Радостно взвизгнув, Малка пролетела на свою сторону, прямо в теплые объятия испуганной охраны, едва не насадившей девчонку на острия своих ковыряльников. Я успел сделать только шаг в сторону колонн, опасаясь за фэйри, но... Не успел — "врата" в чудесный мир фэйри и фэйров захлопнулся, закрылся, лопнул, словно мыльный пузырь.
— С ней все в порядке...? — Торнтон уставился на меня, словно я мог ответить на его вопрос.
— Она уже дома. — Анна мужественно вышла из-за моей спины и поправила сбившийся на бок, капюшон, пытаясь унять дрожь в тонких пальцах. — Она уже дома. А нам еще идти надо, правда, Ситаль?
— Верно.
"Посидев на дорожку", провел свою команду до стены и остолбенел — за мое отсутствие, Керрам-Дракон, не придумал ничего более умного, чем сунуть свою любопытную голову в серебристое, зыбкое марево входного зеркала.
Первой засмеялась Анна, чуть истерично, видимо сбрасывая весь свой испуг и напряжение.
Торнтон, сперва похмыкал, а потом, утерев выступившие на глазах слезы, сел на заросший сорной травой огрызок дорожки и отдался на волю эмоций.
С трудом удерживаясь от идиотского желания дать дракону пинка под хвост и заорать что-нибудь матерное, дождался, когда все успокоятся и вытрут слезы, сопли и слюни.
Для сохранения собственного нервного здоровья, пару раз ущипнул себя за внешнюю часть кисти, левой руки и, подойдя к дракону, все-таки не удержался, и слегка пнул его в черную, чешуйчатую, ляжку.
Как говорится, и моральное удовлетворение получил, и физических повреждений не получил.
Добравшись, по хвосту и хребту, до самой шеи, на которой крепилась дурная голова, коснулся серебристой субстанции, совершенно не представляя, что мне делать дальше. Учитывая размеры "входного отверстия", высунуть голову на свободу, дракону мешали его рога, топорщащиеся чуть вверх. Залезть "внутрь", совсем, Дракону мешало его туловище.
"Хорошо живет на свете
Винни-пух!
У него жена и дети—
Он лопух!
Если дети обосрутся — не беда!
Винни-Пух стирать умеет,
Да! Да! Да!"
Обычно, эта незатейливая песенка мне сильно помогала, но в этот раз, даже ее магической силы было маловато.
Но, аналогию, песенка передала очень точно. Жаль только, что Дракон — совершенно точно — не Винни-Пух, а значит, до пятницы не похудеет.
И, раз медвежонок не похудеет, тогда либо надо сужать ему голову, либо... Расширять "вход".
Особо не задумываясь, достал "Дикошарика" и ткнул его в серебро, надеясь на русский Авось.
Позади меня, вскрикнула Анна и, мне в спину ткнулась легкая девичья фигурка, отправляя прямиком в долгий путь.
Добрые пять секунд я скользил по жесткой драконьей шкуре, катая на спине сбившую меня с ног, эльфийку. Потом был, кажется, левый драконий рог, в который я вписался лбом, до ярких звездочек, потом мимо меня промелькнул печальный, полный усталости и боли, огненно-оранжевый глаз, кажется, с капелькой слезы, в уголке, потом серебристый путь взял свое и дальше я летел в одиночестве, видя перед собой мерцающую рукоять "Дикошарика", до которой совсем не мог дотянуться, сколько бы не извивался, как червяк. Позади тоже все было совсем не гладко: чей-то мерзкий, скрипучий голос, тянул на одной ноте проклятую первую букву русского алфавита, не желая затыкаться.
Ко всем неприятностям, свалившимся на меня, я совершенно не чувствовал на плече ремня от "Сумки...", со всеми своими запасами и накоплениями. Пока летел, меня трижды успел съесть мой хомяк и четырежды — удавить жаба. Сумки это не вернуло, зато вдруг стало настолько все равно, что я закрыл глаза и, старательно проговаривая каждую букву, послал все, в дальнее, пешее путешествие сперва с эротическим, потом порнографическим, а после и вовсе садистким, уклоном.
