После мальчика-одуванчика на сцене появился крупный упитанный парень.
— Вторую неделю боюсь сказать отцу, что нашел за шкафом его заначку и проиграл, — пробубнил он уныло. — Молюсь каждый день, чтобы он не вспомнил о ней, иначе мне кранты.
Я опять потерла глаза и освежила слух.
— Использование яда кураре в базовых рецептурах направлено, в основном, на успокоение нервной системы. Но известны составы, в которых кураре применяется для усиления осязательных ощущений.
Понятно. Парень докладывал о чувствительности носа и рта к различным концентрациям яда, не забывая о грозящем ему отцовском харакири.
Выступили еще несколько докладчиков, и я узнала много познавательного из жизни своих однокурсников, вернее, об их скрытых чаяниях. Что-то невероятное! Похоже, Морковка не ошиблась, и началась вторичная реакция.
Сильное впечатление произвело на меня выступление Эльзы, сообщившей о невероятной пользе стрихнина.
— Старый пень еще попляшет! — воскликнула она с ненавистью, и Ромашевичевский кивнул, соглашаясь. — Напрасно он посмеялся над моим доверием.
Настоящая драма! — заслушалась я, решив не прочищать слуховые и зрительные каналы. Эльза сообщала о многочисленных стрихнинных настойках, в промежутках обещая отомстить какому-то гнусному обманщику, бывшему гораздо старше ее. Аудитория даже поспорила о том, что эффективнее — наружное или внутреннее применение стрихниновых снадобий.
Я же смирилась с неизбежными галлюцинациями, мечтая об одном: чтобы меня не вызвали к доске, потому что язык вдруг потяжелел и стал неподъемным.
А потом уверенным шагом вниз спустился Мелёшин.
— Посмотри на меня, Эва! — начал он. От неожиданности я вздрогнула и завертела головой по сторонам. Может быть, показалось? Одни студенты опустили головы к тетрадям и писали, другие слушали. Преподаватель перелистывал реферат Эльзы. Словом, умиротворенная картина обычного семинарского занятия, если бы не одно "но". Мэл проникновенно продолжил, сообщив присутствующим:
— Скучаю по тебе и не могу забыть нежность твоих губ. Люблю смотреть, как ты смущаешься и краснеешь. И когда злишься, тоже люблю.
По мере того, как он говорил, мое лицо вытягивалось от изумления. Это обо мне? Ничего себе галлюцинации.
Никогда не слушала с таким вниманием, как сейчас. Но в отличие от других, Мэл не разбавлял сообщение об убийственных дозах пчелиного яда вставками о своих мечтах. Лишь в конце, когда я отчаялась услышать что-либо интересное, он проговорился.
— Хочу повторить с тобой. Как тогда, в библиотеке. Доклад окончен.
— Отлично, — похвалил препод. — Чувствуется серьезный подход к делу. Видно, что перелопачено немало источников.
У меня колотилось сердце, и стоял гул в ушах. Краем глаза я отметила, что Мелёшин с невозмутимым видом вернулся на свое место. Кое-как успокоившись, принялась искать объяснение звуковым миражам. Вероятнее всего, в речах выступавших воплотились мои разнообразные фантазии, исказившись странным образом. Касаемо Мелёшина дело было швах. Это не он скучал и мечтал о повторении острых библиотечных ощущений. Это мое подсознание рвалось к нему, несмотря на грабли, которыми я неоднократно получала по лбу в столкновениях с Мэлом.
Прозвенел звонок, занятие кончилось, и студенты утекли из аудитории. Я терла лицо в надежде, что обменные процессы хотя бы капельку ускорятся, и вторичная реакция после типуна рассосется быстрее.
— Притомилась слушать ушками? — раздался насмешливый голос. — И ходить ножками тоже?
Мелёшин стоял тремя ступеньками ниже, вполоборота к выходу.
— И языком устала работать? — продолжал донимать.
— Устала. — Получилось невнятно и глухо, потому что язык действительно ворочался с трудом.
