Нет!
— Подожди, Урху! Не...
Поздно.
Боль взорвалась в висках, разламывая пещеру, снежники, серебристые силуэты... все это рассыпалось звенящими осколками, тающими... ломкими...
Как тут холодно... Да что в этой больнице, совсем не топят? Даже я замерз...
— Всех не спасешь, - через холодную вечность доносится голос врача.
— Да, немного раньше бы...
— Сыну ее что скажем? Он тут.
— Что тут скажешь...
Мне уже ничего не надо говорить. Мир чернеет и опрокидывается. Мама, мама...
Труди... Ну что ты, Труди, не сердись, он не мой... да он на меня даже не похож. Ну не ревнуй, тигреночек, конечно, не будет... да есть у нас приюты...
Слушай ты, домашний неженка! Тут тебе не мамашино крылышко! И ты тут нафиг никому не нужен! Так что или затыкаешься и делаешь то, что тебе говорят, или от твоей симпатичной мордашки остается одно воспоминание, уяснил?
— Тетя Лида... — эта надежда была последней, и я очень старался, — просто послушайте. Я не буду вам мешать. Буду сам зарабатывать на свое питание и так далее, я умею. И жить могу не здесь. Вам ничего не надо будет делать. Просто подайте заявление об опеке...
Она молчит.
— Всего на полтора года. Дальше я смогу сам...
Я не знаю, что сказать еще. Если бы я умел врать, соврал бы, что никаких хлопот не будет вообще. Может, и на колени бы встал... Если б мог, если б знал, что поможет, если бы... но я просто смотрю на нее. А она отводит взгляд.
— Понимаешь, Максим...
Я закрываю глаза. Как же я ненавижу эту фразу. Что ж они все начинают-то с нее? Мамины подруги, тетя Наташа. Понимаю ли я, что у них проблемы, что свои семьи, что личная жизнь, что сейчас трудное время... Что им, если честно, не хочется вешать на себя хлопоты по оформлению опеки на практически чужого подростка, что их хата с краю, а своя рубашка ближе к телу? Наверное, когда-нибудь пойму. Сейчас я просто разворачиваюсь и иду вниз по лестнице.
— Максим, подожди! Ты... у тебя на лице синяки...
Если б только на лице. И если б только синяки.
— Хочешь... хочешь я поговорю с директором вашего детдома?
Это почти смешно, после всего. Я даже не оборачиваюсь.
В детдом она так и не пришла...
Потолок качается и кружится, лица мужчин надо мной видны как сквозь пленку. Слышу я тоже кое-как, зато нюх работает за троих, так что любой запах сейчас — это приступ тошноты. А эти двое — милиционер и наш директор — пахнут как-то странно... одинаково. Знакомый запах...
Коньяк. Дорогой. У деда был такой. В хорошие дни он наливал себе глоток и долго грел бокал в ладонях...
— Максим, товарищ лейтенант пришел по поводу несчастного случая.
— Итак, Максим Воробьев, как случилось, что ты упал на лестнице?
Несчастный случай?! Упал на лестнице? Это теперь такназывается?! Хотя... Спокойное лицо лейтенанта. Равнодушное директора. И запашок коньяка от обоих.
Все уже решено и трепыхаться нечего.
Ты тут нафиг никому не нужен...
Упал, значит. Конечно. Несчастный случай по вине самого воспитанника лучше, чем висяк для ментов или очередная комиссия на голову директора. Просто упал...
— Ну что — убедился? По большому счету всем на всех наплевать. Начхать с высокой башни...Честность, Воробейчик, это хорошая вещь. В теории. А на практике честность, в комплекте с достоинством, гордостью и прочими отвлеченными понятиями, довольно легко обменивается на зеленые бумажки. Ты знаешь, что такое отвлеченные понятия?
— В курсе.
