— Эм... — оценил признание Вайнот.
— Он симпатичный, — пояснила арестантка. — А ещё у него крылышки.
— Крылышки? — полисмен усмехнулся и снисходительно посмотрел на Ливэна. Тот ответил полным недоумения взглядом. — Что-то он не похож ни на крылана, ни на перьерукого. Может, ты летяга?
— С-ссомневаюсь, — выдавил бедняга. — Конечно, мамину линию я не очень знаю, но... но... вряд ли.
— Да вы не поняли, не такие крылышки, — улыбнулась их удивлению Дуня, не замечая, как флейтист мотает головой — мол, не надо, не говори. Молчи! — Они у него маленькие. Вот такие...
Девушка подняла сцепленные "магнитными" наручниками руки, вывернула ладони в стороны и взмахнула — словно бабочка полетела. Ливэн со вздохом уронил голову — только тогда странница догадалась, что её пытались остановить. Что же она такое натворила? Неужели это не просто татуировка, а наколка или тавро, по которому опознают преступника?
Что же теперь будет? Их убьют на месте? Вызовут вельфов? А ведь была надежда избежать с ними встречи — молодой Тэн, как и все в помещении, чересчур увлёкся допросом человечки и музыканта и позабыл о талмуде, который изучал по приказу начальства.
Дуня в испуге спрятала лицо в руках... Однако ужасные опасения девушки не оправдались: вместо того чтобы выхватить оружие и кликнуть охрану, главный дознаватель округа Саженцев господин Вайнот молнией слетел со стула и грохнулся на колени, лбом упёрся в пол. Так же, слаженно и не отставая ни на секунду, в помещении скрючились буквально все: и полисмены, и преступники, и свидетели. Даже секретарша — или уж кем была молоденькая девица с подносом в руках. Дуня ошарашено повернулась к Ливэну. Тот криво улыбнулся.
— А теперь хватаем вещи и сматываемся! — сквозь зубы процедил он и, не дожидаясь реакции, подцепил рюкзачок — не самое простое занятие, когда руки склеены от запястий до локтей (его браслеты оказались существенно длиннее) — да сиганул к выходу. Девушка, довольно-таки быстро сообразив, что что-то тут не так, последовала наглядному примеру. — Ну, спасибо тебе, Лауретта.
— Не за что, — попыталась улыбнуться Дуня, но все силы и внимание уходили на борьбу с сумкой и юбкой: одна так и норовила выскользнуть на мостовую, другая — уронить туда же хозяйку.
— Вот именно! Не за что! — рявкнул Ливэн. Он даже притормозил в ярости. — Теперь меня будут разыскивать ещё и за мошенничество!
— А ты разве не мошенник?
— Нет!!! И никогда не был!!! — видимо, злость придала ему силы: юноша резко раздвинул руки и застыл в позе готовящегося к удару каратиста. — Надень на меня рюкзак. И свою дурацкую сумку тоже. Живо!!!
Дуня подчинилась. Не подчиниться среброглазому чудовищу она не смогла. Дрожащими руками странница навьючила вещи на Ливэна, неуклюже задела своим браслетом его — половинки разных наручников слепились, зато вторые их части с тихим звоном упали к ногам.
— Чудесно! — выдохнул парень и рванул с места в карьер. Только опыт пробежек за летающим бревном и знакомство с длинноногим Тацу помогло не уткнуться носом в уличные камни, да и к темпу юноши удалось приноровиться без потерь в одежде.
Куда бы ни держал путь Ливэн, вышел он к приснопамятному фонтану-вазочке, на бортик которого устало присел. Дуня, вынужденная во всём и всюду следовать за юношей, пристроилась рядом. Она никак не могла отдышаться. В боку кололо — стоило бы походить туда-сюда, но у собачки на привязи не было такой привилегии. Хотелось умыться — солёная корочка стянула кожу на щеках, ресницы слиплись, в уголках глаз скопилась какая-то гадость. Ревела Дуня недолго — нестись во весь опор и рыдать в голос одновременно без навыка и тренировки нелегко, — а теперь пожинала плоды своей плаксивости. Общественный фонтан сегодня не привлекал.
— Извини.
