С другой стороны, инквизиция хотела убедиться, что Гвилим Мэнтир оказался в ее руках. Она не поблагодарила бы Тарлсана — или капитана Уолиша Чжу — если бы этого не произошло, и Чжу скорее подозревал, что сам великий инквизитор выразил бы свое недовольство, если бы это произошло, даже если Тарлсан был одним из его фаворитов.
— Простите меня, отец Виктир, — сказал он через мгновение, — но я немного обеспокоен сохранностью заключенных. — Он чуть было не сказал "безопасность", но вовремя поправился.
— Что вы имеете в виду? — глаза Тарлсана сузились.
— Твинджит — более крупный город, чем любой из тех, в которых мы останавливались до сих пор, отец, — сказал Чжу своим самым спокойным, самым разумным тоном. — Толпы будут намного гуще, и мы будем внутри самого города, в окружении зданий и узких улочек.
— И к чему вы клоните, капитан? — нетерпеливо подсказал Тарлсан.
— Как я уверен, вы знаете, отец, естественный гнев, который всегда вызывает ересь, кажется, особенно сильно разгорается здесь, в Мэйликее. Полагаю, что это во многом связано с тем, что случилось с герцогом Мэйликеем в битве при Рок-Пойнте. Чего я боюсь, так это того, что кто-то, охваченный этим гневом, может увлечься и почувствовать себя вынужденным взять Божье правосудие в свои руки.
— Что значит "увлечься"? Как увлечься?
У Чжу даже не возникло искушения закатить глаза, но он поймал себя на том, что уже далеко не в первый раз желает, чтобы конвоем командовал отец Миртан. Жгучая ненависть Тарлсана к любому еретику, казалось, время от времени мешала его логическим процессам.
Как и каждый раз, когда он вообще думает о них! — сухо подумал капитан.
— Отец, насколько я понимаю, мы должны доставить еретиков живыми и невредимыми инквизиции в Зионе. — Повышенная интонация Чжу и поднятые брови превратили это заявление в вежливо сформулированный вопрос, и Тарлсан нетерпеливо кивнул.
— Чего я опасаюсь, отец, так это того, что чувства здесь, в Твинджите, настолько сильны, что кто-нибудь, скорее всего, воткнет нож в одного из них, если у него будет такая возможность. А в таком густонаселенном месте, как город, гораздо больше шансов, что, если возникнет какой-то эффект толпы, они смогут напасть на моих людей и добраться до еретиков. В этом случае мы могли бы потерять десятки из них, отец, в дополнение к тем, кого мы теряем из-за... естественного истощения. Мы уже потеряли восьмерых с тех пор, как покинули Горэт; с такой скоростью нам повезет, если из них двадцать доберется до Зиона, чтобы предстать перед инквизицией. — Чжу боялся, что он может быть опасно прямолинеен, но другого выхода не видел. — Я просто не хочу потерять кого-либо из них здесь, позволив толпе стать слишком плотной или слишком близко к фургонам.
Тарлсан пристально посмотрел на него на мгновение, но затем его глаза сузились, и Чжу почти увидел, как колесики в его мозгу наконец начали вращаться. Очевидно, капитан наконец-то нашел аргумент, который не смогли привести апелляции отца Миртана к Книге Паскуале и Священному Писанию.
— Очень хорошо, капитан Чжу, — наконец сказал верховный священник. — Оставляю меры безопасности в ваших руках. Имейте в виду, я хочу, чтобы у доларцев было достаточно возможностей засвидетельствовать, что происходит с еретиками! Я тверд в этом вопросе. Но вы, вероятно, правы в том, что подпускать их слишком близко к фургонам было бы ненужным дополнительным риском. Я пошлю вперед гонца, чтобы сообщить городским властям, что им нужно расчистить одну из их больших рыночных площадей в качестве места для ночлега. Затем мы установим периметр на сколько? Пятнадцать ярдов? Двадцать? — вокруг самих повозок.