— Умный... Так вот, в нашем обществе они дорого стоят. И приютские крысята, вроде тебя или меня, их позволить себе не могут. Кстати, если уж ты так в курсе — догадался, кто сдал нам место твоих ночевок? Ага, друзья-приятели, видишь ли, тоже дорого обходятся. И доверчивость. Или ты готов за них платить... или их вышибают из хозяина вместе с лишними зубами. Что выбираешь?
— Учитесь, парни! — вечно подвыпивший хрипатый дворник провожает взглядом отъезжающий "мерс". — Двадцать лет назад — бандюган, в крови по локти, пятнадцать лет назад — предприниматель, а счас — глядите-ка, щедрый спонсор, отжалевший нашему детдому со своих миллиардов аж пять компьютеров. Тьфу!
Учусь.
— А ты нам его покажешь, Динка?
— Ой, да было бы чего показывать! Девчонки, я его видала, ну реально, он тощий и ростом только чуть повыше меня! Глянуть не на что. Да еще и детдомовский.
— А ты и рада всем растрепать, Алиска! И зачем я тебе сказала?
— Дура потому что.
— Сама такая!
— Да ладно вам! Он правда такой? Динка, а чего ты тогда с ним связалась?
— Ну, на кафешки у него хватает. И он может достать билеты куда надо. И голову ему легко морочить. Спорим, если появится кто-то приличный, я ему так мозги запудрю, что он сам уйде... Ой. Максимчик? А я... а мы тебя не ждали так рано...
Ну и морозище! Я плотнее вжимаюсь лицо в шарф. Яблоки бы не промерзли... не папайя, конечно, как просит тетя Надя, но на папайю у меня нет, а яблоки при Витькиной болезни, говорят, тоже очень полезные. Но от остановки до дома два шага, замерзнуть не успеют.
— Макс, подожди! — Нинка, двоюродная сестра, оглядывается по сторонам. — Подожди, не ходи туда, не надо...
— Куда не надо, домой? Нин, ты чего?Я и так замерз как сосулька!
Нинка хватает меня за руку:
— Ну послушай, пожалуйста! Мама... мама там... мама... нельзя туда... тебе... Квартира твоя... Макс, мама... понимаешь, она совсем из-за Витьки... не в себе она. Она эти две недели, пока тебя нет, только об одном и говорит: вот бы ты куда-то делся, тогда квартира бы нам досталась! Она каких-то троих привела сегодня, сидят, тебя ждут... Макс, не ходи туда!
Отец. Друг. Тетя. Девушка. Воспитатель, который должен помогать...
Остался кто-то еще, кто не...
Аррууррррр!
Ох... тише...
Голова раскалывалась.
Неудивительно. Если они и дальше будут так орать, то я не знаю, что случится раньше: оглохну я или рехнусь. Или голова лопнет...
— Иррууу! Ррах-рраоу...
— Хррау-ххром! Иириху рраас! Ррах в фазу противостояния, поэтому эррау ррах-рраоу!
Ага. Очень понятно. Драконы что, разучились разговаривать по-человечески? Или я разучился слышать? А почему я лежу? И ничего не вижу? Что со мной?
Не разучился. Потому что сквозь непрерывный рев и рычание до меня донеслись очень знакомые слова:
— Макс! Максим, ты живой? Макс, ну хоть моргни!
Живой? Ах, да. Пещера Старших. Урху, сунувшийся со своим "успокоением". Хорошо, что не упокоением. И дикая сумятица в голове. Похоже, я опять получил от драконов по мозгам. Да здравствуют родственные отношения!
Кто бы знал, как мне осточертело терять сознание...
— Макс!
— Не ори.
Глаза удалось открыть только со второй попытки. И стоило стараться? Все как и ожидалось: пещера — одна штука. Озеро — одна штука. Драконы спорящие — три штуки. Сосульки на потолке — учету не поддаются, их тут до фига... минуточку, а разве они тут были? Потолок же был. Сводчатый, как в церкви, чуть неровный, и без всяких ледяных наростов.
Странно.
Славка выдохнул. Со стены что-то посыпалось, зашипело. Кажись, тоже сосульки. Понятно. Сдерживать огонь он так и не научился. Зато научился не дышать на других. И на том спасибо.
