С этими словами великий усмиритель невольно посмотрел в сторону песочных часов, после чего замолк и молчал достаточно долго. И лишь когда я поднял руку, чтобы поглядеть на свои наручные часы (разговоры разговорами, а Леру нужно было спасать), он оживился и сказал:
— Слушай меня, дракон. Слушай внимательно. Вот что я тебе предлагаю. Я спасу твою девушку, а ты взамен помоги мне избавится от Неудачника. Что скажешь на это?
Когда до меня дошел смысл предложения, я на некоторое время впал в ступор, а потом стал вслух рассуждать:
— Каким это образом мне тебя, Претемный, от Неудачника избавить? Убить, что ли, его? Вряд ли сумею. А если вдруг сумею, ты ведь в таком случае тоже умрешь.
— Не нужно никого убивать, — успокоил меня великий из великих. — Просто помоги нам разделиться. Ты дракон, ты знаешь, как это делать.
Сначала я подумал, что он шутит, потом смотрю — вроде нет. Подумал хорошенько, еще раз хорошенько подумал и постарался деликатно отказать:
— Как однажды справедливо заметил философ Мик Джаггер, не всегда в этой жизни можно получить то, что хочешь. Боюсь, Претемный, твои шансы невелеки.
— Пусть даже один из миллиарда, — произнес он горячечно. — Все равно я хочу попробовать.
— Никто из людей такого раньше не делал.
— Кому-то ведь нужно быть первым.
Я посмотрел на него новыми глазами. Передо мной стоял грустный, способный вызвать искреннее сострадание человек. Но мне его жалко не было. Ни капли. А вот девушку Леру — очень. Так мне ее было жалко, что готов был душу дьяволу заложить. Вот почему согласился и сказал:
— Ну хорошо, Претемный, попытка — не пытка. Но только тогда уж давай в темпе. Времени в обрез.
— Я готов, — произнес он решительно. — Говори, дракон, что делать.
— Обязательно скажу, но только ты сначала...
И я показал на его карман.
Претемный усмиритель понял меня в момент, нащупал в кармане и вытащил на свет хрустальный артефакт. Повертел его в руках и сразу начал действовать. Сначала поднес шар к губам и что-то стал ему нашептывать на непонятном мне унгологосе. Слова заклинания, отзвучав, тут же превращались в сереньких пичуг, которые, пометавшись по комнате, вылетали в разные окна. Вылетело их не меньше сотни, прежде чем хрусталь стал потрескивать. Внимательно прислушиваясь к звонкому треску, Претемный улучил момент, резко оборвал заклинание и так глянул на шар, что тот мгновенно рассыпался в пыль. А потом Претемный сдул эти сверкающие крупицы, и на его ладони осталась лишь розовая субстанция — теперь свободная, но все еще угнетаемая смертельным паразитом. И вновь Претемный стал бормотать. И вновь стали разлетаться во все стороны света перепуганные птицы-слова.
В какой то миг мне показалось, что ритуал слишком уж затягивается, и я глянул на часы. Нет, не на те, что были у меня на руке, а на хозяйские, песочные. В верхней половине колбы песка осталось две трети. Хотя при бодрствовании Жана песчинки падали вниз медленнее, чем при бодрствовании Поля, все равно они падали. Время шло. И время поджимало.
Впрочем, Претемный свое дело знал.
Закончив читать второе заклинание, он стал совершать свободной рукой такое движение над образом Лериной души, будто выкручивает из патрона лампочку. И вот что интересно: вертел он пустоту, но вспотел так, будто вагон кирпичей в одиночку разгрузил. Прошло минуты две, не меньше, прежде чем, подчиняясь пассам великого мага, полез "червяк" наружу. Он выползал медленно, но он, сволочь, выползал. А когда выбрался наружу полностью, дальше уже все пошло гораздо быстрее. Через секунду образ страшного проклятия уже оказался на полу, под каблуком великого из великих. Носок ботинка туда-сюда, и все — истошный поросячий взвизг и тонкая струйка вонючего дыма. Червяк издох. Проклятье было снято. Ну а розовый комочек Претемный осторожно донес до окна и отпустил на волю. Улетев на небо, он стал там единственной звездой.
