— — Гм. По вам этого не скажешь. Во всем мире дамы падки на таких героев. Но, все-таки, зачем это ВАМ?
— — Лично мне? Низачем! Если не считать, моего нежелания на показ имитировать командование сквадроном резерва, пилотам которого плевать на всех нас, командиров-однодневок, обучающихся здесь в Монтгомери. И я просто хочу помочь мечтающим о военной службе девчонкам-пилотам. Так же, как мы с гонщиками когда-то помогли юным американцам стать чуть нужнее своей стране. Вот, так и сейчас, я хочу сделать это для женщин, которые уже много добились сами, став пилотами гражданской авиации. А некоторые из них даже стали чемпионами и призерами воздушных гонок. Думаю, и с этой задачей они бы справились сами. Но, пока им не удалось преодолеть инерции мышления военных чиновников. А я просто сочувствую их достойным мотивам. Когда-то ведь и я прошел через подобное. Вот и все, сэр.
— — 'Вот и все'... Мда-а. А утро начиналось так спокойно. Знаете, Моровски! Мне в вас нравится ваша удаль и готовность к риску. Но, должен вам заметить, с высоты моего опыта — сейчас вы рискуете по-крупному. А вот захотят ли вместе с вами рискнуть и другие...
— — Как вы думаете, полковник сэр, вам и губернатору приятно будет позировать для газет, перед строем красивых девушек в военной форме пилотов? Это вам не юные барабанщицы в гусарских мундирах — это намного круче. Я даже вижу заголовки передовиц — 'Чемпионки неба на защите страны!', 'Амазонки Алабамы!', 'Крылатые валькирии из Монгомери!'. Ну, а когда сам процесс создания таких женских летных частей будет уже налажен, столица штата в одночасье станет 'меккой' для толп юных леди нашей страны. Думаю, и вам и губернатору будет, чем гордиться, и будет на чем строить свои новые проекты. А уж газетная популярность властям будет обеспечена, как и гарантированная поддержка на выборах со стороны прекрасной половины населения...
* * *
Последующая беседа с губернатором штата Алабама Фрэнком Диксоном прошла на удивление конструктивно. Павла разматывала этот клубок интересов, потягивая за нити тщеславия и корысти. В момент бифуркации, пришлось даже слегка надавить. Мол, как бы там не получилось, но поддержка Центра уже есть. Как со стороны Управления Резерва, которое присвоит женщинам звания в Резерве Авиакорпуса, так и со стороны прессы, которую капитан якобы уже пригласил на презентацию проекта. Последний аргумент оказался решающим. Ни Диксон, ни Сандерс, в случае неприятных вопросов, выглядеть перед всей страной шовинистами и ретроградами не желали. Единственным камнем преткновения оставались самолеты. Свободных самолетов не подчиненных Авиакорпусу и Резерву в штате не было. Правда, имелись самолеты гражданских авиашкол, но с получением этих самолетов могли быть проблемы. Частично финансировать проект губернатор и гвардия были готовы, но лишь по тем статьям, которые удастся списать, не нарушая бюджет. К примеру, выделить средства на казарму и ремонт полосы, можно было из сумм на благоустройство города, а вот покупка или аренда самолетов и прочего авиа имущества, требовали иного подхода. Но заезжий капитан радовался уже первым договоренностям.
Спустя еще час, Павла входила на обширную площадку под навесом, где среди застывших в живописных позах полуразобранных машин, и агрегатов, копошились несколько автомехаников. Одного из них в ярко желтом кепи она тут же узнала. И узнавание это было взаимным.
— — Разрази меня гром! Адам?! Парни, это же Адам Моровски! Тот самый!
— — Крисс, дружище! Рад, что ты меня не забыл!
— — Те парашютные прыжки в Лэнсинге и твои издевательства над нами новичками — парашютистами, я теперь до самой смерти не забуду.
— — Да, брось ты! Сам ведь говорил, что понравилось!
— — Конечно, понравилось! Это как стакан виски опрокинуть. Был бы ты проповедником — на твои выступления всегда бы ходили толпы. И я тебе за все благодарен!