— Напугал, черт! Как ты?
Я вслушался.
— Как отбивная. Какие новости?
— Старшие ругаются, хоть и не совсем понятно о чем. Я только частично улавливаю про "вредную торопливость" и про "лечить, беречь и не трогать". Про шансы какие-то. Что такое с тобой произошло?
— А как это выглядело?
— Я не очень понял. Он только посмотрел на тебя — вокруг вас сразу засветилось. Сферы, хотя такими я их никогда не видел — очень яркие и цветные. Они полыхнули так, что я зажмурился. А открыл глаза — ты уже лежишь. И в пещере дым коромыслом. На потолке эти ледяные монстры, а озеро чуть не закипело. Старшие вокруг попрыгали, снежниками тебя обложили, посыпали каким-то порошочком и отошли поругаться. До сих пор спорят.Что с тобой?
— Жаль, что этот не лежит.
— Что?
— Я говорю, вопрос не по адресу... Их спроси, с чего такая приветливая встреча новым родственникам. У нас, по крайней мере, родичи... не валятся в обморок... на второй минуте встречи... черт, да когда они заткнутся?
Кажется, громкость драконьей беседы я здорово переоценил. Сам я говорил тихо — голова и так раскалывалась. Но меня услышали и замолкли. Так что последний вопрос прозвучал в оглушительной тишине.
Такой тишине, что единственным звуком осталось бульканье воды в озерце...
Несколько секунд драконы молча изучали наглого родственничка. Я не шевельнулся. Если они сейчас продолжат опыты по успокоению-упокоению, то увернуться все равно не выйдет, дергайся там или не дергайся. Да и пошло оно все. Устал. До чертиков.
На-до-е-ло.
— Не налюбовались еще?
— Ты быстро очнулся.
— Ага. Продолжим знакомство? Что там дальше в программе? Ритуальный бой или там... отгрызание хвоста? Хотя нет, обещали, что кусать не будут. Что тут еще делают с родственниками, кроме вышибания мозгов? Топят? Травят? — Макс! Осторож...
— Подожди, Славка! Мне интересно, что еще входит в понятие "не причинять вреда"? И если следующий сеанс мозговынесения меня прикончит, это как, будет считаться вредом, а, Старшие?
Драконы наконец пришли в движение. Довольно странное. Один что-то простучал по стене — легко, самыми кончиками когтей, но стена смутно осветилась, какие-то искры промчались по ней, разноцветные, и ушли в камень. Второй — тот, что сидел у озерца — повел над водой крылом, что-то выдохнул — и, достав откуда-то из глубины здоровый кусок льда, плавно поднял его в воздух и перенес в мою сторону.
— Приподними голову. Не бойся. Если я прав, тебе быстро станет легче.
— А если нет?
— Тогда будет проще. Но я все-таки надеюсь, что поможет именно это.
— Другу своему приложите сначала!
И снова повисла тишина.
Драконы смотрели на меня... не знаю, как они смотрели. Мы еще не научились читать их язык тела как следует, а про мимику вообще молчу. А сейчас, с больной головой, я вряд ли пойму даже то, хотят ли меня прикончить. Но странные были взгляды.
— Он это всерьез? — наконец недоверчиво переспросил Урху. — Если он настаивает на этом возмещении, то я готов... но какая ему от этого польза?
— В вашем мире бытует закон "кровь за кровь"? — тихонько поинтересовался у Славки второй. — Как у людей?
— Не всегда.
— Махс, ты настаиваешь на своем требовании? Уверяю тебя, что Урху и так досталось из-за вашего... спонтанного контакта. Стоит ли...
— Не надо, Шарр, — рыкнул мой "успокоитель". — Виноват — отвечу.
— Стоит ли доводить дело до палат Бережителя?
— Вы настаиваете на немедленном возмещении? — вмешался третий дракон. А тон — будто я ему сто баксов должен и не отдаю.
— На чем? Бред какой-то. Вы о чем вообще?