Когда все было кончено и на сердце моем заметно полегчало, Претемный обратился ко мне:
— Ну, что ж, дракон, свою часть уговора я выполнил. Теперь очередь за тобой.
Слово свое надо держать всегда и при любых обстоятельствах. Иначе как? Иначе нельзя. Так что попросил я прощения у Великого Неизвестного и приступил:
— Слушай, великий из великих, драконий рецепт сепарации, слушай и запоминай. Прежде всего нужно раздеться донага и встать между трех... в твоем случае, разумеется, между двух зеркал. После чего, отрешившись от всего суетного, следует прочитать заклинание, которое по форме и содержанию есть не что иное, как обращение к собственному естеству. Тут, Претемный, суть вот в чем. Требуется испросить позволения принять вид, позволяющий жить и выжить в мире, в котором жить и выжить в ином виде нельзя. Если пожелаешь, я тебе могу выдать подстрочник нашего заклинания, но, думаю, для тебя, великого, сплести собственное особого труда не составит. Итак, произносим обращение и... И, собственно, на этом все. С получением разрешения подготовка к сепарации заканчивается. Дальше нужно каким-нибудь стандартным заклинанием призвать любые три стихии. Мы вызываем воздух, воду и огонь. Разумеется, тебе будет достаточно вызвать две. Когда случится, нужно быстренько-быстренько снять с себя все степени защиты и стереть, если такие имеются, все круги отврата. Если нигде не ошибешься, то стихии обязательно разорвут единое на части. Став тем, кем ты станешь, не зевай, сразу проходи сквозь зеркало, напротив которого стоишь. Как ты устроишь, чтобы Поль прошел сквозь свое, не знаю. Полагаю, как-нибудь сообразишь. Это все. Как воссоединиться, рассказать?
— Не надо, — мотнул головой Претемный. — Думаю, не понадобится. А вот насчет зеркал хочу уточнить.
Упреждая понятный вопрос, я конкретизировал:
— Мы используем воздушное зеркало, огненное и водяное. — Потом сказал: — Какие тебе выбрать, решай сам. Тут я не подсказчик. И вот еще что: нужна какая-нибудь посудина для сердца.
— Посудина?
— Ну да. Сердце ведь после ритуала будет жить от вас отдельно. Если, конечно, дело выгорит.
— Выгорит, — убежденно сказал Претемный и попросил меня жестом отойти в сторону.
Однако, не желая больше ни секунды оставаться в логове Темных, я сказал:
— Пожалуй, я двину в обратный путь. Сепарация — штука интимная, зрелище не для чужих глаз. — Тут же попрощался кивком и сразу направился к двери. А когда дернул за ручку, обнаружил, что дверь заперта. Резко обернулся к коварному хозяину и осведомился: — В чем дело, Претемный? Как это понимать?
— Не уходи, дракон, — вроде как попросил, а на самом деле приказал великий из великих. — Подскажешь, если вдруг что-то сделаю не так. Дело для меня новое. Случиться может всякое.
Не дожидаясь ответа, да, видимо, особо в нем и не нуждаясь, он приступил к исполнению задуманного. Сдвинул, навалившись всем телом, тяжеленный стол в сторону, вышел на середину комнаты, поставил у ног вазу из-под фруктов и начал быстро раздеваться. Ему действительно следовало поторопиться — песка в часах осталось на несколько минут. Он это очень хорошо понимал. И, чтоб зря не тратить время, умудрился по ходу дела сотворить два зеркала, огненное и ледяное. Приметив, что отражаюсь сразу в обоих, я на всякий случай отошел в сторону, к окну. И уже оттуда стал наблюдать за тем, что будет происходить дальше.
А Претемный между тем уже сплетал — первое заклинание — птички так и вылетали стайками. Видимо, сплел он его удачно, поскольку уже через несколько секунд получил благословение. Это я понял по тому, как просветлело его лицо. А потом сразу, я даже глазом моргнуть не успел, его голое дряблое, совсем не атлетическое тело закружило в мощном ледяном круговороте. И почти сразу его накрыло огненным облаком. Дальше произошло, что и должно было произойти. Стихии пожрали друг друга, а попутно разорвали человека. Вырвали из единого существа две его противоположные сущности.