Полегчало.
Пусть не на долго, но отпустили и жаба с хомяком, да и голос, позади, тоже заткнулся.
Судорожно пытаясь вспомнить свое прошлое путешествие по этой дороге, почесал затылок и сбросил скорость, зависнув в серебристой пустоте. "Дикошарик" словно этого и ждал — меч сделал резкий рывок и исчез с глаз моих, намекая, что жаба и хомяк только что получили новую порцию пищи.
Висеть в пустоте, "вниз головой", показалось мне совсем не смешным. Припомнив все, что читал о невесомости, начал экспериментировать.
Ничего из прочитанного, для моего теперешнего состояния, не пригодилось.
Пришлось перейти от упражнений физических, к упражнениям мыслительным.
Для начала, я нафантазировал себе стул. Обычный стул, на четырех ножках, даже без спинки.
Обломался.
Потом был венский стул, с дырявым сиденьем и витыми ногами.
Очень мне удались дырки от сиденья...
Рассердившись на свое воображение, представил старое, доброе, студийное кресло, в котором, добрых энцать лет, сидел, помогая монтажеру в его тяжелой и неблагодарной, работе.
Откинувшись на вытертую спинку кресла, из кожи старого дермантина, сделал первый вдох, за все время своего бесконечного падения.
Кресло получилось "то самое" — проведя рукой по нижней части, нащупал злополучный гвоздь, который, сколько мы все не бились, так и продолжал покидать свое насиженное место, словно жаждая выйти, прогуляться, мир посмотреть, себя показать...
"Надо будет сюда шуруп вкрутить!" — Я отдернул руку и рассмеялся — именно эта самая мысль и возникала у меня, каждый раз, когда я в этом кресле оказывался.
Нет. Мое нынешнее состояние никак не походило на полет по этой дороге, на спине Сайлег, когда мы удирали от мант. Тогда все было смутно, ярко и звездно. Тогда была Звездная Арфа. А сейчас — кладбищенское молчание. И серебристое мерцание, уже начинающее порядком мне досаждать.
Пришлось развеять кресло и вновь кувыркнуться вниз головой, надеясь, что мой полет будет, все-таки, конечным. Не хотелось бы застрять в этом "не пойми где", навсегда.
"Навсегда" — это слишком долго...
А я... Я, все-таки, хочу свой ресторан!
Дикий вопль, за моей спиной, вновь начал набирать обороты, настигая, придавливая к стенкам "Дороги" своей неповторимой массой, силой, глубиной...
К счастью для меня, первым меня настиг мой собственный вещмешок, едва не пролетев мимо и не потерявшись вовсе. Потом я догнал "Дикошарика" и, ругаясь, сунул меч в "Сумку...". Ругался я не от долсады или злобы — ругался я от восхищения самим собой — и сумку поймал, и до меча дотянулся! Осталось понять, кто там так монотонно орет и дать ему по рогам, чтобы, наконец, заткнулся.
Потом в голову пришло, что орать может кто угодно, и, очень даже может быть, по рогам дадут мне!
Шмыгнув носом, вытащил револьвер и засунул его во внутренний карман плаща, пришитый эльфийкой, по моей просьбе. Правда, я искренне верил, что держать в нем буду исключительно вещи первой необходимости... Но, кто сказал, что в Диком мире — револьвер вещь Не первой необходимости?!
Пока изгалялся над логическими и семантическими цепочками, оказался снова сидящим в кресле.
Только...
Вот этот раз кресло было совершенно обычное, плетеное. Перед ним стоял квадратный журнальный столик, а за ним, в кресле-близнеце моего, сидела молодая женщина, задумчиво играющая стоящей на блюдечке, чашкой.
Я чуть челюсть не потерял, от удивления.
— Здравствуйте. — Вежливость, вежливость и еще раз — вежливость! Первое правило при общении с красивыми женщинами, в руках которых чашка с кипятком.
— Призраки приходят и уходят... — Женщина отставила блюдечко с чашкой на журнальный столик и улыбнулась. Красиво улыбнулась, честное слово! У меня на сердце стало даже легче, от такой светлой улыбки. — Кто ты, Призрак? Мы были знакомы?
