уже не было. Данирейя оглушительно захохотал и отбросил мечи, с него слез мой образ и теперь передо мной было нечто отвратительное, слизистое, зубастое и очень быстрое. Из слюнявого тела молниеносно вытянулся раскинувший щупальца венчик жадных слюнявых ртов — мои мечи не сговариваясь оказались у меня в руках, секли и жгли его, но он только разрастался, расцветая чудовищным плотоядным цветком. Я схватил шкатулку и вылетел в окно, высадив плечом толстое стекло:
— Не то вы делаете, ребята. Эта тварь же питается вашей энергией! Вот если бы вы попробовали не излучать, а откачивать из него энергию, тогда, может, у нас бы чего и получилось.
— "Алгоритм нов. Ранее такого рода требования нам не ставились" — буркнул Гакко, Женьтао добавил, — "Может быть это и сработает. Попытаемся."
Я глянул в выбитое окно:
— Оно там снова трансформируется.
— Из того, что мы знаем, его берет только Радужный Диск, и то ненадолго, — признался Гакко.
Из дверей ресторана вышли один, два, три, пять меня.
— Ух ты!!! — отреагировал я, — Кучей на одного?
— Я бог, — веско сказали они, — Какое мне дело до ваших правил?
И обнажили мечи. Я рывком ускорился в пять, десять, пятнадцать, двадцать раз — видеоскремблер подтвердил хронопрессию, но они действовали столь же быстро и грозно. Сила, подхватившая меня в середине нашего милого разговора, подхватила меня и несла, я отдался ей, понимая, что за спиной незримо раскрылись Крылья Дракона. Я отбросил до поры ненужные сейчас эмоции и превратился в мгновенно просчитывающую варианты машину уничтожения. И если бы они были такими как я, то с ними было бы скоро покончено.
Беда в том, что они никак не желали умирать. Разрубленные тела отпадали в сторону и регенерировали со сказочной скоростью. Пока я бился с двумя-тремя уцелевшими, они поднимались, уже готовые продолжать поединок. Это было то же самое, что мечом располовинить речку. И все же я держался зло и долго. А значит — неплохо.
Все же, даже несмотря на Крылья Дракона, начала подкатываться усталость. Я дрался уже двадцать восемь минут на двадцатикратном ускорении — то есть все равно, что восемь часов с небольшим в нормальном времени. Противник же был по прежнему свеж и даже стал пошучивать:
— Ну и как насчет "проучить"? Мне кажется, что ты учищь сам себя. Забавное зрелище. Я просто наслаждаюсь твоим серьезным лицом. Наверное, лучше будет оставить его таким навсегда.
Организм не успевал сбрасывать тепло, по шкуре лились струйки пота, в голове застучали молоточки, мои движения стали терять стремительность. Тут еще меня подловил один из них и рассек на добрый сантим мышцу правого предплечья. Заработал саморемонт, но ему требовалось не менее трех минут нормального времени на устранение раны. А три минуты нормального — это девяносто минут двадцатикратной хронопрессии, целых полтора часа. За это время можно погибнуть много-много раз. Я все же собрался с силами и снес ранившему меня голову, но кровь заливала руку, и я ощутил, как начал слабеть. На таком ускорении из раны кровь хлестала, как из свиньи. Не дававя себе запаниковать, я все же ощутил, что у меня осталось совсем мало шансов. Тут меня подловили еще раз, снова в предплечье правой руки, почти перерубив мышцы, так что я выронил правый меч и отступил к стене, приготовясь отражать атаки данирейцев левым клинком, но они на какой-то миг замерли и совсем неожиданно попятились, оглядываясь на дверь ресторана, откуда донеслись шаги тяжелых подкованных башмаков.
Из дверей местного кабака, где мы только что так мило толковали, неспешно вышел белобрысый, перетянутый пулеметными лентами матрос — анархист образца 1918 года. Он затянулся зеленой сигароллой, сплюнул, выбросил ее и насмешливо покосился на нас:
— Тебе еще не надоело, Дан? У человека дела, его Бразелон ждет, а ты время отнимаешь. Мешаешь тут. Привет, Эн Ди. Как, устал? Ниче, щас я тут с ним повоюю...
— Это не по правилам! — закричал Данирейя, сворачиваясь в шар, — Вы нарушаете причинность, вас еще нет!
— А какое дело Бразелонии до причинности? — беззаботно спросил матрос, достал из фанерной кобуры "Маузер" модели "Боло" и оглушительно выстрелил в шар. После яркой вспышки я увидел на месте Данирейи холм зловонной грязи.
— Вот как с ним надо, — наставительно сказал матрос, разворачиваясь в сторону ресторана, — Ты б еще на танго эту мерзость пригласил. Да! Винцом тут запасись, оно доброе. Еще шкуатулку не забудь. А мне уж прости, пора.
Человек шагнул в проем двери и словно растворился в багровой тени. Я бросился следом:
— Эй, человече, как там тебя?
— Бразелонец, — ворчливо донеслось откуда — то издалека. В помещении уже никого не было. Забрав бутылку и шкатулку, я замер и прислушался — вокруг никого не было. Город как вымер. Тут меня наконец соизволила забрать Валькирия. В общем молчании я вернул мечи на их места, налил себе бокал марлабрандского и полез в мерцающие нити энергоамортизаторов. Юри продолжала отсутствовать. Я потормошил ее, уловил слабый стон и с облегчением рассмеялся. Тут сбоку подкрался медкомплекс и занялся полуразрубленной рукой. Наверное, до этого я пребывал в состоянии шока, поскольку от прикосновений медробота взревел и скис...
