Теперь старик жил при замке барона почти что на отдыхе. Страна была мирная, и пресловутая девственница с мешком золота могла бы рискнуть по ней проехать, может даже и совершенно одна. Если она была умна и осторожна, у неё был шанс сохранить и жизнь, и девственность, и золото. А уж большой караван и вовсе пересекал страну без затруднений. Сейчас в Тафелоне было спокойно, старых разбойников перевешали, новые измельчали, отряды аллгеймайнов легко поддерживали порядок. Старик Клеменс проводил свои дни, ухаживая за маленьким огородиком или перевязывая замковым детишкам разбитые коленки, а то, бывало, новый подмастерье в кузнице заденет кого щипцами с раскалённой заготовкой, так кто лучше Клеменса поможет?
Раньше было иначе. При жизни покойного батюшки его милости барона и ещё раньше, при его деде, в Тафелоне кишели разбойничьи банды. Тафелон тогда только-только оправился от смуты, бароны и рыцари только закончили делить владения, и у них не было сил навести порядок. Банды были страшные, вооружённые, бывало, лучше, чем войско какого-нибудь графа, они возводили свои крепости в чащах непроходимых лесов, куда стаскивали награбленное. Не то что одинокая девушка, а и вооружённый отряд не всегда мог доехать куда собирался. Одни дороги зарастали, другие намеренно портились, на третьих караулили, сменяя друг друга, разбойничьи засады. В те неспокойные времена выросла баронесса цур Кертиан, одна из немногих знатных женщин, владеющих оружием. Отец и братья её погибли в битвах и ей пришлось самой брать в руки меч и наследственные владения. Отец и дед барона цур Фирмина многое сделали для того, чтобы в стране воцарился мир. Они возглавили войну против разбойников, искали помощников среди простого люда, посылали соглядатаев, сами устраивали засады не хуже разбойничьих, брали пленных для того, чтобы выведать, где скрываются остальные. Большие банды попадались и при его милости нынешнем бароне, когда он был молод, а Нора не родилась на свет. Старик Клеменс, служивший ещё его батюшке, не раз развязывал языки пленным, не желающим выдавать товарищей. Был он полезен и семь лет назад, когда барон жестоко расправился с захватившим было его замок войском самозванца.
Всё это было так.
Но Вейма, более чуткая, чем люди, не могла выносить запаха крови и боли, которые чуяла на этом человеке.
Вдруг её осенила новая мысль.
— Он будет пытать этих людей прямо здесь?!
Липп задумчиво почесал нос.
— Ну, может, не сразу, — неуверенно произнёс он. — Обычно сначала разговаривают.
Вейма содрогнулась.
— Сбегу, — отчаянно пообещала она.
Липп засмеялся.
— Пойдём мимо стражников? — спросил он.
— А как ещё? — буркнула Вейма. — Тут нет другого вых...
Она осеклась. Они могли превратиться в туман и просочиться куда угодно. Но...
— Никому не известно, где мы были, — ответил её мыслям сородич, — кроме тех, кто и так всё о нас знает.
Он внезапно облизнулся.
— Давай поспешим. Я ничего не ел с позапрошлой ночи.
Вейму передёрнуло.
— Может быть, — поддразнил её Липп, — мне дадут утолить голод кем-нибудь из пленников...
— Прекрати! — толкнула его в бок Вейма.
Липп засмеялся.
— Пошли, сестрица, найдём отца Сергиуса. Он наверняка не встретит нас ни самострелом, ни обмороком. За остальных не ручаюсь.
Он протянул ей руку и она вложила свою ладонь в его. Закрыла глаза и оба вампира растаяли туманным облаком в неверном свете факелов.
Когда они отыскали отца Сергиуса, тот сидел в своей комнате на третьем этаже и молился.
— А, это вы, дети мои, — поприветствовал их приор, когда они появились у него в комнате, так и держась за руки. Вейма сердито выдернула свою.
— Мы победили? — жизнерадостно спросил вампир.
— В этом бою — да, сын мой, — усмехнулся приор, завешивая священный символ, чтобы не мучить юношу. — Вы пропустили помолвку Марилы.