После того, как пар осел, я увидел, что там, где раньше стоял один, теперь стоят спиной друг к другу двое. Сначала я не понял, кто из них кто. А потом тот, который стоял напротив ледяного зеркала, развернулся и толкнул в спину ничего не понимающего второго. Это Жан толкнул Поля. Толкнул он его так сильно, что тот, не удержавшись на ногах, влетел в огонь и, прихватив свое отражение, пронесся огненным метеором к одному из шкафов. Сам Жан времени даром не терял и чинно прошел сквозь зеркало ледяное.
А потом случилось то, чего я никак предположить не мог. Удивительно быстро сообразив, что к чему, Поль — о, что за тошнотворные это были метаморфозы! — немедленно превратился во льва с плоской мордой, хвостом дельфина и короткими, как у пингвина, крыльями. Хлестнув хвостом по полу, он издал душераздирающий рев и прыгнул через всю комнату в сторону Жана. Казалось, Претемному уже не спастись, но он не сплоховал. Хотя и начал превращение на мгновенье позже, но к тому моменту, когда подлетел обращенный Поль, Претемный уже стал грузным химерическим созданием, похожим на бегемота с головой и хвостом крокодила. И в результате вышло так, что лев-урод угодил на спину уродского бегемота.
Не сумев взять Жана вероломностью, Поль решил взять его силой. Еще раз злобно рыкнув, лев выгнулся всем телом, а потом вцепился зубами в холку бегемота и стал трепать что было силы. То ли жилу какую-то пытался перегрызть, то ли на бок повалить. А скорее всего, ярился безумно и безотчетно. Бегемотный крокодил на этот счет оказался толковее. Подергался влево и право, пытаясь скинуть противника со спины, а когда не вышло (тот засадил когти в его шкуру очень глубоко и держался крепко), просто хлестнул хвостом так, как лошадь в знойный день лупит по настырному слепню. Одного точного удара оказалось достаточно. Крылатый лев не охнул, не вскрикнул, а просто повалился на пол замертво с перебитым хребтом. Вот какова была сила удара, и вот насколько остро было заточено ребро изуверского крокодильего хвоста.
Ну а дальше... Дальше все понятно. Мертвый лев так и остался мертвым львом. А вот крокодилий бегемот очень скоро претерпел обратную трансформацию и стал человеком. Жаном Калишером. Только уже, конечно же, не совсем Жаном Калишером. И не совсем человеком. Разве можно назвать человеком того, чье сердце пульсирует не в груди, а во фруктовой вазе? Пожалуй, нет. Это уже не человек. Это... Черт его знает кто. Но все-таки что-то человеческое в нем еще осталось. Иначе бы он не плакал. А он плакал. Стоял голый на четырех ветрах, дрожал всем телом и плакал. Я не знаю, почему он плакал. Может, горевал оттого, что безвозвратно потерял часть себя. А может, наоборот — радовался тому, что освободился от ненавистного альтер эго, и плакал от счастья. Не знаю. Одно скажу — смотреть на это было неприятно. И я бочком так, бочком потянулся к двери.
На этот раз она оказалось не заперта, я благополучно выбрался на лестницу и стал спускаться, мучительно соображая по пути, почему так получается, что всякая промежуточная победа Добра является ступенью к окончательному торжеству Зла. Ответа так и не нашел, зато, когда миновал второй ярус, вдруг с ужасом обнаружил, что не спускаюсь, а поднимаюсь. Да-да, поднимаюсь. Иду вверх по лестнице, ведущей вниз. И пока пытался понять, что это означает, вновь оказался перед дверью в обитель Претемного усмирителя. Очень мне не хотелось открывать эту дверь. Совсем не хотелось. Но я ее открыл. Вопреки своей воле. И вопреки же своей воле прошел внутрь.
Претемный усмиритель уже не плакал. Кутаясь в балахон, он стоял у своего любимого окна спиной к двери.