— — Даже за мой грабеж? Я же лишил всех нас премий на гонках!
— — Забудь! Эти пожертвования давно отбились увеличением клиентуры. Представь себе, родители членов нашего отделения Лиги, все стали ремонтироваться только у меня! Конкуренты злятся. Ха-ха! Работы стало невпроворот. Еле-еле успеваю участвовать в делах Лиги. Да еще и в городской совет зовут.
— — Рад, твоему успеху! А как же теперь твоя 'мисс Лагонда'?
— — О! Моя 'крошка' сейчас отдыхает в гараже. Но в феврале, жду новый компрессор из Швеции. А весной на 'Инди' мы с моей 'красоткой' еще покажем всем вам, зазнайкам, как нужно гонять.
Дальнейшие предложения чикагского приятеля пропустить по стаканчику, орденоносный посетитель спустил на тормозах. Заявив, что не хочет мешать работе по выполнению заказов, приезжий капитан, сунул под нос Фарлоу, несколько чертежей, предложив дополнительный бизнес-проект. От просмотра этих листов, желтая кепка со лба тюнингмастера тут же съехала на затылок.
— — И зачем эти поделки?
— — Ну, хотя бы для расширения твоего производства. Неужели тебе не нужны новые клиенты и опытные кадры?
— — Клиентов и так хватает. Кадры-то нужны, но причем тут это 'чудо на роликах'?
— — Это, как ты говоришь 'чудо' на малых авиационных пневматиках, мы с тобой назовем 'карт'. И пусть их собирают под твоим общим руководством те же мальчишки из Лиги.
— — И как ты себе представляешь этот бизнес?
— — С меня проект, патент и связи с армейцами для поставок пневматиков, полуосей, амортизаторов и аренды асфальтированной трассы для гонок. С тебя, закупка мотоциклетных моторов, остальные запчасти, сварка рам и сборка машин. А уже через год ты, возьмешь кредит, построишь пару цехов и будешь гнать типовые 'карты' для новой формулы, популярной в обеих Америках. Мы с тобой еще станем основателями нового вида спорта! Ну, как, партнер?
Крисса Фарлоу убедить рискнуть оказалось намного легче, чем руководство города и национальной гвардии. Прежде всего, его убедила простота проекта и смешные затраты. А создавать новые механизмы он любил и раньше. Да и чикагская репутация Моровски сыграла свою роль. В отношении других предложений автомастер еще бы задумался, а старому знакомому и партнеру по Лиге отказать не мог. А Павла вынашивала и более коварный план, по созданию на базе фирмы Крисса небольшого авиазавода. Тем более, что знакомые милуокские гангстеры, таки смогли найти подходы к наукоемким производствам 'Bell'. В полученной от них телеграмме расчетные сроки получения результатов были намечены на конец января.