— Что вы будете делать с пленными, отец? — спросила Вейма.
Приор скользнул по ней сочувственным взглядом.
— Я предоставлю им возможность раскаяться, — уклончиво ответил он. Вейма скривилась, почуяв, что стояло за этими словами.
— Вир... — подумав, напряжённо спросила она, — что он говорил?
— Он беспокоился за тебя, дочь моя, — успокоительно ответил приор.
— Почему вы не сказали ему, что мне предстоит?
— Времени не было, дочь моя.
Вейма вспыхнула.
— Я пойду к нему, если вы не против.
Она ударила сородича в плечо.
— Вздумаешь охотиться в моём доме — я тебе больше не сестра!
— Ну, Вейма, — тоскливо протянул голодный вампир.
Неожиданно Вейма показала ему язык и превратилась в туман.
Старик Клеменс и правда оказался мастером своего дела, без него бы Врени не справилась. Он быстро пришёл на зов Вира и занялся пленными, так что на долю цирюльницы остались только раненные кнехты баронессы. Когда вся работа была сделана, кто-то принёс ей воды умыться и ополоснуть руки (в суматохе она даже не заметила кто), а после её подозвал старик Клеменс и тактично намекнул, мол, ему сказали, что Врени может узнать кое-кого из нападавших. Цирюльница задумалась, не сыграть ли ей дурочку, мол, не знает, кто ему сказал и о чём вообще речь, но потом решила не связываться. Как оказалось, Ржаной Пень не пережил этой ночи — именно его нашли задушенным на улице. Видимо, зарезал оставшихся с ним учеников, а кто-то его придушил. Убитых наверху она не знала, но, если учесть, что они были девушками — тощими, гибкими, так и застывшими с удивлённо распахнутыми глазами... из "верхних" убийц, то есть тех, которые любили лазить в окна, девушек предпочитал брать в ученицы Танцующий Кабан. А вот третьим, выжившим, оказался парень, такой же тощий и гибкий, как убитые девушки. Старик Клеменс сказал, что сколько-то ученик убийцы проживёт и допросить его получится. Врени сомневалась, что с этого будет толк. Кабан поди-ка не дурак и сменит даже портки, чтобы о них не прознали несостоявшиеся жертвы.
Из тех, кто шёл по низу, женщин не было, а вот знакомые были. Глиняный Лоб и Лютый Прыщ, убийца неплохой и умелый, но уж больно жадный. Был бы не жадный, сюда бы не сунулся. Какой умный посвящённый будет воевать с баронами? Дураку ж понятно, заказчики подставляют и живым не уйти. Или непонятно... Глиняный Лоб же тоже пошёл, а ведь как есть дурак. А Ржаному Пню не повезло. Удавкой — это его Кабан, конечно. Очень Кабан удавку любит, иногда даже без ножа на дело идёт. Учеников по-всякому учит, а сам — ну, как привык.
Всё это Врени коротко изложила старику Клеменсу, бросив под конец:
— В кабаках о них разное болтали.
Палач сухо усмехнулся, давая понять, что оценил её попытку как-то отмазаться от знакомства с ночными гостями, и принялся распоряжаться распределением пленных по камерам подвала.
Связанные братья-заступники очухались и принялись браниться:
— Опомнитесь, безумные! — кричал, видимо, главный, пухлый монах, который в бою орудовал топором. — На кого руки поднимаете?! На служителей Заступника! А вы кому служите?! Чёрнокнижнице проклятой, вампирам да оборотням! Покайтесь!
— Интересно, — сухо сказал палач. — Заткните им пока рты. Пусть отец Сергиус с ними разговаривает. Тогда и расскажут, откуда свист слышали и зачем им это понадобилось.
Врени поспешила уйти. Едва она поднялась на второй этаж, как её отозвала в сторонку Марила и провела к другой лестнице. Заставила спуститься.
— Гляди! — ткнула она в полумрак.
— Это что?! — поперхнулась проклятая, разглядев сцепившиеся тела вампиров.
— Сама не видишь? — шёпотом возмутилась сумасшедшая. — Я тому монаху показала и баронессе. И даже Вир пришёл. А они не знают.
