Я почесал затылок, прикидывая мощности — взрыв планетарных зарядов, попавший в резонанс "выхода", вполне даже так ничего себе, могло и получиться...
— И, на чем вы заряды туда отправили, осмелюсь спросить? — Ромм на глазах начинал закипать, готовясь устроить выволочку. — Живо отвечайте!
— Ну... Подходящий корпус был только один... — Пожала плечами Сти.
Если бы она в этот момент шмыгнула носом и шаркнула ножкой, я бы не сдержался, право слово.
— Мы взяли корпус бота! — Выскочил вперед Юра, словно прыгая в ледяную воду. — Запихали в него найденную установку переноса, обвязали зарядами да и оставили...
— Выкинули по пути! — Толкнула его в бок, поправляя, Сти.
— Ага.
Я схватился за голову, резко жалея, что отказался от столь многих, вкусных "плюшек", коими бы сейчас порол...
Вдох-выдох!
Не удивительно, что мне показалось, что места в ангаре многовато — я то, наивный, посчитал, что Юра разобрал бот под "отвертку", начисто!
— И это все? — Ромм положил мне руку на плечо, соболезнуя потере.
— Н-н-н-нет. — Вздохнула Сти и...
Спряталась за Юру!
— По расчетам, зарядов было все равно мало. — Юра храбро поднял глаза на меня. — Так что мы, энергетические стержни бота, тоже в дело пустили...
— Бегите. — Сказал Ромм, все так же придерживая меня за плечо, будто я мог что-то сделать двум этим... Снимальщикам проклятий!
Впрочем, нет, позвольте!
— Йари. — Обратился я к своей рабыне. — Они — твои.
Радостный смех и дикий вой смешались воедино.
Широко улыбаясь, сладко потянулся и зевнул.
Не зря, совсем не зря, единственное от чего я не смог отказаться, так это от клятвы, данной своей рабыне!
Пусть я не смогу высоко прыгать, завязывать голыми руками раскалённые сосиски звездных протуберанцев и жрать на завтрак маленьких девочек, зато у меня всегда будет самое секретное из всех секретных, самое яростное из всех непримиримых и самое любящее меня существо, моя Элементаль, моя Огневушка-Поскакушка, моя Рабыня, моя Йари!
И она — порвет за меня любого!
Мигнувший свет подтвердил мои мысли, а три вопля — один ликующий и два воющих в ужасе, словно бальзамом пролились на мое сердце.
— Ты это... Слишком круто не бери. — Попросил Ромм со вздохом. — Они ж как лучше хотели...
* * *
"...Мы можем ссориться, ругаться и кидаться на все, что движется.
Доставать соседей, оскорблять соседей, проходить мимо — с гордо задранным носом.
Никто не запрещает нам одевать вместо шапки — кастрюлю и ходит в шапочке из фольги.
Это наши свободы.
Но все они заканчиваются ровно в том месте, где начинаются свободы других.
Так ли это?
Свобода Гитлера грозила всем не-арийцам положением рабов.
Свобода СССР — "коммунизмом на всей планете".
Свобода Европы — правом на бездумие и безнаказанность.
Свобода США — демократией конкуренции и гонкой за прибылью.
Все четыре свободы, лишь обычный пример того, что "свобода соседа" тоже может быть — не верной.
Так же, как и твоя собственная!
Остановись!
Замри и оглянись, включи то, что дано тебе изначально, то, что делает тебя человеком, творцом и созидателем.
А потом закрой глаза и ответь себе на один вопрос: "Ты уверен, что хотел бы, чтобы в Этом мире жили Твои дети?"
Наш теперешний мир погряз в муштровке, военной форме и заумных формулах.
Из нас делают придатки к боевым машинам.
Нашим детям рассказывают красивые сказки.
Отнимают их у родителей, решивших жить иначе, вверивших свои души и тела — Богу!
Мы требуем, что бы Богопротивное правительство, отринувшее... "
Читавший вслух секретарь поперхнулся и побледнел.