Пришлось помотать головой — этой женщины я точно не встречал. А, если бы встречал — точно бы не забыл.
— Тоже пусто, скучно и одиноко, Призрак? — Женщина помассировала двумя пальцами переносицу и достала из воздуха серо-дымчатые очки-хамелеоны. — Дай я на тебя посмотрю...
— Меня зовут Ситаль. — Только я смог прокаркать я, внезапно осипшим голосом.
Через мгновение, через очки на меня уставились серые глазищи, и я почувствовал себя точно не в своей тарелке. Неведомая моя собеседница рассматривала меня так бесцеремонно, что хотелось обидеться, прикрыть ладошками причинное место, а то и просто — наговорить гадостей.
Не успел.
И, думаю, хорошо, что не успел.
Женщина, подняла очки на голову, придавив ими, на манер ободка, свои обесцвеченные волосы, с уже черными корнями.
— Вот так так... Живой... — Она выглядела... Здоровски она выглядела. Удивленная. Чуточку возбужденная. Сбитая с толку и... Осветившаяся изнутри, словно кто-то включил странный фонарик, спрятав его в красивой женщине. — Живой... Ты — вправду — живой?
— Вправду — живой. — Я дотянулся до своей чашки с чаем, сделал глоток настоящего чая и растаял совершенно. — Звезды всемогущие, какой-же я живой-то!
Женщина, к моему удивлению, расстегнула воротник-стойку своей черной, с крупными цветками чайной розы по рукавам, блузки и схватилась за кулончик, висящий на тройной, золотой, цепочке.
— Если ты — живой... Значит... — Женщина заплакала. — Все еще не кончилось!
Учитывая, что я понятия не имел, о чем идет речь... То, поступил по завету великого "Винни-Пуха", пожав в ответ плечами.
— Это хорошо, что ты — живой! — Женщина, порывисто, встала с кресла. — Тогда, чего ты ждешь? Иди! У тебя так много дел!
Я, тоже, вскочил с кресла и...
Покатился кубарем, по темно-синей траве, собирая своими боками все камни, камушки и неровности почвы.
Было и обидно, и... Смешно
Только я успел встать на ноги, как из пустоты вывалилась Анька, красиво и изящно прокувыркалась по травке, гася "посадочную скорость" и отпрыгнула в сторону, освобождая ВПП для нового "приземляльца".
Торнтон, в отличии от девушки, погасил скорость совсем тривиальным способом — прокатился на пузе, пропахав носом и набрав в рот травы.
Но тоже, постарался изобразить из себя колобка, откатываясь в сторону.
Сообразив, что я, один-единственный, так и продолжаю стоять на пути у незнам чего, решил, что это неправильно и эту ошибку надо исправить. И, как можно, скорее!
К моменту "вылета на посадочное поле" Дракона, мы уже стояли в безопасном отдалении. Я — потирая ушибы, Торнтон — отплевываясь от травы, попавшей в рот, а Анна... Анна, отряхнувшись, повернулась ко мне, уперла руки в боки и...
— Никогда! Никогда-Никогда! Не называй меня Анькой! Даже мысленно! Даже если я сплю! Ненавижу, когда меня так называют!
Пообещать разъяренной девушке, что раз не хочет, то и не буду называть ее Анькой, я не успел.
С хорошо знакомым воем-криком, на поляну свалился дракон, всей своей массой взрывая почву на полметра, а то и целый метр, в глубину.
К нашему счастью, крылья Керрам держал плотно прижатыми к корпусу, голову держал на отлете, старательно задирая ее над землей, а лапами... Лапами, эта чертова ящерица не делала ничего, изображая из себя драккар викингов, тащимый по песку инерцией.
Затормозил Дракон очень быстро. Так быстро, что хвост так и терялся в пустоте, оставшись на "дороге". Или, правильнее будет "в дороге"?!
Сообразив, что посадка окончена, Керрам "выпустил шасси", выдернул на свободу хвост, звучно щелкнув им слева-направо, по собственным бокам и, наконец-то, открыл глаза.