— Чего не знают?
— Что с ними! И что с ними делать!
— Что делать?! Они же дохлые!
— Вир сказал, живые.
— Это?!
— Ну да.
— А ты-то здесь сама что делаешь? — насторожилась цирюльница.
— Они велели тут не ходить, — пояснила сумасшедшая. — Мол, мало ли как они проснутся.
— Головы отрубить и кол в сердце, — предложила цирюльница. — Тогда точно не проснутся.
— Ты что! Монах сказал, они что-то важное делали! Спасали нас, вот!
— Мы сами себя спасали.
— Не-не-не. Монах сказал, если б они не постарались, убийцы бы к нам не полезли.
— Вот и хорошо, — проворчала Врени.
— Нет! Мы бы тогда их не поймали!
— Ты не много ли знаешь? — насторожилась цирюльница.
— Я подслушала, — хихикнула Марила.
— Ох. Пошли отсюда. Я не знаю, что с ними делать.
— Вир сказал, спрятать их пока надо. И запереть.
— Так чего не прячет? — не поняла Врени.
— Так их пока никто не видит, а в подвал сейчас убийц рассадят. Вот как всех рассадят, тогда и им место найдётся. А то представь, откроют дверь, а за ней — это!
Врени вздохнула.
— Пошли спать. У тебя помолвка сегодня.
Марила снова хихикнула.
— Это будет уже не так весело, правда?
Случившееся ночью не омрачило помолвки. Мюр сиял, Марилу уговорили надеть платье без перьев, но от петушиного гребня она не отказалась, Хрольф вручил зятю самострел, Грайогэйр всё отводил отца Сергиуса в сторону "потолковать" (зычным шёпотом) о нападении и убийстве его родича, Виринея одаривала присутствующих благими пожеланиями, а Большой Куно вусмерть упился с гостями-нагбарцами, подрался с тремя из них и поклялся в вечной дружбе им же и еще троим в придачу.
Нора обещала своей дуре щедрое приданое, но уточнять, какое, не стала: если Мюр решит перейти к ней на службу, это одно, если нет — совсем другое.
Вейму никто не хватился, а про Липпа — или рыцаря Вивиана — никто и не знал, что он мог тут быть. Только Норе не хватало советницы — было так трудно делать вид, что всё прекрасно, когда ничего прекрасного не было. Она всего второй раз в жизни сталкивалась с настоящей опасностью. Какие-то люди хотели её убить. За что?! Почему?! Вейма, наверное, нашла бы слова, чтобы её утешить — или сняла бы тревогу одним взглядом. Но Веймы не было с баронессой. Вейма всю помолвку пролежала в самом дальнем чулане, неподвижная, застывшая, вцепившаяся в собрата.
Она появилась посреди своих покоев. Вир был там и спал — до её появления. Он проснулся мгновенно, едва она выступила из тумана. Вампирша напряжённо стояла посреди спальни и принюхивалась к мужу. Что он мог чувствовать? Страх? Ревность? Злость?
От оборотня пахло беспокойством. Беспокойством за неё. Вампирша распустила шнуровку платья, дала ткани соскользнуть на пол и шагнула к мужу.
— Прости меня, — тихо сказала она, оказавшись в родных объятьях.
— История четвёртая. Волшебство
— Глава первая. Волшебник
Наутро после помолвки Марилы с нагбарцем Виринея и Арне возглавили, как собирались, отряд аллгеймайнов, и уехали на восток страны. Вейма переселилась из дома Фирмина на постоялый двор на другом конце Сетора, а отец Сергиус приступил к увещеванию пленников — пока без помощи старика Клеменса.
Днём в двери дома Фирмина постучался одетый во всё чёрное горожанин и заявил, что он муж волшебницы, которая приехала в Сетор по просьбе совета баронов.
— Так ведь она уехала, господин, — отозвался стоящий на страже Кривой Ланзо.
— Уехала? — расстроился горожанин.
— Так на рассвете, говорят. Она у нас и не жила, только заходила на совет. Она нашла убийцу в зеркале! Теперь ловить уехала!