— Достаточно. — Мил с улыбкой протянул руку за "Манифестом Веры" и довольно потянулся. — Как Вам, Женя? "Пробирает"?
— Начало — сильное... — Женя уселся на свое место, напротив президента Матушки. — А вот дальше — хамно пошло. Наши это есть и не будут — психика уже другая. Да и сравнивать есть с чем. Хотел бы я знать, кто автор этой... Фигни!
— Кто автор, кто автор... — Пробурчал себе под нос Мил. — Ну, я — автор! А это не для "Наших", писалось... Для "тех"... Заготовка, на случай если мы и вправду, опоздали.
— Мил... Писал бы ты и дальше... Детективы... — Юрьев удрученно махнул рукой, выражая все свое отношение к этому жанру. — У тебя это лучше получалось, право слово!
Спор "детективщика" и "реалиста" длился уже пару месяцев, вылившись в целую сетевую баталию, по всей информационной цепочке планеты.
Оба "анонима", вовсю развлекались, подтягивая все новые и новые аргументы, вербуя неофитов и расширяя свое ряды неожиданными заявлениями.
Пока побеждал "реалист" Юрьев, уже давно съевший не один десяток собак, вместе с будками, на подобных спорах.
Матушка гадала, кто эти два непримиримых антагониста, что так старательно "собачатся" на государственном сервере.
Поводом к войне стало приближающееся событие — коронация.
Умудрившись "впихнуть" всех священников на "шаг веры", Мил оказался перед фактом, что "помазания" — не будет.
Во-первых — некому.
А во-вторых...
Впрочем, хватало и первого затруднения.
Сообщество читающих "мысли первого лица государства" в свободном доступе, наморщило лбы, а затем, резко повеселев, припомнило Наполеона и тут-то все и началось!
Копья, пики, дротики, пищали и фузеи, пистолеты и автоматы, пулеметы и тяжелая артиллерия — издавали свое громкое "хрусь", переламываясь в чатах и комментариях к комментариям.
Уже через трое суток президент пожалел о собственном "крике души", но...
Аборт делать поздно!
Юрьев, прокомментировавший пост Мила первым, всего-навсего жаждал подколоть коллегу.
Подколол.
И обоим срочно пришлось менять логины и...
Жизнь закрутилась.
— Мне сказали, что Ты, в честь коронации, отпустишь 200 рыл "свято-верующих"? В "свободное плавание"?
— В полет, свободный. — Огрызнулся Мил, что-то чиркая в "Манифесте". — Закон для всех, один. Нажрались уже "депутутни", еще там! Лучше помоги вот с чем... Жанна говорила, что по "договору", на территории России не могут жить те, кто голосовал за наш вывоз?
Юрьев кивнул своей бородой и принялся остервенело ее чесать.
— Как думаешь, этот пункт — выполнили?
Юрьев покрутил пальцем у виска, давая понять, что именно он думает о мыслительных процессах президента.
— Ну, а если все-таки, выполнили? Кто тогда может оказаться на наших землях?
— Монголы? — Попытался представить себе ситуацию, Юрьев и прекратил чесать бороду.
Видимо — представил!
— Или — индейцы? Но, может быть и вообще красиво получится — Кубинцы!
Для молодого Жени, улетевшего с Земли в возрасте семи лет, названные нациигосударства ничего не представляли.
А вот оба президента, от смеха, враз пошли красными пятнами!
— Да-а-а... Вернулось монголо-татарское иго, подкрепленное индейскими жертвоприношениями на кубинских сигарах!
— Мил... А ведь... — Юрьев замер, стерев с лица смех. — Не смешно, даже. Ведь в городах остались люди. Говорящие по-русски. Думающие по-русски. Пишущие песни — на русском. Где-то в душе — русские, понимаешь? И бороду, эту... Сегодня же — сбрею!
— Знаешь, Романыч... Иди-ка ты, побрейся... "в душе-русские"... В церкви они — русские. На кухоньках — русские. А как выйти из машины, руку подать... Гон...ы они! Любой европеец, по сравнению с ними — Русский. Или Ты считаешь, что на "овец и козлищ" делили, монетку подкинув?