— Что? — от неожиданности девушка едва не рухнула в воду, к счастью, Ливэн вновь оказался сильным, удержал обоих от незапланированного купания.
— Я не хотел на тебя кричать — страшно мне стало. И... я не понял, что ты не отсюда, даже не из резерваций. Идиот, — он вытащил из кармана относительно белый платок и протянул его "напарнице". — Не бойся, он чистый — я им флейту протираю.
Дуня с благодарностью приняла салфетку.
— Понимаешь, мне будет сложно доказать, что я не мошенник. Я не умею летать.
— А зачем тебе вообще что-то доказывать? — странница шмыгнула носом и несмело улыбнулась.
— В любом другом случае — незачем. В этом... — юноша поджал губы, размышляя о чём-то своём. — В этом — жизненная необходимость. Я не хочу умирать. Тем более так.
— Если твоя родня здесь правит, разве...
— Они не правят, — перебил Ливэн. — Могли бы. Им есть, что предложить. Им точно есть, что сделать. Им подчинятся без разговоров — ты видела. Они власть. Признанная, желанная. Та, которую нет нужды призывать, но к которой можно обратиться. Мою, как ты выразилась, родню легко встретить... но к ней никто не пойдёт, чтобы спросить — не мошенник ли это и как его наказать. Собственно, к чему кого-то спрашивать — им не понять, что я просто-напросто уродец. Родня узнает. Да. Быстро, но поздно. Ничего хорошего из этого не выйдет. А ещё я буду мёртв. И ты будешь мертва — вообще ни за что.
Кажется, его глаза блестели от слёз.
— Это потому, что ты полукровка?
— Ты о чём?
— Ты не умеешь летать, потому что твоя мать человек?
— Нет, что ты. Будь оно так, мама ни за что бы не позволила отцу поцеловать себя. Хотя нет, — он повеселел. — Не могу себе такого представить! Ну уж замуж за него она не пошла бы — убежала бы, чтобы вырастить из меня человека. — Ливэн снова погрустнел. — Мне не повезло. Бывает. Лекари утверждают, что это излечимо. В перспективе. Я им не очень верю — четыре года без изменений разубедят кого угодно.
— Мне... — Дуня не знала, что сказать. — Мне жаль.
— Да ладно, — отмахнулся юноша. — Не о чем тут жалеть. Во-первых, ты не виновата. Во-вторых, я ещё не успел оценить то, что потерял — не дорос до неба. А, в-третьих, как говорит отец, надо радоваться тому, что есть. Я, по крайней мере, умею то, что мама — и это уже немало. А ведь мог, например, не ходить.
— И то верно, — согласилась девушка. — Ой.
Ливэн проследил напряжённый взгляд.
— Ой-ой-ой, — его оценка была точнее.
Как и ко всякой более-менее уважаемой площади, к пятачку с фонтаном — или от него, это уж как посмотреть — вело несколько улиц. А именно — четыре. Их запрудила пёстро окрашенная толпа. Правда, в трёх направлениях явно наблюдался цветовой лидер. На тех улочках, которые на самом деле объединялись в петлю-ерик от одного из центральных проспектов города, преобладал чёрный справа и тёмно-синий слева. Догадаться, кто это, труда не составило. Как и о том, кого эта компания искала. К счастью, ни полисмены, ни вельфы беглецов не видели. Пока.
— Вот это скорость. Нет бы форы дать...
— Мы сами виноваты, — напомнила странница. — Нам стоило спрятаться.
— Спрятаться, говоришь? — юноша потёр подбородок рукой, той самой, к которой прилепилась Дунина. Пальцы мягко скользнули по пушку намечающейся бородки и укололись о щетину. Забавно, Дуня не знала, что так бывает. — А почему бы и нет? — Ливэн повернулся к третьей, однотонной улице. Там блистал на солнце белый. — Главный дознаватель округа Саженцев всё равно хотел отправить нас под венец.
— Но мы же... — девушка попыталась объяснить, что в своей одежде они будут выглядеть, как известно какой сюрприз на новогоднем празднике, но парень уже вскочил, и через несколько шагов пара врезалась в сияющее шествие.
— О! Молодожёны! — толпа встретила их радостными криками. — К свадебной ворожее их!