— Вы настаиваете на своем требовании?
— Да идите вы...
Я не настаиваю. Я ничего не хочу. Хватит, сколько можно... Зря от льда отказался. Как хорошо было бы сейчас остудить лоб... или хоть глаза прикрыть...
— Вопросы возмещения можно отложить до вопроса исцеления! Ну-ка, полежи тихо, родич.
Когда головы все-таки касается прохлада, я не могу удержаться от вскрика. Это было... это было...
Представьте, что лежите на кирпичных осколках... на стекле... на гвоздях... вы уже притерпелись к боли, она больше не кажется такой острой, как в первый момент, но она не прекращается — длится и длится, и с каждым вздохом и движением — новый всплеск. И вдруг разом все это: камни, гвозди, стеклянные осколки — превращается в обычный песок. Это удивительное чувство — когда боль выпускает тебя из когтей... непередаваемое.
М-м-м...
— Ну вот видите... — это опять Шарр. Добился таки своего. Доволен? — Помогло?
Я не ответил. Надо было что-то сказать. Надо было поговорить, исправить впечатление, чтобы не выглядеть вот таким беспомощным истериком в глазах этих... Надо было воспользоваться моментом — часто из виноватых людей (хорошо, драконов!) в первое время можно веревки вить. Надо было не молчать, хоть разобраться, что это за чушь с возмещением и Бережителем.
Нам же здесь жить, какое-то время, надо снова прописываться, понять, что же все-таки от нас хотят.
Но я не могу. И не хочу. Хватит с меня этого. Притворства, вранья и протянутых к нам лап, рук и сфер. Хватит. А если этот самозваный успокоитель все-таки смог меня прочитать...
В пещеру врываются два драконоврача.
— Звали? Оххх!
И под возмущенный вскрик вцепляются в меня с двух сторон.
— Да как же так?! Кто это его?
— Так, юный родич, а ну-ка, давайте выпьем полезную настоечку... Славхка, поможешь?
В пещере становится тесновато, Старших оттесняют к озеру. Шарр задумчиво срывает с потолка сосульку покрупней. Качает ее на крыле.
— Снежный дракон... — говорит он. Негромко, но я слышу. — Мы очень, очень давно не встречали таких как ты, юный родич. Прости нашу ошибку.
Первых драконов было четверо. И выдохнул один из них пламя, и стало Солнце, и осияло все животворящим светом. А второй махнул крыльями, и стал воздух и стали ветры на четыре стороны света. Плеснул крылами третий, и набухли в ветрах облака и тучи, и полился дождь. Он шел четыре дня и ночи, и заполнились моря и реки, ручьи и озера. И повелел он воде замерзать зимой и воскресать весной, и стал снег, лед и сон... и тогда слетел с небес четвертый, и дохнул на землю.
И стала жизнь...
— Это... легенда?
Все повторяется. Опять я в полусне-полусознании, и опять рядом два голоса. Славка и... Шарр, кажется.И обязательно им надо поговорить именно у моего стопора...
— Конечно. Но в ней есть зерно истины. У каждого вида драконов существует свой ареал обитания... существовал. И свой набор способностей. И для нормального существования мира необходимы все четыре племени. Огонь уравновешивает воду, зима — лето, порывистый воздух — надежная земля.
Но снежных драконов истребили первыми. Не осталось никого, и даже если из людей получилось бы найти подходящего и он согласился бы стать драконом, то кто его инициирует? Огненный Снежного инициировать не может.
— Но ведь...
— Мы слишком... полярные. Знаешь такое слово? Нам нельзя даже соприкасаться сферами. Видишь, как получилось с Урху — он привык успокаивать молодежь (к нему вечно приходят со всякими бедами), потянулся, не раздумывая... а получилось только хуже. У твоего друга ожог, у Урху — проблемы с огнем и ледышки под кожей.
— Макс не хотел!
— Никто не хотел. Просто... нам трудно друг друга понять. Разный возраст. Разные народы. Разные племена. Даже миры иные.
