Трогательность момента нарушила та самая женщина, видимо посчитавшая, что Дайон оценивает, насколько хорошо они позаботились о ребенке, в котором течет королевская кровь, и постаралась отчитаться:
— Девочка здорова, о ней позаботилась наша повитуха. Мы укутали её в лучшие одеяла, какие у нас были, и наша лучшая кормилица уже накормила новорожденную...
— Скажите кормилице, — грубо перебил словоохотливую служительницу храма Дайон, — чтобы немедленно собиралась. Она едет с нами.
— Но... — попыталась отговорить его собеседница, но мужчина просто повернулся, и бережно держа на руках малышку, вошел в комнату умирающей принцессы.
Женщина закусила губу. С одной стороны ей не хотелось терять лучшую из своих кормилиц. Знатные дамы охотно раздвигают ноги перед теми, кто не является их законными мужьями. Поэтому недостатка в желающих скрыть плоды этих отношений не было никогда. С другой стороны, в стенах этого храма после тяжелых родов умирает принцесса, сестра-близнец короля. Немилость короля Закери им и так обеспечена. Поэтому особенного выбора у неё не было:
— Велите Кармеле собираться. Она уезжает в столицу, — рявкнула женщина кому-то из стоящих рядом.
Дайон было очень страшно держать дочь на руках. Она казалась такой хрупкой! Одно неосторожное движение и её может попросту не стать! Медленно от поднес малышку к кровати и осторожно сел рядом с Вив. Девушка держалась из последних сил. Но все же смогла выдавить бледное подобие улыбки, глядя на дочь. Взять девочку на руки у неё не было сил.
— Она такая красивая, — Женевьева говорила так тихо, что если бы Дайон не сидел рядом, то вряд ли услышал бы.
— И такая маленькая, — подтвердил Дайон. Несколько секунд царила тишина, затем собравшись с духом, он спросил: — Почему ты не сказала мне, что беременна?
— Закери решил... выдать меня... замуж... — ей трудно было говорить, трудно держать глаза открытыми. Но девушка боролась за последние мгновения рядом с семьей. — Оскар сказал... нужно хранить все в секрете... сказал... тогда ребенка... отдадут тебе на воспитание.
Её глаза закрылись, и она уснула на несколько минут. Это случилось крайне вовремя. Потому, что обычно бесстрастные черты лица Дайона исказила ненависть и ярость. Все, что произошло — все из-за того, что Закери и Оскар обманули Женевьеву. У них и в мыслях не было отдавать ребенка Дайону. Собственно, как у человека, выросшего при дворе, у него не раз возникал вопрос: почему его до сих пор не убили? На глазах у всех за государственную измену или тихо в кровати? Возможно, Оскар посчитал, что Дайон уже смирился с тем, что ему не видать Женевьеву, как собственных ушей? Может, думал, что королевский распорядитель отступился, и будет искать другой способ дорваться до власти?
Не важно!
Важно лишь то, что Оскар Фальче и Закери Абиатти нажили себе ещё одного врага. И Дайон ничего не пожалеет, чтобы им отомстить.
Он посмотрел на Женевьеву. Её дыхание стало едва заметным и поверхностным. Это были её последние минуты, и Дайон хотел разделить их с любимой.
— Вив, любимая, — сглотнув ком в горле, позвал он и несколько раз хорошо тряхнул, пока она не открыла глаза.
Несколько мгновений девушка смотрела перед собою так, словно не понимала, где оказалась. Затем её глаза озарило понимание, и Женевьева снова посмотрела на дочь.
— Я люблю тебя, — отчетливо произнесла она, хоть и очень тихо. — Я назову тебя Лукреция — счастье.
Девушка перевела взгляд на Дайона. Мутно-зеленые глаза словно выцвели, и от прежней красоты почти не осталось следа. И все же, в глазах сидящего рядом мужчины Женевьева видела себя как никогда красивой.
— Я так люблю тебя... прошептала она и её взгляд остекленел.