* * *
Вайолет не верила почти никому. Слишком дорого стоила ей былая доверчивость. Ей вообще нелегко жилось на белом свете. Родилась она тут в Америке, во второй год войны между русскими и японцами, и в год первой русской революции. Мать была из небогатой американской семьи, и работала костюмером в театре. А отец был приехавшим на стажировку на заводы Венстингауза русским инженером. В 1906 году родители отвезли малышку домой к отцу в Россию, которая на долгие четырнадцать лет стала ее второй родиной. Тут ее чаще всего звали просто Верочкой. Белые летние ночи Санкт-Петербурга навсегда запомнились Вайолет своей вечной таинственностью. Наверное, если бы не мама, то и языка своей первой родины она бы не знала. Но мать, когда-то мечтавшая о сцене, учила дочку всему богатому запасу английских стихов, песен, и классических произведений. Память у девочки была отличная, и годам к пяти она могла по памяти цитировать с любого места книги и на русском и на английском. Отец не мечтал о театральной карьере дочери, но пойдя на уговоры, даже нанял ей в 1912 году учительницу балетной пластики, танцев и музыки. Музыкой и танцем Вайолет могла заниматься дни напролет. Это ведь куда интереснее, чем изобретать новые фасоны платьев вместе с мамой, которая стала компаньонкой владелицы одного модного магазина-ателье. А в семь с половиной лет Вайолет показали Анне Павловой. Та, оценив таланты ребенка, дала ей протекцию на обучение в столичном хореографическом училище Вагановой. Вот только через год началась Великая война, и все переменилось. Отец уехал на фронт, чинить самолеты, в один из дивизионов Императорского Воздушного Флота, а мать не смогла в одиночку содержать недешевую столичную квартиру и платить за обучение дочери. Семья переехала в Тверь, где жили сестры отца. Мама снова нашла себе дело, вспомнив былую профессию. В Твери тоже бы театр, но был он лишь бледной тенью больших императорских театров обеих столиц. Так что, к 17-му году нужда потихоньку протянула свои жадные лапы в их дом. Наступил момент, когда мать с ее опытом костюмера и модистки, вынуждена была вместо модных платьев заняться пошивом косовороток и галифе. Вайолет тогда тоже было не до танцев, она стала помогать матери и учиться у нее ремеслу, которое хоть немного могло прокормить в почувствовавшей голод России. Революционный угар, прокатился и по Твери, где мать с дочкой старались жить тихо, не привлекая к себе внимание. Мать еще верила, что вскоре все закончится, и мир станет прежним. Приходили письма от отца, воевавшего в Белой Армии. Письма дарили крохи надежды. Но когда пришло известие о его смерти, мама замерла от горя и целый день молчала. Но уже на утро, она решительно, собрала вещи, и отправилась с дочкой в Архангельск. Оттуда можно было вернуться на родину в Штаты морем. В страшной, теряющей человеческий облик России, ее больше ничто не держало. Дома в Монтгомери, мать между работой пыталась вернуть Вайолет на театральную стезю. Теперь все занятия шли на английском. Еще помнившая голодную беспросветность в Твери, девушка старалась изо всех сил. И эти усилия дали свои плоды. В 1921-м шестнадцатилетняя Вайолет дебютировала в нескольких спектаклях и была хорошо принята зрителями. Русская балетная школа очень ценилась в мире, и этот шарм давал ей немалое преимущество. И мать благословила ее на поездку в Нью-Йорк. Конечно, до оперной сцены ей нужно было расти и расти, но шансы у молодой актрисы имелись. Вот только все это закончилось, когда в тридцатом в наемную квартиру матери, Вайолет вернулась с полугодовалой дочкой, небольшой суммой в ридикюле, и с навсегда потерянными надеждами о сцене. И рассказывать даже родному человеку обо всем, что к этому привело, она не стала. Потом она долго искала себе работу. Была и модисткой и переводчицей с русского и французского. Недолго помогала маме в работе с театральными костюмами. И испробовала массу других занятий. С тех пор она стала резкой в общении, и очень требовательной. Людям она больше не доверяла...
За свои тридцать четыре прожитых года Вайолет, как ей казалось, хорошо научилась разбираться в людях. Но новый постоялец оказался для нее загадкой. Распущенности молодых офицеров виданной ею во всех оттенках, тут не было и в помине. Вернувшись со службы, он по нескольку часов, что-то строчил на взятой им на прокат пишущей машинке. А однажды Вайолет услышала, как из стоящего в комнате постояльца патефона зазвучала странная музыка. Вскоре, она опознала 'Летнюю грозу' Вивальди, но звучало это произведение как-то иначе. Слишком экспрессивно и резко, но очень волнующе. В отсутствие постояльца хозяйка квартиры осмотрела пластинку и не нашла на ней никаких надписей. Это была явно самодельная запись. Вайолет была заинтригована, и решила узнать истоки этого стиля.
— — Капитан, откуда у вас эта пластинка?
— — Получена мной в дар от одной группы музыкантов в Мюнхене, мэм. Вы можете слушать ее, когда пожелаете.
— — Хм. Благодарю. А вы не знаете, кто автор этой аранжировки?