— С вашего одобрения, отец, я бы чувствовал себя более комфортно с двадцатью.
— О, очень хорошо! — Тарлсан махнул рукой с явным раздражением. — Пусть будет двадцать, если вы считаете, что это необходимо. И помните, что я сказал о поддержании движения толпы, чтобы у каждого был шанс увидеть их!
— Конечно, отец. Уверяю вас, что у каждого в Твинджите будет достаточно возможностей увидеть, что происходит с осквернителями Матери-Церкви.
.III.
КЕВ "Дестини", 54, и КЕВ "Дистройер", 54,
Кингз-Харбор, остров Хелен, королевство Старый Чарис
— Стоп подъем! Стоп подъем! — крикнул Гектор Эплин-Армак, и кабестан тут же перестал вращаться.
Кракен новой модели висел над палубой КЕВ "Дестини", поблескивая на солнце, и его тень падала на молодого энсина. Он перешагнул через туго натянутый канат, ведущий обратно через блок захвата на уровне палубы к кабестану, затем встал, уперев руки в бедра, и уставился на трехтонный молот орудийного ствола, подвешенный к подвеске грот-мачты и фок-рее. Он постоял так несколько секунд, прежде чем покачал головой и с отвращением повернулся к помощнику боцмана, который наблюдал за операцией.
— Верни орудие обратно на причал и правильно закрепи обвязку, Селкир! — рявкнул он, подняв правую руку и ткнув указательным пальцем в небо.
Помощник боцмана, о котором шла речь, был по меньшей мере вдвое старше Эплин-Армака, но он поднял глаза, проследив за указательным пальцем энсина, и съежился. Канатная обвязка, закрепленная вокруг цапф орудия, умудрилась сильно соскользнуть с центра. Железная труба начала отклоняться вбок, сильно натягивая страховочный линь, идущий от ее каскабеля к крюку нижнего блока намотки снасти, и угрожая полностью выскользнуть из обвязки.
— Есть, есть, сэр! — ответил он. — Извините, сэр. Не знаю, как это случилось.
— Просто опустите его обратно и расправьте, — сказал Эплин-Армак более спокойным тоном. Затем он ухмыльнулся. — Почему-то я не думаю, что капитан поблагодарил бы нас за то, что мы уронили эту штуку в главный люк и на дно, когда верфь все еще не выпустила нас!
— Нет, сэр, этого он не сделал бы, — горячо согласился Селкир.
— Тогда позаботьтесь об этом, — сказал Эплин-Армак. — Потому что он также будет не очень счастлив, если мы не закончим вовремя.
— Есть, сэр. — Селкир отсалютовал в знак признательности и повернулся к своей рабочей группе.
Эплин-Армак стоял в стороне, наблюдая, как люди на кабестане начали осторожно крутить его в другую сторону, теперь прислоняясь спиной к его спицам, чтобы затормозить его движение, когда они замедляли спуск. Матросы, следившие за направляющими и управлявшие брасами фок-реи, откинули рею назад за борт, и орудие снова опустилось на причал, рядом с которым был пришвартован "Дестини".
Селкир был несчастным человеком, и он выразил свое недовольство рабочей группе, когда она приступила к правильной перевязке строп, но в его манерах была определенная сдержанность, и Эплин-Армак мысленно кивнул в знак одобрения. Помощник боцмана явно больше заботился о том, чтобы его люди устранили проблему и научились не допускать ее повторения, чем о том, чтобы избить того, кто совершил ошибку на этот раз. Хороший старшина — и Антан Селкир был именно таким — предпочитал исправление наказанию, когда это было возможно, и это было особенно важно, учитывая количество новичков, которые в настоящее время разбавляли обычно опытную и хорошо обученную команду "Дестини".