Мил встал из-за стола и вышел на балкончик, выходящий на берег недалекой речушки.
— Добрые мы слишком. — Сказал он, обращаясь к реке и жалея, что сорвался.
А еще — жалея, что нет на Матушке глобальных времен года.
Таких, чтобы сегодня дождь, а завтра, с утра, земля уже под белой перинкой дрыхнет.
И смех, и грех — снег только на полюсах, да на верхушках гор, что попирают своими вершинами прозрачно синие небеса, с белым пухом облаков.
"Стану императором... Или царем?" — Мил состроил самую милую из всех своих милых улыбок. — "Все-таки, императором — цари на земле русской какие-то мелкие были, и психически больные, и физически — не здоровые... Монаршьей волей истинного самодура, забабахаю-ка я лыжную олимпиаду! Точнее — зимнюю. И обязательно — с биатлоном! И парным катанием. А, может быть и бобслей, присобачу!"
Улыбка на устах президента из ехидной превратилась в мечтательную и добродушную.
"И хоккей — обязательно"! — При мысли о любимом виде спорта, Мил просто впал в транс, вспоминая виденные им, на своем веку, матчи.
— Да и овощ с ними, церковниками! — Прогрохотал из комнаты голос Юрьева. — Тут ведь другая проблема нарисовывается... Императрицу где будем брать?
Построенный призрачный замок зимних олимпийских игр с грохотом развалился, столкнувшись с тепловозом реальности.
Мил даже, грешным делом, прикинул расстояние от балкона до земли и по прямой — до речки, но получалось и высоко, и далеко. Если не сломает шею при прыжке, то просто перехватят скрытые патрули, охраняющие периметр.
За высокими деревьями, закатное светило окрасило пики дальних гор в рыжий и розовый, цвета. Где-то там, за этими деревьями, притаилась не высокая горушка, получившая название Кат-гора. Именно на ней и начинается "шаг веры" и прячется в ее сердцевине разумный кристалл по имени Павел, окруженный многочисленными защитами и бесконечными рядами кристаллов памяти — УИМ — Управляющий Искин Матушки.
Хорошее они тогда выбрали место для отдыха...
Есть теперь на Матушке и Байкал, и Чудское озеро. Нашлись и Иртыш, Амур и Лена, покатила свои неторопливые волны — Волга.
Есть названия, что русскому из сердца не выдернуть.
А вот Пяток так и остался Пятком.
Не прижились к нему ни Питер, ни Москва, как ни дергались оставшиеся демократы и москвичи с питерцами, как ни пылили в сети, а Пяток остался Пятком.
И, через пару-тройку месяцев, станет Пяток столицей новой империи. Дайте только "концертным" до Земли добраться.
После долгих споров, трений и терок, консультаций, рваний рубашек и выдераний волосьёв, приснилось Милу, что его коронацию надо показать на Земле и желательно — прямым эфиром.
Едва он заикнулся, в шутку, о увиденном, как настала тишина, а вытянуто-удивленные лица сидящих в зале, сказали лучше любых слов, что идея пошла в умы.
Какой-то умник, из присутствующих, выложил идею в сеть и Матушка, на долгих 19 минут подвисла, размышляя.
Вот так, мимоходом, и была назначена дата.
Жанна Дрозд, узнав постфактум, о том, что теперь им предстоит на самом деле, сгоряча едва не пришибла Мишта, принесшего ей свежевыжатый сок.
Фантазии у беременных, сами представляете, ого-го.
Так что сок лимона допивал сам Мишт, кривясь и зарекаясь держаться подальше от беременной невесты, в следующий раз.
— Нет, Женя. — Юрьев, судя по все возрастающему давлению на барабанные перепонки, уже изрядно "завелся". — Никаких больше посторонних "царевишен-короливишен"! Хватит, своих "цариц" и "принцесс" будем ростить! И из союзных брать тоже не будем — и те, и другие одеяло будут тянуть на себя. Только наши! Их, если что, и под суд можно будет отдать, и на принудработы определить, чтобы не "зазвездились"!