— Смешно говоришь, — ухмыльнулся Мелёшин, а я начала собираться. — Видел, что в холле Рябушкин аннулировал свое право. Ты быстро сориентировалась. Значит, теперь сама по себе?
— Значит, так, — сказала нечетко.
— Папена, что у тебя с языком? — нахмурился Мэл.
— Не твое дело, — выговорила длинную фразу и отвернулась, выбираясь из-за стола.
— Поэтому ты сегодня не ходила на обед? Обычно по десять тарелок с раздачи приносишь, — допытывался Мелёшин.
Значит, он выглядывал меня в столовой, чтобы проверить, кинусь ли по старой памяти убирать за ним поднос.
— Не поэтому, — я пыталась обогнуть Мэла. Пустой номер.
— Тогда почему?
— По кочану.
— Хамишь? — начал заводиться Мелёшин. — Кстати, когда собираешься обменивать книжки? Они пролежали дыру в моем багажнике.
— Учебники верну, но обменивать больше не буду, — сказала я не лучше картавого бухгалтера.
И правда, зачем мне Мелёшин, если теперь могу свободно выносить книги из библиотеки, и не нужно прятаться по вечерам в каморке с халатами, рискуя попасться в расставленные ловушки.
— Причина? — сузил он глаза.
— Без тебя справлюсь. Потому и разрываю уговор, — сообщила я, едва двигая языком.
Мелёшин оперся руками о соседние столы, загородив дорогу.
— Вот, значит, как? С кем-то другим вступила в долю? С кем? С Рябушкиным? Что он пообещал? — Я замотала головой. — Тогда с кем? Думаешь, не узнаю?
Я молчала, пялясь на носки сапог. Неожиданно Мелёшин отстранился.
— Значит так. Ты немедленно отнесешь мои учебники в библиотеку, — велел в приказном порядке.
— Сейчас? Скоро же занятие.
— Сейчас. Мне осточертело бояться каждого шороха из-за незаконного хранения книг.
— Давай после занятий, а?
— Нет, сейчас — отрезал зло Мэл.
— Ну, и фиг с тобой! — дернулась я и, оттолкнув его плечом, пошла вниз.
Мелёшин следовал позади, держась на расстоянии. Гнев и возмущение подстегивали меня, мешая разумно соображать. Одевшись, я вылетела на крыльцо, затем появился Мэл. Он направился к воротам, открыл багажник одной из машин и снова закрыл его. Вернувшись, протянул пакет.
Не глядя на Мелёшина, я сунула книги в сумку, рывком отворила парадную дверь и замерла под просвечивающим взглядом Монтеморта, вспомнив с опозданием, что передо мной не храпящая сонная псина, а злобный и ответственный страж. Долгие несколько минут мы глядели друг другу в глаза, и Монтеморт нетерпеливо постукивал хвостом по полу. Он знал, что я знала, что он знал.
А потом отвел взгляд и опустил голову на лапы.
Не раздеваясь, я ринулась в библиотеку, не посмотрев, зашел следом Мелёшин или нет.
Бабетта Самуиловна, возможно, подивилась моему рвению в использовании приобретенного бонуса с первого же дня, но в силу воспитанности не подала виду и разрешила самостоятельно обследовать книжные полки.
Затерявшись между стеллажей, я прислонилась к одному из них и с облегчением съехала вниз, дожидаясь, когда утихнет дрожь в ногах. Мелёшинские учебники, исчезновения которых никто не заметил, вернулись на полку.
Прозвенел звонок, и очередное занятие началось. Буду размышлять философски. Коли уж опоздала на лекцию Альрика, то проведу время с пользой. Поизучаю каталоги вис-раритетов.
Это могла быть 28.3 глава
Перелистывая последнее издание иллюстрированного атласа раритетов, я начала разглядывание с оружия и доспехов и закончила предметами обихода. По левой стороне глянцевых страниц шли изображения уникальностей в трех проекциях, сопровождаемые с правой стороны краткими паспортами.
Знакомо и затерто до дыр. Но сегодня прописные истины изучались мной в новом ракурсе.