Во время пребывания на верфи кораблю пришлось отказаться от значительного числа опытных моряков и старшин. На самом деле, он подвергся даже более сильным набегам, чем многие другие корабли, также терявшие обученный персонал ради формирования ядер новых корабельных команд. Эплин-Армак подозревал, что качество экипажа "Дестини" как-то связано с тем, что он был вынужден расстаться с гораздо большим числом своих людей, чем на других кораблях, и он не мог не возмущаться этим больше обычного.
Они, вероятно, полагают, что капитан всегда может практиковаться еще больше, — кисло подумал он. — И я думаю, что это комплимент, в некотором роде двусмысленный. Им нужны хорошие люди, а капитан выпускает хороших людей... так что, очевидно, вознаградить его просто: нужно отобрать у него их всех и заставить его выпускать их еще больше! Это просто сбор урожая при естественном приросте.
Он был несправедлив к флоту, и в более спокойные моменты он это понимал. Он понимал, какие отчаянные усилия прилагает военно-морской флот, чтобы укомплектовать свои недавно приобретенные галеоны, и он не мог спорить с необходимостью предоставить наиболее опытные кадры для новобранцев, входящих в их экипажи. Имперский чарисийский флот состоял чуть более чем из девяноста галеонов до битвы в Марковском море; теперь у него было более двухсот, благодаря его строительным программам... и военно-морскому флоту Бога с имперским харчонгским флотом. Укомплектование даже половины этих новых призов потребовало огромного увеличения численности людских ресурсов, а они были самой большой слабостью империи Чарис в ее противостоянии с Церковью Ожидания Господнего и огромным населением материковых королевств. У Чариса просто не было достаточно людей, чтобы ходить вокруг да около.
Впервые в своей истории Старый Чарис столкнулся с угрозой быть вынужденным прибегнуть к вербовке, которую обычно применяли другие флоты на протяжении веков. Корона всегда обладала властью производить впечатление на моряков, но Дом Армака был осторожен, чтобы не использовать ее, и на то были веские причины. Тот факт, что галеры королевского чарисийского флота были укомплектованы исключительно добровольцами, состоящими из опытных постоянных моряков с многолетним стажем, был его самым убедительным преимуществом, и они были готовы согласиться с меньшим флотом, чем они могли бы построить, чтобы сохранить это качественное преимущество.
Однако, когда против империи объединились все материковые королевства, это стало роскошью, которую имперский чарисийский флот не мог себе позволить. Ему требовалось как можно больше корпусов, и, хотя галеоны не нуждались в сотнях гребцов, как галеры, они были намного больше, чем даже чарисийские галеры, и гораздо тяжелее вооружены. Необходимые им орудийные расчеты и достаточное количество обученных моряков для управления их мощным парусным вооружением быстро увеличили численность их команд, и для полного комплектования "штатного" экипажа такого галеона, как "Дестини", требовалось примерно четыреста человек. С вводом в эксплуатацию призовых кораблей численность галеонов военно-морского флота возрастет до двухсот одиннадцати... что потребовало бы более восьмидесяти четырех тысяч человек. И это даже не учитывая все шхуны, бриги и другие легкие военные корабли и транспортные суда. Или соревнования в комплектовании с береговыми базами военно-морского флота. Или требований корпуса морской пехоты, или имперской армии. Или рыболовного флота. Или торгового флота, от которого зависело процветание и само выживание империи. И в то время, как корона каким-то образом находила всех людей, в которых она нуждалась для этих потребностей, все еще было необходимо как-то обеспечивать мануфактуры, производящие как изделия для войны, так и товары, подпитывающие неуклонно растущую экономику, не говоря уже о фермах, кормящих подданных империи.
До сих пор набор на военную службу с трудом соответствовал требованиям, но все больший процент численности военно-морского флота составляли жители Эмерэлда или чисхолмцы, и даже пока опережавшие их коренные жители Старого Чариса могли похвастаться меньшим процентом опытных моряков. Из того, что видел Эплин-Армак, основные качества новых людей были превосходны; они просто были не так хорошо обучены и менее подготовлены к требованиям жизни на море, чем привыкли на флоте. И даже с учетом новичков официальной команде "Дестини" не хватало сорока трех человек из четырехсот.