— Мы уже в Городе? — Осведомился этот переросток крокодила и стрекозы, оглушив нас своим громовым голосом, словно и не орал всю дорогу, как резанный. — У нас все получилось?
— Ты на высоте, вот и скажи нам, мы в Городе?! — Эльфийка, впервые на моей памяти, наконец-то, повела себя как подросток: подхватила с земли солидный ком и отправила его в полет к голове дракона. — Чертова ящерица, ты зачем голову туда засунул?! Тебе мозги лишние, на жопу давят? Приключений захотелось?!
Обстреливаемый землей, Керрам лишь попытался состроить покаянную морду, для полноты картины не хватало только, чтобы он хвостиком повилял...
— Вас так долго не было... — Угольно-черный дракон, поняв, что комья земли больше не щекочат ему шею и пузо, рискнул открыть один глаз и посмотреть в нашу сторону. — Вот я и решился на эксперимент — проверить, что нас ждет на выходе! А вдруг, здесь бы ловушка была?
— И, как результат? — Заинтересовался я, от всего своего, большого сердца. — Увидел чего?
— Ну... Сперва темновасто было, конечно... — Керрам опустил голову ниже, понимая, что Анна выдохлась, а я... Я угрозы не представляю. — Потом, я туда плюн... Подсветил...
— Зашибись... — Анна подошла ко мне ближе и спрятала лицо в отвороте моего плаща. — Ситаль... Можно я его убью?
— Плащ — грязный, — попытался я вразумить, на самом деле жутко испуганную девчонку, как бы она не храбрилась. — А Керрам нам еще нужен. Ну, там, из-за забора лаять, на охоту летать...
— Обещаю, что буду твой плащ каждый день стирать, и на охоту пешком ходить вместе с тобой, и из-за забора — сама, хоть каждую ночь, гавкать буду... — Анна подняла на меня злые глаза, в которых не было ни слезинки. — Только, дай мне его стукнуть, ну, пожалуйста.
— Только — не до смерти. — Разрешил я, понимая, что каждый спускает пар по-своему.
— Тогда — плащ раз в неделю, а гавкать я не буду совсем! — Анна дождалась моего кивка, повернулась к дракону, вытянула в его сторону левую руку и произнесла одно-единственное, слово:
— Кушнирок!
И, чертова ящерица уменьшилась до размера бульдозера!
Каюсь. Руку я удержать не успел.
Анькин визг, заставил нас всех сделать шаг назад, но я был доволен — эльфийка точно знала, что у дракона проблемы с уменьшением и помалкивала, что у нее есть такое офигитительное средство, как этот самый "кушнирок"! — так что хлопок по пятой точке, получила совершенно за дело.
— Не смей, называть меня Анькой!
— Прекрати кричать на Ситаля!
— А-а-а-а...
— Молчать, ящерица!
— Э-э-э-э-э! — В отличии от препирающегося "молодняка", мне хватило ума развернуться и посмотреть в сторону, куда тыкала лапа уменьшившегося дракона.
За нашими спинами, словно на старой фотобумаге, проявлялось изображение.
Перекресток дорог...
А рядом...
Постоялый двор "Чужбинушка"!
"Кажется, кому-то стало очень сильно везти..." — Я громко хлопнул в ладоши, привлекая к себе внимание наших великовозрастных детишек. — "И этим надо пользоваться!"
Подойдя ближе к постоялому двору, чуть не завыл от обиды и разочарования — от всего заведения уцелело две стены и входная дверь. Все остальное — не пережило времени и было добито "Зимой".
Обойдя постройку по периметру, тяжело вздохнул еще раз.
Время — штука безжалостная и чувство юмора у нее ничуть не больше, чем у остановившегося будильника, который ты забыл завести с вечера.
Развалины былого богатства.
Если и было нечто чудесное, то теперь его здесь нет.
Пройдя по обломкам битого камня, попытался открыть дверь, чтобы не обходить развалины во второй раз.
Ничего не получилось — дверь, видимо, плотно заклинило. Пришлось возвращаться, тем более что Анна отчего-то стала дурниной меня звать, словно у них там нет дракона, заместо сторожевой собачки!