Дайон заплакал, прижимая к себе дочь.
На следующий день из храма выехал небольшой вооруженный отряд, сопровождающий карету, в которой ехали кормилица с ребенком. Но провожающая их женщина, чьего имени Дайон так и не узнал, сильно удивилась, увидев, что карета выехала не в направлении Хилэри, а в направлении Мацуи. Удивилась и заподозрила неладное. Как только карета скрылась из виду, она бросилась к себе и написала письмо к советнику, подробно описав все произошедшее.
* * *
**
Когда Закери отправлялся в погоню, то у него даже мысль не возникла, что может потребоваться хороший врач. Поэтому придворного врача с собой никто не взял. Хотя Бруно Паскуаль — отличный врач и знает свое дело, этого у него не отнять. Поэтому ждать, пока в такой глуши нашли мало-мальски приличного врача, пришлось достаточно долго.
Как бы удивился Закери, узнай, где именно его нашли!
В Эвонне жили несколько лекарей. Но при ближайшем знакомстве ни один из них не походил на хорошего врача. Когда начальник стражи уже собрался выбрать лучшее из того, что есть, один из его подчиненных рассказал:
— Разрешите доложить! среди тех, кого взяли в плен на площади перед постоялым двором и планируют казнить, по приказу короля находится Эмилио Гайновер.
— Это ещё что за хрен? — удивился начальник стражи.
Солдат наклонился поближе и коротко сказал:
— Личный лекарь купеческой гильдии.
— О! — изумился и обрадовался начальник стражи и велел: — Живо его ко мне!
Это было более чем удачно! Мастерство личного врача купеческой гильдии стало почт легендарным. Он лечил даже такие раны, которые, казалось, были безнадежными. Конечно, привести его в покои короля было риском. Но взвесив все за и против, начальник стражи решил, что привести купеческого лекаря это все равно меньший риск, чем привести кого-то из местных. С Эмилио Гайновером была проведена короткая беседа, в ходе которой ему объяснили, что станет с его семьей, если вместо того, чтобы лечить, он использует свои знания, чтобы навредить. Убедившись, что лекарь все понял, начальник стражи лично провел немолодого и закованного в кандалы мужчину со следами побоев на лице в королевские покои. И также лично объяснил королю, почему привел именно этого человека.
Закери слушал молча и также молча, кивком согласился с доводами начальника стражи.
Эмилио знал тысячу способов убить человека, если не больше. Знал и такие способы, которые убивают медленно, так, что жертва ещё несколько дней после приема у врача ходит, чувствуя себя сравнительно здоровым, а затем просто падает замертво. Из беседы со стражником Эмилио сделал вывод, что лечить ему придется самого короля. И он не упустил бы этот шанс избавить мир от этой коронованной сволочи. Чего он не ожидал, так это того, что лечить придется Боадикею.
Хотя... как можно склеиться разбитую на мелкие осколки вазу? Или как можно снова сделать целым письмо, разорванное на сотню кусочков?
Вот и тут также.
Эмилио мог вылечить её тело. Но как ему лечить эту разорванную на сотни кусочков душу?
Хуже всего было то, что он даже поговорить с нею не мог. Закери постоянно стоял у него над душой и ежесекундно спрашивал:
— Как она?
Гайновер терпеливо отвечал, что без изменений. А что ещё ему отвечать, если пациентка никак не реагировала, даже когда он надавливал на синяки, ушибы и глубокие порезы? Как будто тело было живо и было в неплохом состоянии, учитывая, что ему пришлось пережить. Но вот душа... Душа была где-то не здесь.
Знающие руки Эмилио быстро обработали даже мельчайший порез. Но никаких перемен не последовало. И случилось то, чего лекарь боялся сейчас больше всего — Закери потерял терпение. Наклонившись к Эмилио, молодой король спросил:
— Почему она не приходит в себя?!