"Эть", — подумала странница и почесала лоб. Заодно сама себе поставила синяк рукой флейтиста.
Их подхватили, закружили и радостно понесли по многолюдным улицам, словно ручеёк кораблик-щепку в весёлую весеннюю капель, разве что с одним отличием: смеющиеся, танцующие и распевающие частушки существа вели Ливэна и Дуню вверх, когда детскому судёнышку одна дорога — вниз. По сторонам мелькали увешанные флажками, фонариками и лентами каменные строения, сначала высокие, затем — двух— и одноэтажные, а после и вовсе сменившиеся тонкими деревцами, саженцами, как тот, под которым странница грызла горчичные сухари. Потом саженцы окрепли, стали толще и выше. Будущие дома? Что-то вроде подлеска того удивительного гиганта, центра города?
— Молодожёны! Молодожёны! К Древу! К Древу! — скандировала толпа. — К ворожее! К ворожее!
Трубили трубы, свистели свистелки, барабанили барабаны. В какой-то момент несчастный Ливэн, для слуха которого эта какофония наверняка была невыносимой, устал морщиться и деланно улыбаться, смирился, расслабился — и вдруг заулыбался по-настоящему. Запел вместе со всеми. А затем все пели вместе с ним. Его голос — голос не мальчишки и не подростка — пленял.
— Только без революционных гимнов, пожалуйста, — осторожно попросила Дуня. Юноша уловил её шёпот и, расхохотавшись, чмокнул в щёку. Девушка вновь зарделась.
— Разве мы не юны? — подмигнул флейтист. — Разве не бесстрашны? Разве не мы будем жить вечно? Разве не нам принадлежит весь мир?
Угу, "Gaudeamus igitur(4)"? Или, быть может, "Here we are. Born to be kings(5)"? Ему очень подходит. И, вероятно, он прав, ведь им сейчас не выбраться из этой толпы, да и незачем — на виду у всех, в центре внимания они были надёжно защищены от преследователей. Так, почему же не наслаждаться жизнью? Хотя бы на зло охотникам... Нет, Дуня не сможет, ей так же грустно, как вчера... но солдат спит, когда есть возможность, а молодость веселится, когда пожелает. Губы сами растянулись в улыбке, пусть не бесшабашной, как у Ливэна, а удивлённой — себе, "муженьку", этому городу, этому миру. Всем! Но улыбке. Дуня же сама неоднократно говорила: сейчас — это сейчас, а потом... Девушка позволила празднику завлечь себя.
Под грохот петард, шипение бенгальских огней и визг шутих, под дождём из лепестков, конфетти и белого зерна (странница не успела разглядеть — рис это или перловка) их вытолкнули на очередную площадь, пред очи — Дуня обмерла — вельфа. Одно удержало девушку от того, чтобы с воплем вцепиться в Ливэна: этот "волк" явно был постарше обыскивавших гостиничный номер — весь в морщинах, с роскошной гривой седых волос, чуть ссутулившийся.
— Ворожея! У нашего отряда теперь тоже есть молодожёны!
— Конкурс такой, — успокоил "напарницу" флейтист. — Кажется.
Это он зря. Впрочем, разглядев вельфа, девушка никак не могла понять, чего же испугалась. Кого тут бояться? Старичка несколько звериной наружности, зато увешанного с ног до головы цветочными гирляндами, с посохом-веником и поясом из соломенных куколок в лоскутках?
— Он мужчина? — тихо-тихо уточнила Дуня.
— Да.
— А почему он — ворожея?
— Полагаю, это должность...
— Молодожёны? — перебил Ливэна вельф. Он нацепил на нос круглые очки и стал очень похож на волка, что встретил Красную шапочку, лёжа в бабушкиной постели. Забавно. Только вновь настраивает на тревожный лад. — Они же несовершеннолетние!
— А мы с дозволения, благословения и под попечительством главного дознавателя округа Саженцев господина Вайнота, — мигом отбрехался флейтист.
— О, точно, — хмыкнул старичок. — Управление предупреждало. Ли Змейка и Лауретта Лесная?
Парочка закивала.
— Но это никуда не годится!
— Почему? — охнул кто-то из сопровождающих.