— А... куда? — нерешительно спросил горожанин.
Стражники пожали плечами.
— Откуда нам знать? Может, её милость знает.
— Может быть, я могу поговорить с её милостью, вашей баронессой?
Стражники переглянулись.
— Позовите госпожу Вейму, — предложил Конопатый Удо.
— Она уехала, — напомнил Ланзо.
Они снова переглянулись.
— Тогда господина Вира? — с сомнением произнёс Удо.
Ланзо кивнул и Аццо ушёл. Горожанин терпеливо ждал, пока за ним не пришёл Вир.
— Лонгин, — кивнул оборотень. Горожанин сдержанно поклонился.
— Я к её милости, — пояснил он. Оборотень смерил его изучающим взглядом.
— Только тебя тут не хватало, — проворчал он. — Пропустите. Я его знаю.
Волшебник нервно потёр руки и прошёл в дверь.
— Позови её в таблиний, — попросил он оборотня, когда они поднимались по лестнице. Оборотень оскалился:
— Я тебе не слуга.
— Пошли слугу, — пожал плечами Лонгин. Баронесса взяла с собой кнехтов из Ордулы, а тех, которые охраняли её дом в Тамне, оставила там. Поэтому эти люди не признали в нём того же человека, который приходил к её милости, чтобы рассказать ей о планетных сферах и древних языках. Не то чтобы Лонгин специально таился. Но осторожность не помешает.
— Учитель? — поприветствовала его Нора, заходя в собственный таблиний. Волшебник сидел в её кресле и терпеливо ждал. — Но Виринея уехала...
Лонгин протянул ей руку, которую баронесса почтительно поцеловала. По обычаям проклятых она должна была оказывать учителю даже больше уважения, чем если бы он был её отцом.
— Я знаю, — торжествующе рассмеялся Лонгин. — Не представляете, ваша милость, до чего трудно найти место во всём Тафелоне, где я не рискую наткнуться на собственную жену.
— Но... Тогда зачем вы приехали?
— Как зачем? На турнир, ученица.
— Но турнир давно закончился...
Лонгин отмахнулся.
— Меня не интересует тот, который закончился. Что нам до копий, мечей и стрел? Я приехал на настоящий турнир!
— Вы хотите сказать...
Дверь отворилась и в таблиний сунул любопытный нос приор.
— Мне сказали, к тебе пришёл муж волшебницы, дочь моя? — спросил он, входя и притворяя за собой дверь. Взгляды приора и Лонгина скрестились. — Я слышал о тебе. Ты чёрный маг... и наставник её милости в волшебстве.
Сидящий в кресле волшебник лениво шевельнул бровью.
— Это лестно. Тем более, что я о тебе никогда не слышал.
Нора покраснела, как будто её застукали на чём-то непристойном.
— Это отец Сергиус, он... он посланник святейшего папы и...
— Тем более лестно, — кивнул маг.
— Он знает про Вейму, — с отчаянием произнесла ученица волшебника. — И про нас всех. Он... он думает, что в этом нет ничего плохого!
— Я рад, — кивнул волшебник. — Я всегда именно так и говорил: нет ничего плохого.
— Так ты учишь её милость заклинаниям? — спросил приор.
Лонгин скривился.
— Пусть подмастерья учат заклинаниям. Я преподаю основы преобразования вселенной.
Он бросил косой взгляд на лицо баронессы, на котором промелькнуло что-то похожее на разочарование.
— Хотя её милость, наверное, предпочла бы учиться у подмастерья, — скептически произнёс он. — Вечная ошибка новичков — хотят побольше власти и поменьше учиться.
— Учитель! — запротестовала баронесса. — Я стараюсь!
— А вы упражнялись в логике с нашей последней встречи? — спросил волшебник. — Нет? Уверен, языкам вы тоже внимания не уделяли. Я давал вам книгу по теории ограничений, вы её читали? Убеждён, вы забыли её в своём доме в Тамне.
— Неправда, она со мной! — запротестовала Нора, которая побоялась оставлять такое опасное свидетельство своих занятий в доме, где то и дело снуют местные слуги.