— Отпустил, а потом передумал? — спросил я прямо с порога голосом, полным упрека.
Он помолчал, потом сказал, не оборачиваясь:
— За мелкими птицами устает следить взгляд. Ввинчиваются в небо и пропадают. Не уследишь.
— Это мне все равно. Скажи лучше, зачем вернул?
— Видишь ли, дракон... — Претемный медленно повернулся ко мне. — Видишь ли... Вот, что я тебе хочу сказать. Мир, который держится на этически двусмысленных принципах, крайне...
— Да-да, слышал уже. Мир такой крайне суров. А еще я слышал, что угроза должна быть ликвидирована любой ценой. Не так ли?
— Вот именно.
— И в чем угроза?
— В тебе, дракон. Даже так: ты и есть угроза.
Я нервно хохотнул:
— И кому же это я угрожаю? Тебе, что ли, Претемный?
— Нет, не мне, — мотнул он головой, — но константности нашего колдовского мира.
— Ах, вот как. Понятно. Я не в тебя стреляю, а во вредное нашему делу донесение. Так, Претемный? Боишься, что тайной твоей шантажировать тебя буду? Напрасно. Впрочем, переубеждать не буду. Сдается, напрасный труд.
Выплеснув все это с обидой, я устало плюхнулся в кресло, вытащил сигареты и закурил.
Претемный тем временем подошел к столу, взял с него свой магический жезл, увенчанный засушенной лапой какого-то зверька, и произнес сочувственно:
— Зря ты, дракон, ввязался в эту историю. Зря. И мне искренне жаль тебя. Поверь.
— А ты меня, дядя, не жалей, — выпустив порцию дыма, попросил я. — Ты себя пожалей. Я умру с честью, а ты как был сукой, так сукой и останешься. Думаешь, я не понимаю, что идея Атаки — это твоя идея? Понимаю. Прекрасно понимаю. Откуда Поль мог узнать, где находится Тайник? Только от тебя. Ты подсказал. Подсказал, науськал и подставил. Вел игру и выиграл. Никого не пожалел, ни чужих, ни своих. Мало того...
— Хватит! — не выдержал Претемный, тотчас взмахнул жезлом и, выпустив на волю несколько волшебных птиц, наслал на меня убийственный поток Силы.
Я был к этому готов. Готов с той самой секунды, как только вошел сюда. Готов настолько, что уже давным-давно сжимал в левой руке бляху Варвары. Осталось только, с благодарностью вспоминая милого агента карагота, произнести подсказанное управляющее заклятие и сотворить из высвобожденной темной Силы какую-нибудь крепкую броню.
Я успел и произнести, и сотворить.
Откинув сигарету в сторону, произнес:
— Mea maxima menda.
И сотворил вокруг себя Зеркальную Сферу.
Что было сразу после этого, помню смутно. А несколько мгновений — так жестко накрыло грохотом и сиянием — просто напрочь выпали из жизни. Одно только знаю точно: светился почему-то звук, а громыхал свет. Ну а потом, когда уже отпустило, нашел я себя все в той же комнате, только уже сплошь усыпанной осколками Зеркальной Сферы. И в каждом из этих тысяч, тысяч и тысяч осколков махал руками, к чему-то взывал и о чем-то молил некогда такой величественный, а сейчас такой ничтожный Жан Калишер. Бывший Претемный усмиритель. Отставной глава Великого круга пятиконечного трона. Отныне — раб разбитой Сферы.
Я не поленился и подобрал один осколок. Глянул на яростно жестикулирующего страдальца и сказал ему:
— Не шут совал, сам попал. — И уже бросив осколок на пол, добавил с презрением: — Неудачник.
Пошел на выход, однако через три шага вспомнил о Послушном кубике, который, оказывается, вовсе никакой не Послушный кубик, а некий таинственный маргалдос. Ну а как вспомнил, так сразу его услугами и воспользовался. Заказал четверку, произнес, что положено, подкинул, поймал и сам не понял, как оказался в Пределах. Все произошло так быстро, что умом охватить не сумел. Вот только еще стоял у двери в чужой башне, а вот уже стою перед дверью в собственную квартиру.