— Да посмотрите на них! — свадебная ворожея ткнул в "молодожёнов" черенком метлы. — Одеты в тряпки, не убраны, не причёсаны. Девице надо умыться. Мальцу, даром что малец, побриться. И положенных венков нет! Кошмар!
— И что же нам делать? Других искать? — расстроился странный отряд.
— Конечно нет, — фыркнул вельф. — Сейчас всё исправим!
Он махнул веником, между прочим, с пушистыми комочками цветов, как у вербы, в сторону оженённой пары — и Дуня почувствовала неладное. Она хотела убежать, но замерла в страхе. Кого тут бояться? А, может, всё-таки — чего? Волосы зажили своей жизнью, с лица что-то посыпалось. Почему-то в голове гудело мантрой "Только бы не нос, только бы не нос!" Ну да, как же она без носа-то? Платье и обувь поплыли, потекли... и всё резко прекратилось. На Дуне вместо формы Утки красовался шёлковый халат, алый, в чёрно-белых завитушках, с рукавами до локтя, чтобы был виден браслет, на тряпичных пуговицах от самого подбородка до земли, до... Вместо удобных ботинок ноги стянули какие-то кожаные носки на шнурках. Куда? Зачем? Девушка в возмущении повернулась почему-то не к расшалившемуся деду, а к Ливэну. Тот, облачённых в парный голубой халат с сине-золотым узором, приоткрыв рот, взирал на Дуню, из порыжевшего на ярком солнце ёжика волос проклюнулись цветочки. Знакомые такие цветочки. Странница с ужасом посмотрела на плечи. Так и есть — две косы. Выходит, пожелезников и ориентировки ещё не было... но скоро будут!
— Лауретта, а ты знаешь, я совсем не против семейной жизни, — восторженно выдохнул Ливэн и буквально влепился в губы Дуне. У неё дежа вю?
— Танец! Танец! — потребовала толпа.
— Я не умею, — пролепетала девушка. А если б умела, как танцевать, как пошевелиться вообще, когда ноги не держат и хочется лишь одного — чтобы этот парень никогда не отпускал?
— Зато я умею.
Грянула весёлая музыка — и юноша закружил странницу в самом удивительном танце. Сумасшедшем, бесконечном. Сцепленные "магнитными" наручниками руки не мешали, а наоборот помогали, даже заставляли двигаться исключительно правильно... или так, как пожелает Ливэн. И, видимо, это было достойное зрелище. По крайней мере, никто не улюлюкал.
— Приготовься! — не расставаясь с благостным выражением на лице, прошипел флейтист.
— Что?
— Ворожея — вельф. Официальный волшебник. Он нас сдаст. И боюсь, не Управлению, а комиссариату.
— Вещи! — разом протрезвела Дуня.
— Естественно!
Вернувшись к сумке и рюкзачку (те не подверглись изменению, так как Ливэн умудрился уронить их на мостовую до начала действия чар), пара закинула на плечи каждый своё имущество и с диким воплем ринулась на "волка". Тот, не ожидавший от интересующихся только друг другом молодожёнов явно неуместной прыти, отскочил в сторону, чем освободил путь. Они вновь удрали.
— Скажи, — лёгкие горели, сердце, отталкиваясь от позвоночника, долбилось в рёбра, в сухом горле вертелись острые шестерёнки. Колени дрожали, а ступни сквозь тоненькие подошвы "носочков" чувствовали каждую соломинку, лепесток розы, бумажный кругляш, хлебную крошку или песчаную крупинку. Теперь-то Дуня понимала всё отчаянье Принцессы на горошине! Такой булыжник да в кровать подложить — садисты! — Ливэн...
— Не Ливэн!
— Ну, Змейка... но тебе же не идёт!
— Уже понял, — проворчал юноша. — Но ты так искажаешь имя, что уж лучше Лизмейка!
— А как правильно? — удивилась девушка.
— Ливень.
— Красиво... — хотелось стечь некрупной лужицей на мостовую, но сей прелестной метаморфозе препятствовал "супруг": он, забравшись на тумбу с изваянием слона и держась для равновесия за единственный бивень, изучал окрестности на предмет наличия погони. Или чересчур быстро движущейся однотонной процессии. — Скажи, нас теперь и мирные жители ищут?