В основном, собственниками раритетов значились правительство и владельцы частных коллекций, о чем указывалось в соответствующей графе "Правообладатель". Изредка мелькала фраза "Местонахождение неизвестно/не установлено".
Прочерк в графе "Стоимость" означал бесценность раритета из-за уникальности свойств или из-за неизвестного принципа действия, который не удалось расшифровать ученым-висорикам.
Приличную стоимость имели артефакты с именными авторскими знаками или клеймами создавших их мастеров. Простенькие промышленные образцы, поставленные на поток, имели серийные номера и смехотворную цену. На последней странице атласа шел перечень заводов и лабораторий, имеющих лицензии на производство вис-раритетов и улучшенных вещей.
В атласе неоднократно попалась на глаза и Мелёшинская фамилия. В семейной коллекции господ Мелёшиных числились около двадцати раритетов. Поначалу я загибала пальцы, подсчитывая, но потом запуталась и бросила. Причем оказалось, что у Мэла многочисленная родня, о чем говорило разнообразие инициалов перед фамилиями владельцев. Я даже чуть-чуть позавидовала. Мне бы тоже хотелось почувствовать, хотя бы на миг, каково быть частью большой и крепкой семьи.
Кто-то из родственников Мэла — возможно, его отец — владел лекифом с водой из священной реки Стикс и копьем, подпиравшим золотые щиты из крыши Валгаллы. Их фотографии в каталоге отсутствовали.
Спустившись после звонка в холл, чтобы сдать в раздевалке куртку, я не поверила своим глазам. У одного из зеркал Мэл, оккупировав Мавочку из отдела кадров, обаятельно улыбался ей и, судя по пылающему лицу девицы, без устали сыпал комплиментами. Кадровичка жеманничала и кокетничала напропалую, не стесняясь студентов. Мелёшин слушал восторженные откровения девицы, периодически удивленно изгибая бровь. Лишь один раз помрачнел, поджав губы, но туча рассеялась, и охмурение продолжилось.
Каков обольститель! Мало ему сногсшибательных студенток, он успевает заигрывать и с работницами института.
Пробравшись в толпе, я сдала куртку в раздевалку и вдруг заметила огненную шевелюру, мелькнувшую у святого Списуила. Работая локтями, ринулась за Алессом, держа как ориентир рыжую макушку, направившуюся к южному коридору. Но парень, словно дразня, поднялся до третьего этажа и исчез. Неужели привиделся? Хотя о зрительных миражах Морковка не предупреждала.
Покрутившись по сторонам, я разочарованно развернулась и с разлету впечаталась в чей-то твердокаменный бок, оказавшийся боком профессора Вулфу.
— Папена? — спросил он удивленно. — Почему пропустили занятие?
— Плохо слышу, — прошепелявила я. — Галлюцинации после типуна.
— Пройдемте, — кивнул Альрик, приглашая следовать за ним. — За отсутствие вы заработали прогул, и типун — не оправдание.
Конечно, не оправдание, — согласилась молчаливо. Может, рискнуть и оправдаться учебниками, которые пронесла нагло мимо Монтеморта, а пес меня великодушно пропустил? Из двух зол я мгновенно выбрала меньшее — мое покаяние и порицание профессором.
Пройдя несколькими переходами и сделав большой крюк, мы очутились у сверхсекретного лабораторного крыла. Всю дорогу мужчина молчал, и я не лезла на рожон, прикрыв рот. Профессор открыл дверь, пропуская меня за стеклянную стену. Я оглядывалась и ждала, что из какой-нибудь двери выпрыгнет Лизбэт, но мы добрались до именной лаборатории Альрика без приключений и толп разъяренных ревнивиц. Войдя первым, он включил свет, и помещение залил приятный рассеянный свет.
— Присаживайтесь, — кивнул в неизвестность Альрик и удалился за матовую перегородку.
Я потопала к кушетке. Не успела взобраться, как мужчина появился в белом халате, застегивая на ходу пуговицы.
— Однако, — сказал, увидев меня на возвышении. — Генрих Генрихович предупредил, что нам придется периодически встречаться в неурочное время?