... Пальцы Юри легко коснулись моего лица:
— Эй, твое вино скоро прокиснет. Туда как раз хотела залезть муха, я прогнала ее, — она смотрела на меня с таким обожанием, что мне стало не по себе.
— Ты чего это? — с подозрением спросил ее я и на всякий случай немного отодвинулся.
— Знаешь, кто это был? — почти пропела Юри, — Вот твой бокал, не ворчи.
— Ты об этом матросе? Не знаю, конечно. Это ж у тебя в Бразелоне уйма знакомых.
— Не уйма, а несколько, — рассмеялась она, — Это один из друзей моего знакомого, герцог Кронстатдский и Моонзундский, спикер Палаты Лордов. Душка, а не человек, никогда не откажет. А зовут его Илья Павлович Завьялов, — со значением сообщила она, смеясь одними глазами.
— Молод он для спикера, — отреагировал я, присасываясь к вину, — Ему ж лет семнадцать всего. И вообще, кого-то он мне напоминает, вот только никак не припомню точно — кого именно. Бог с ним, с этим Завьяловым. Так ты что, позвала кого оттуда?
— Он сам понял, что пора помочь, — покачала она головой, — И успел прийти, хотя тут неблизко. До Бразелона, я имею в виду. Ведь я знала, что ты не справишься сам с Данирейей, да и все остальные — тоже. Надо было что-то делать.
— Вот ты и сделала, — поцеловал я ее. Она согласно моргнула, отстранилась:
— А чего это мы болтаем все здесь да здесь? Пошли-ка к Храрне, это столица Опекунов. Теперь-то уж все просто. Я думаю, что Дэвид как раз все успеет. А что в той красивой коробочке?
— Еще не смотрел. Наверное, что-то ценное, — устало буркнул я. Юри заглянула в зеленую шкатулку, разочарованно повела носом:
— Пыль какая-то. Скучно.
— Наверно, это зачем-то нужно, если Данирейя так трясся над шкатулкой, да и этот... Завьялов напомнил о ней, — сказал я, — Вообще говоря, можно сказать, что мне давали это в обмен на тебя.
— Но ты же не согласился? — обняла она меня, отбросив шкатулку, — Я знала...
— Хватит Вам миловаться, — проворчала Валькирия, — Может быть, кто объяснит мне, отчего бы не воспользоваться пси-проектором чтобы перейти на эту вашу мокрую и грязную Террис? Лично я никак не желаю стоять там под дождем и снегом. Лучше подрейфую где-нибудь здесь.
— Не переживай, мы не задержимся там надолго, — постарался я ее успокоить. И тут мы услышали еще писклявый рт ускорения, но набирающий сочность голос Дэва:
— Тртрь жможно безопасно двигать домой. Я раэобрался и все сделал! Уфф, это были те еще суточки!
Радость на его лице сменилась отчуждением:
— Похоже, я горбатился зря? Вы уже решили все проблемы?
Уходя — возвращайся!
— Я вижу, уже не надо, — повторил Дэв, глядя на наши лица, — Я так спешил!
— Наоборот, — успокоила его Юри, — Твое дело еще не начиналось. Мы тут тоже кое-что сделали, не гриньку в жмыхе лопали.
— Чего?!
— Я говорю, что мы тут тоже не хлебали щи лаптями, — поправилась она, — Каждый сделал свой кусочек, теперь пора слить все воедино и посмотреть, каков будет результат. Валькирия, сотвори ему ложемент рядом с нами.
Храрна встретила нас пространственными искажениями, с которыми капсулы довольно быстро управились. Диск планеты достиг размера Луны, видимой с Террис, когда Валькирия сообщила:
— Ататка псионовыми проекторами. Справимся.
Лучи, невидимые ни обычным глазом, ни разнообразной аппаратурой, созданной на Земле, искали наши корабли. Они бессильно скользили по защите юниверскафов. Почти сразу же лучи исчезли. Валькирия довольно проскрипела:
— Мы тут с Драйвером по источникам всадили по кро-охотной порции гиперплазмы!
На быстро приближающемся ночном полушарии замерцали искорки. Это с ревом испарялись проекторы, выбрасывая из себя килограммы раскаленной до сверхзвездных температур материи. Эффект был такой, как будто в каждом из пси-проекторов взорвалась атомная бомба. На Храрне одновременно произощло 15 485 Хиросимских взрывов, но, правда, без радиации.
— Представляю, как там сейчас воняет горелым камнем! — прокомментировала капсула, — Угу, а вот и Радужные Диски.
Из-за устроенной на Храрне капсулами "иллюминации" мы не сразу заметили их. Из руин городов столичной планеты стартовали в багровый огонь небес тысячи маленьких переливающихся всеми цветами летающих тарелочек. Они двигались быстро, веером разлетаясь во все стороны. Капсулы отреагировали несколькими концентрическими пузырями гиперплазмы. Диски прошли их, хотя не все и частично утеряли свое свечение. А с планеты в небо все сыпалось и сыпалось зловещее конфетти. Я глянул на Дэва. Он спокойно прихлебывал свой любимый кофе и покуривал, сонно поглядывая на всю эту небесную заваруху.