Мил, продолжая любоваться рекой, зацепился взглядом за странную несуразность — на другом берегу реки, прямо напротив балкона, тонкие ручейки празднично одетого народа, превратились огромную толпу, живущую своей, непонятной отсюда, жизнью.
Стартующую ракету, президент Матушки встретил со вздохом облегчения: "вот и отмучился"!
И взвыл от разочарования, когда та, задрав нос к небесам, рассыпалась яркими искрами, складываясь в причудливый рисунок.
Народ, проводив ракету взглядами, укоризненно покачал головами и пренебрежительно махнул рукой, мол, и не такое видали!
Толпу людей разбавили друиды, и следующая ракета рассыпалась уже вполне узнаваемым рисунком — друид с "яблоком" в руках.
Ракеты взлетали по одной, каждые шесть, семь минут, давая народу вволю полюбоваться, высказаться и замереть в ожидании следующего чуда.
На поляне, уже давно смешались все подряд: и люди, и нашанны, даже Ходун. Друиды оккупировали центр поляны, откуда и взлетали ракеты, оставляя свои дымные хвосты. Разноцветные, дымные хвосты.
— Павел... — Тихонько позвал УИМ, президент. — Это что за праздник?
— Нравится? — Вопросом на вопрос ответил Павел. — Это, к твоей коронации, конкурс на самую лучшую огневую потеху.
— Ага. Фейерверк. — Перевел себе самому, Мил. — Паша... Я понимаю, что ты — гражданин Матушки и стремишься быть им в полной мере... Но, проще сказать — "Фейерверк", чем растягивать все на два слова.
— Школишь? — На балкончик выбрался Юрьев с двумя бокалами выпивки. — На, пей и меня внимательно слушай!
— Жениться не буду. — Сразу отрезал Мил, делая глоток и морщась. — А попытаетесь подпоить... Приму "сухой закон"!
— И станешь первым в истории "сухим" императором! — Юрьев улыбнулся, любуясь летящей ракетой. — Если выживешь, конечно.
— Хы. Президентом — приму, императором — отменю! — Мил одним глотком допил коньяк. — Такой вариант устраивает?
— Устраивает. Но лучше бы ты нашел себе жену. — Продолжал упрямо гнуть свою линию, Юрьев.
— Зануда. Теперь я понимаю, почему от тебя супруга на другой конец Галактики усвистала!
Вот и очередная "дежурная шутка" родилась.
Управление государством — дело серьезное. Настолько серьезное, что без поллитры не разберешься, а когда разберешься, то и литра хватать не будет!
Это шутка, но в каждой шутке, сами знаете, сколько правды спрятано.
Секретарь Женя рассматривал обоих, не совсем трезвых, президентов и терялся в догадках: он вот уже шестой раз выкладывает видео, где поведение президента "всея планета" несколько, хм, отличается от общепринятого, но каждый раз, вместо бури народного негодования получает лишь восхищенные посты и репосты, добавляющие президенту Милу странной популярности.
Может быть, не права была его дражайшая матушка, считающая, что ее супруга "за просто так отправили на острова"?
Да и дело Женя изучил от корки до корки и склонялся к тому, что суд совсем не зря отправил его папеньку валить лес, саперными лопатками.
И уж точно не президент виноват, что папеньку съели при побеге, захватив с собой в виде консервов, на борт самодельного плота, матерые зк. Тем более, что кроме как на "консервы" папенька и не годился, ибо был ленив, по демократичному глуп и из прошлой жизни вынес только одну истину — ему все должны.
Плот нашли только через четыре месяца, когда его прибило к берегу ветром и течением, со сломанными веслами и обломком мачты. Жаркое светило провялило, а обрывки паруса накрыли останки беглецов, сохраняя их для экспертов.
Плот срубили зк на славу, а вот с курсом вышла промашка на целых девять градусов. А единственный, кто бы смог ее заметить, в вечер побега умудрился стукнуть себе по ноге топором и оказаться в санчасти.
И выйти по амнистии, ровно через три недели, когда доедали на борту плота, "консерву".