— — Специально не выяснял, мэм. Просто, эта музыка помогает мне сосредоточиться.
Едва ей впервые показалось, что с новым постояльцем по-настоящему повезло, как в один из дней ее же собственная несдержанность разрушила едва родившееся доверие.
Вайолет сначала услышала во дворе перебранку юных голосов. Как всегда местные малолетние хулиганы решали свои 'мужские вопросы'. Мальчишкам было лет по четырнадцать.
— — А я говорю не по Кодексу!
— — Нет, по Кодексу!
Потом зазвучал строгий голос капитана Моровски. Сначала Вайолет слышала возмущенные препирательства о каком-то 'Дуэльном Кодексе Валлонэ'. Потом очень удивилась, что речь зашла о каких-то секундантах. Но больше всего ее возмутило, когда капитан сам предложил свои услуги в качестве секунданта.
— — Сэр. Вы действительно готовы быть секундантом, этому замухрышке Алену.
— — Ну, раз он вызвал тебя, который выше его на полголовы. Да еще вызванный им парень имеет двоих таких вот верных друзей, которые так сильно берегут друга, что не дают даже какому-то 'замухрышке' вызвать его на бой. То, не такой уж Ален и 'замухрышка'.
— — А-а... А вы не член нашей Лиги! Вот! Поэтому Вы не можете быть секундантом.
— — Во-первых, в 'Кодексе' сказано не так. Либо совершеннолетний, либо член Лиги, может быть секундантом. А во-вторых, вам что-нибудь говорит фамилия Моровски?
— — Конечно! Вы его родственник?
— — Даже не однофамилец. Итак, предлагаю не нарушать писанных и неписанных традиций нашей с вами Лиги. Зря я ее, что ли создавал?
— — Так это вы и есть тот самый?!
— — Я и есть тот самый. И давайте к делу джентльмены! Или деритесь, или миритесь. Третьего не дано. И напомню вам, после 'дуэли' никаких претензий между вами быть не может. При любом исходе, должен наступить мир.
Она перестала вслушиваться и закаменела. И этот офицер оказался не лучше других. Тех интересовали шашни с девушками и попойки, а этого только мордобой. Раз он готов смотреть на драку мальчишек, значит, он всего лишь азартен и жесток. Ярлык был безжалостно наклеен, и в этот раз, Вайолет решила все высказать в лицо таинственному гостю. Но прежде, бой все же, состоялся, хотя и оказался очень коротким. После нескольких встречных атак, один боец получил фингал под глазом, второй разбитый нос. Но по команде 'стоп', оба дисциплинированно остановились, и столь же, послушно, подали друг другу ладони для рукопожатия. К пострадавшим носу и глазу тут же были приложены завернутые в платки куски льда. И вскоре, после финального осмотра, больные 'были выписаны без ограничений'. В порядке поощрения все четверо даже получили от капитана разрешение потрогать 'воздушный крест' на его форменном кителе. Капитан по-приятельски попрощался с детьми, договорившись, что о прошедшем бое будет честно доложено старшим в отделении Лиги и Криссу фарлоу. Мальчишки после такого знакомства уходили воодушевленными. Но, вот самого капитана на пороге дома встретила разгневанная хозяйка. И настрой ее оказался не менее боевой, чем у недавних поединщиков. Впрочем, сам капитан не собирался сдаваться этому напору и, раздраженно, хоть и, стараясь оставаться в рамках приличий, отвечал на претензии.
— — Вы подлец, капитан, и должны будете немедленно съехать отсюда!
— — Это с какой холеры, мэм?! Прежде чем оскорблять человека, неплохо бы с ним объясниться. Или ваши родители не учили вас вежливости!
— — Мои родители учили! Но вежливости достойны только порядочные люди!
— — Так-так. И в чем это вы узрели мою непорядочность, миссис Купер.
— — Он еще и спрашивает! Вместо того, чтобы отругать и прогнать этих хулиганов, вы устраиваете между ними схватки! Может, вы, и тотализатор уже завели?!