Что ж, — подумал он, наблюдая, как орудие снова начинает подниматься, — иметь слишком много кораблей и слишком мало опытных людей — гораздо лучшая проблема, чем наоборот!
* * *
Сэр Доминик Стейнейр откинулся на спинку кресла у иллюминатора, одна рука вытянута вдоль верхней части мягкой спинки, а его укороченная правая нога вытянута вперед, выложенный изнутри мягким колышек покоится на скамеечке для ног. Приближалась смена вахт, и иллюминатор в потолке каюты был открыт, впуская звуки Кингз-Харбор и более близкие, более тихие голоса вахтенного офицера и его старшего квартирмейстера, когда они обсуждали запись в журнале КЕВ "Дистройер". Сквозь него также доносились более отдаленные крики чаек и морских виверн, и колеблющиеся узоры яркого света отражались в каюте через боковые и кормовые иллюминаторы, поблескивая на полированных книжных полках, буфетах и столах. Он сверкал в граненом хрустале графинов, посылая радужную рябь по каюте, когда галеон мягко покачивался, а портреты императора Кэйлеба и императрицы Шарлиэн смотрели друг на друга через толстые ковры на палубе. Эти ковры были подарком императрицы, и их насыщенный цвет немного не сочетался с более светлой тканью обивки кресел, которую предпочитал Рок-Пойнт. Стол в центре каюты был завален картами и разнообразными циркулями, а Жэстроу Тимкин, его новый секретарь, сидел за своим маленьким столом сбоку, царапая пером и комментируя свой протокол последнего совещания у верховного адмирала.
Дверь каюты открылась, и еще более новый флаг-лейтенант Рок-Пойнта провел через нее другого офицера.
Лейтенант Хаарлам Мазингейл занял место лейтенанта Эрейксина менее двух пятидневок назад и все еще казался неуместным на борту чарисийского военного корабля. Не из-за недостатка компетентности, а потому, что его светлые волосы, голубые глаза и ярко выраженный чисхолмский акцент оставались такой новинкой здесь, в Старом Чарисе. Однако они становились все более распространенными по мере того, как все больше и больше чисхолмцев записывались на службу во флот. На самом деле это было удивительно. Учитывая традиционный престиж королевской армии в Чисхолме, Рок-Пойнт ожидал бы, что любой предприимчивый молодой парень с этого острова помешан на армии, а не на военно-морской карьере. Однако, когда дела пошли на лад, он фактически получил лишь полушутливый протест от герцога Истшера, командующего имперской армией, по поводу "браконьерства" военно-морского флота в его частном заповеднике.
Вероятно, это как-то связано с тем фактом, что в море мы надирали задницы лоялистам каждый раз, когда скрещивали мечи, — подумал он. — Конечно, за исключением, — поправил он себя гораздо более мрачно, — того, что касается Тирска.
Эта мысль ударила сильнее, чем обычно, пока сухопутный конвой, перевозивший Гвилима Мэнтира и его людей, неуклонно приближался к Зиону. Скорбь по другу и гнев на собственную беспомощность на мгновение вспыхнули под поверхностью, но он заставил себя загнать эти эмоции обратно в глубину. Это казалось предательством, но он ничего не мог сделать, чтобы изменить то, что должно было произойти, и Гвилим не поблагодарил бы его за то, что позволил дружбе отвлечь его от его собственных обязанностей и ответственности.
— Капитан Йерли, верховный адмирал, — объявил Мазингейл, и Рок-Пойнт кивнул. Молодой чисхолмец все еще нащупывал свой путь к своим обязанностям, хотя по его уверенному поведению этого можно было и не предполагать. Однако он еще не был так хорошо знаком с профессиональными и личными отношениями своего адмирала, как мог бы быть, и он решил — мудро, по мнению Рок-Пойнта, — ошибиться в сторону формальности, пока не упорядочит все в своем собственном уме.