— Да, что-то такое говорил, — проворочала я языком.
— Значит, вы устроились в архив, — не то спросил, не то сказал Альрик. — Для чего?
— Надо.
— По понедельникам, средам и пятницам после занятий будете приходить в лабораторию на осмотры. Отпечаток вашего пальца сохранился в памяти запирающего устройства. Если дела и дальше пойдут удачно, через месяц получу долгожданный грант на новые исследования.
— А? — я не сразу сообразила о смене темы разговора.
— Повторяю, — сказал мужчина гораздо громче, — каждый осмотр займет не более четверти часа. Неудобно, что не взял в соавторы Евстигневу и Стопятнадцатого, но последняя работа — целиком и полностью моя заслуга.
— Какая заслуга? — я по-прежнему не могла сориентироваться в перепадах темы разговора.
— Вы о чем? — в свою очередь, спросил Альрик.
— О соавторстве.
Альрик посмотрел на меня как на умалишенную, а потом медленно, я бы даже сказала, с легкой угрозой в голосе спросил:
— Кто вам сказал?
— Вы сейчас и сказали.
— Точнее. Повторите дословно.
— Дословно вряд ли... "Я не взял Царицу и декана в соавторы, потому что заслужил грант".
Альрик оперся руками о кушетку и буквально залез в мое лицо, заставив отклониться назад:
— Вы и это знаете, Эва Карловна? Откуда?
— От вас только что.
— Я не говорил, — бросил отрывисто Альрик и задумался.
-А-а, — махнула я рукой. — Это слуховые галлюцинации, побочный эффект типуна. Морковка предупреждала.
— Да-да, — пробормотал мужчина, — побочный эффект. И как долго длится? Наконец-то смогу завершить серию опытов по материальному переносу одноклеточных.
— Вот видите! — воскликнула я. — Опять!
— Что опять? — нахмурился профессор.
— Вы сказали про одноклеточных.
— Я не говорил, — Альрик принялся тереть рукой подбородок, рассматривая меня словно подопытное одноклеточное и раздумывая, куда бы материально перенести, чтобы никто и никогда не нашел. — И как часто соскакиваю с разговора?
— Через каждое второе предложение, — разоткровенничалась я.
— У кого-нибудь наблюдались такие же симптомы?
— Наблюдались.
— Когда началась вторичная реакция от типуна?
— После обеда, на семинаре у Ромашки...у Ромашевичевского. Потом я ходила в библиотеку и ни с кем не общалась.
— Значит, вы променяли лекцию по теории символистики на посиделки с бульварным романчиком? — заключил Альрик ледяным голосом. — На следующей неделе проведу эксперименты на живой материи и не поставлю в известность Евстигневу.
— Вот опять! — поспешила я увести разговор со скользкой темы о предпочтениях.
— Что опять? — решил не поддаваться на провокацию Альрик. — Не увиливайте от вопроса.
— Вы хотите провести экспел... эксперл... опыт с материей и не скажете о нем Евстигневе.
Альрик схватил меня за локоть и сказал с угрозой:
— Послушайте, милая девочка! Не знаю, каким образом вы проделываете ваши фокусы, но будьте уверены, узнаю правду.
— Альрик Герцевич, согласна! — закивала я с горячностью. — Режьте, пилите, ройтесь, но найдите. Уши изнемогли выслушивать разные "хочу то" или "мечтаю об этом".
— Значит, вы считаете, будто окружающие делятся своими желаниями и мечтами? — мужчина внезапно сделался бесстрастным. Прирожденный ученый! Прочь эмоции, когда открытие на носу. Я даже залюбовалась профессором.
— Ничего не считаю. Мне мерещится.
— Ну, да. Мерещится, — взъерошил волосы Альрик. Достав из ящика стола блокнот с пером, он начал записывать.
— Альрик Герцевич, а сложно создавать раритеты?
— Почему вы спрашиваете? — отозвался он настороженно. — Как только решите, что говорю что-нибудь отличное от темы разговора, немедленно сообщайте.
— Хорошо, — кивнула я. — Спрашиваю из любопытства.