Оттягивая время, Эмилио отложил свои снадобья и инструменты, которые услужливо принесли солдаты, предварительно забрав из экипажа, в котором прибыли лекарь и Боадикея. Затем вытер руки. И только после этого сказал:
— Ваше величество, это не болезнь тела, а скорее, болезнь разума. Я не знаю, как быстро... — он замялся, не зная, какое слово в данном случае будет правильнее употребить, — леди придет в себя. Это может случиться уже завтра, а может не случиться никогда.
Закери в ярости схватил стул и швырнул об стену, разбив на щепки. Но этого ему показалось мало. Следом за стулом был перевернут сундук, полетели картины со стен. И все это время у него в голове билась всего одна мысль: сбежала! Она все-таки сбежала!
Эмилио занял стратегически правильную позицию: сел у изголовья кровати. Как бы ни был зол Закери, в эту часть комнаты он ничего не бросит. Лекарь терпеливо ждал, когда ярость монарха схлынет, чтобы узнать свою судьбу. Все же он считается государственным изменником.
Закери повернулся к Гайноверу и схватил его за шиворот:
— У тебя есть три месяца, чтобы она стала такой, как была! Иначе клянусь, лично сделаю так, чтобы ты умолял о смерти!
— Да, ваше величество, — склонил голову Эмилио, чтобы Закери не увидел в его глазах радостный блеск. У него был повод радоваться. Раз его не убили, значит, у гильдии будет шанс вытащить своего лекаря из этой передряги. Главное выждать время.
Глава 22
Когда Закери в сопровождении личной охраны и небольшого отряда стражников возвращался в Хилэри, его посетила мысль, что это уже становится плохой традицией. Каждый раз, когда он уезжал или возвращался, его одолевали сильные эмоции. Сегодня он чувствовал себя эмоционально опустошенным. И ему не нравилась эта пустота.
За два дня пути до столицы у него было время обдумать все, что произошло и в тихой обстановке разобраться в себе. Без подсказок Оскара или кого бы то ни было ещё, Закери понял, что на самом деле чувствует. Годами он жил одной мечтой — жениться на Боадикее. Голубоглазая красавица всегда была чем-то светлым, чем-то чистым. Она была для него, как вкусное жаренное мясо для голодающего или холодная ключевая вода для того, кто несколько дней бродил в пустыне. Может, сравнения и не очень поэтичные, но самые точные. За много лет не взаимной влюбленности, когда Закери даже надеяться не мог, что когда-то сможет по-настоящему жениться на Боадикее, его посещали самые разные фантазии насчет того, каким могло быть их совместное будущее. Фантазии были разные: Эгберт разрешает свадьбу или сам их женит, Закери и Боадикея сбегают, тайком женятся и возвращаются или нет. В этих тайных мечтаниях общим было одно — они любили друг друга и были счастливы.
Сейчас его мечта сбылась. Но удовлетворения Закери не чувствовал. Эта мечта... мечта сбылась неправильно. У него была Боадикея и скоро он на ней жениться. Но где же счастье? Где совместная любовь? Где все то, ради чего Закери пошел на столько предательств и преступлений?
Время от времени его взгляд возвращался к карете.
Боадикея пришла в себя на второй день пути. Случилось это случайно и совершено неожиданно. Во время путешествия сделали очередной привал. Лекарь усадил девушку на небольшой валун и отошел по какой-то нужде. В этот момент случилось, наверное, чудо посланное богами. Прямо на колени к Боадикее села небольшая лесная птичка с красными перышками по бокам. Кто-то из охранников потом сказал, как эта птичка называется, то Закери не запомнил. Чудо было не в том, что эта лесная жительница села на колени к человеку. Чудо было в том, что когда эта голосистая певунья запела, глядя на Боадикею, словно пела только для неё, девушка пришла в себя и расплакалась. Чтобы остановить истерику, лекарь дал ей какое-то снадобье, из-за которого она стала тихой и покорной каждому приказу.
— Этот лекарственный состав не повредит ей, — заверил Эмилио Гайновер взволнованного Закери. — Это всего лишь настойка белены.
— Она опять стала такой, как была! — взревел Закери. — Только она пришла в себя, и теперь из-за тебя все снова стало, как было!
— Ваше величество, выслушайте меня! — торопливо заговорил Эмилио. — Действие настойки продлиться до вечера. Графиня Монтефиор не стала такой, как была до появления птички. Она просто предельно успокоилась.
— То есть? — нахмурился Закери.
Эмилио облизал губы, собираясь с мыслями и мучительно соображая, как объяснить свойства настойки тому, кто не понимает в медицине. Обычно, когда Гайновер пытался это сделать, те, с кем он говорил, выглядели полнейшими идиотами. И Эмилио хватало здравомыслия, чтобы понять, что не стоит выставлять идиотом того, кто может казнить тебя по своей прихоти.
— Настойка белены — это снадобье, которое используют некоторые лекари для того, чтобы пациенты во время операций не двигались и не кричали. Человек под воздействием настойки теряет всякую волю, и очень внушаем... Он, беспрекословно, выполняет все приказы. Поэтому, я и использовал это зелье. К завтрашнему утру графиня Монтефиор снова станет сама собой.
В голове у Закери мгновенно щелкнула идея:
— То есть, пользуясь этой настойкой, я смог бы заставить её забыть то, что захочу?
Эмилио несколько мгновений поколебался, прежде чем сказать:
— Да.
— И она выполнит любой мой приказ? — продолжал задавать уточняющие вопросы Закери.
— Да, — не глядя на него ответил лекарь Гайновер. Ему не нравилось выдавать профессиональные секреты тому, кто убил молодого Александра Патио и изнасиловал его невесту. Все же Эмилио был членом купеческой гильдии. Но с другой стороны, ему необходимо было выжить. Гильдия так не оставит произошедшего. И Эмилио не бросят. Главное, вернуться туда, где у него будет шанс спастись. То есть в Хилэри.
Больше Закери ничего не спросил. У него в голове уже была идея. Пользуясь этой поистине волшебной настойкой, он сможет заставить Боадикею забыть все, что произошло и прикажет ей полюбить себя.
И тогда ему казалось, что план едва ли не безупречен. Но чем ближе Закери подъезжал к Хилэри, тем больше понимал, что то, что он получит в итоге, будет не тем, чего ему на самом деле хотелось. То, о чем Закери мечтал — это то, что было между Боадикеей и Патио.
Уже въехав в столицу, Закери решил: плевать! Плевать на всех! Если другого счастья у него не будет, значит, будет то, что есть.
Закери так погрузился в свои мысли, что даже не заметил, как перед ним возник Ладлен. Уже въехав на территорию дворца, молодой человек понял, что понятия не имеет, что делать дальше. И тут, как выпрыгнувший из болота водяник, перед ним возник начальник стражи и спросил:
— Ваше величество, что прикажете делать с пленным лекарем и с леди в карете?
От необходимости решать Закери спас так вовремя подоспевший Оскар:
— Графиню Монтефиор поселите в южном крыле, в покоях, принадлежавших ныне почившей принцессе Женевьеве.
Закери чуть не сел там, где стоял.
— Что значит, ныне почившей?
Что это значит, он прекрасно понимал. Просто мозг отказывался воспринимать действительность. Закери все ещё ждал, что Оскар скажет что-то другое, скажет, что его неправильно поняли. Но нет, советник припечатал:
— Ваше величество, я должен с прискорбием сообщить вам, что ваша сестра, её королевское высочество принцесса Женевьева Абиатти покинула мир живых. Её нет с нами уже два дня.
— Но... как же так... — у Закери не находилось слов. Они с Вив были ближе друг к другу, чем кто-либо мог представить. Известие о её кончине стало для него настоящим потрясением. Он даже не заметил того момента, когда капитан стражи ушел выполнять поручения советника. Двор как-то быстро опустел, а Закери все стоял на месте и не мог осмыслить произошедшее.
