Мадден устало поднялась так и не встала с колен, просто передвинулась так, чтобы быть ближе к Уго, взяла его за руку и прислонилась к ней щекой:
— Это был его последний приказ мне, пока Уго ещё понимал, что с ним происходит. Несмотря ни на что, в нем была благородная душа. И он не хотел, чтобы мне и дальше приходилось убивать невинных. Уго приказал не подпускать к себе таких людей. Вы не такая. И по правде я уже устала от такого существования. Я буду служить или вам, или уйду из этого мира вместе с Уго.
Олив немного помолчала, подбирая слова, ведь история мальчика её по-настоящему тронула. Но её ответ оставался неизменным:
— Мне очень жаль Мадден, но я не могу его убить...
Лучница встала с колен и, обойдя девушку по кругу села сзади:
— Оливия, это не убийство, это — милосердие. Неужели этот ребенок недостаточно настрадался? Посмотрите на него.
Олив послушно подвинулась рядом. Ребенок и правда был абсолютно измученным. Девушка помнила, как страдала мама и помнила это чувство, когда понимаешь, что дорогому человеку уже не помочь. Единственная надежда лишь на то, что она поскорее отмучается.
Для этого малыша смерть — действительно будет избавлением, милосердием. Но Олив все ещё не находила в себе мужества на такой поступок.
Мадден взяла одну из подушек, разбросанных по кровати, и подала Оливии. Женщина смотрела на неё с надеждой, когда говорила:
— Не думай об этом, как о чем-то плохом, — лучница заставила девушку взять подушку в руки. — Ты поможешь ему не чувствовать боль.
Женщина мягко положила свои руки поверх рук Оливии, и также мягко заставила её приложить подушку к лицу тенто.
— Это милосердие, — сказала Мадден около её уха, надавливая на подушку, чтобы перекрыть воздух.
— Это милосердие, — повторила за ней Олив со слезами на глазах, позволяя лучнице сильнее.
— Он просто уснет, — продолжала успокаивать её Мадден, удерживая подушку.
— Уснет, — прошептала Оливия, и ребенок несколько раз не сильно дернулся.
Мадден убрала руки и Олив поняла, что это значит. Осталось совсем немного, нужно просто нажимать, не отпускать. И Уго уснет. Почему-то даже понимая, что поступает правильно, девушка не чувствовала себя лучше. Она расплакалась, когда тело мальчика дернулось в последний раз. Олив не знала, как поняла, что это было в последний раз ещё до того, как Мадден утешающе обняла её за плечи и сказала:
— Теперь он спит. Ему сняться хорошие сны.
Ответить Олив не успела. Тело пронзила жуткая боль, как будто кожу обварили кипятком. Она даже закричать не смогла — настолько ошеломляющей была эта боль. Хуже было только тогда, когда Лансер впервые привел её в академию и пометил как свою. Это уже позже ей Марси объяснила, что для демонов это что-то вроде метки. Если бы Олив встретилась с другим демоном, тот бы увидел татуировку и понял, что она чья-то невеста. Но и эта боль, в конце концов, прошла.
Когда к Олив вернулась ясность мысли, она поняла, что её обнимает и утешающе поглаживает Мадден, приговаривая:
— Хорошая девочка... скоро все закончится, все пройдет, все будет хорошо.
При этом Олив не чувствовала дискомфорта или неловкости. Это ощущалось так, словно здесь мама и это она её успокаивает после очередной шишки на лбу или сбитой коленки.
Осознание пришло внезапно. Олив отстранилась и пораженно сказала глядя прямо на лучницу:
— Ты — мама!
Сансер, до этого будто дремавший в углу с открытыми глазами, аж проснулся от такого внезапного заявления. Мадден тоже удивилась, но не стала отрицать:
— У меня и правда были дети. Близнецы: мальчик и девочка.
— Как их звали, что с ними стало? — вопросы возникали у неё один за другим, и Олив сначала спросила, а потом поняла, что задавать вопросы на такие личные темы — как минимум не тактично. Покраснев, она сказала: — Можешь не отвечать, если не хочешь!
Мадден улыбнулась одновременно и тепло и грустно:
— Мальчика звали Себастьян, девочку Фабиана. Они были такими непоседами, постоянно хулиганили, — в голосе женщины чувствовалась безграничная любовь и печаль, когда она рассказывала о них. К ним добавились боль и горечь, когда она сказала: — Их убили, и я не смогла этому помешать. Моя душа была проклята за то, что я свершила свою месть.
Оливии до безумия хотелось расспросить лучницу о произошедшем. Но она видела, как ей тяжело и решила, что выберет для этого другое время.
— Мне очень жаль, — искренне сказала Олив.
— Спасибо, — грустно улыбнулась Мадден. — У тебя есть сердце. Я поняла это ещё раньше, когда Сансер приходил и рассказывал о тебе.
— И часто Сансер к тебе приходил, чтобы рассказать обо мне? — моментально насторожилась Олив, хоть и постаралась не подать виду. Ей все больше не нравилась излишняя самостоятельность ассасина. Она не хотела никого убивать и не убивала бы, если ключ не привез её сюда.
Олив не нравилось, когда её пытались использовать или использовали в своих целях. А Сансер именно это и делал. И, кажется, все дело именно в его стремлении собрать все ключи вместе. Почему? Зачем? Кажется, чтобы узнать ответ на этот вопрос, нужно собрать все ключи вместе, потому, что ушлый ассасин правду не скажет.
Кстати о контроле. Олив абсолютно четко осознала, что Саснер контролирует даже ту информацию, что она получает, потому, что он сам ответил вместо Мадден:
— Я приходил сюда несколько раз после того, как Акила нашел Мадден.
Лучница посмотрела на него, но ничего не сказал. Не подтвердила, но и не опровергла его слова. Из чего Олив сделала свои выводы.
А Сансер тем временем продолжил чувствовать себя тут главным:
— Я бы с удовольствием продолжил беседу в другом месте, подальше от мертвого ребенка.
Олив поняла, чего он добивался. Чтобы она почувствовала свою вину за убийство и перестала задавать вопросы. Его задумка сработала на ура. Олив увлеклась историей лучницы и ненадолго мысли о том, что она сделала, отошли на второй план. Но стоило Сансеру напомнить ей об убийстве, как накатили те чувства, которые должны были посетить её сразу после пробуждения: раскаянье, сожаление о содеянном, жалость к Уго и отвращение к себе.
Захотелось закатать истерику. Но почему-то не хотелось проявлять слабость перед Сансером и Мадден. И, наверное, впервые Оливия знала точно, чего хочет.
Девушка встала, прочистила горло, чтобы не голос не дрожал и как можно спокойнее и увереннее позвала:
— Моносерос!
Однорогая лошадь появилась посреди комнаты незамедлительно. Сансер встал, чтобы поехать вместе с Олив, но та жестом остановила его:
— Если будете нужны — я вас позову, — и, не очень грациозно взобравшись на лошадь, приказала: — Моносерос, домой.
Опять мир на какое-то время поплыл, растворились звуки и запахи, осталось только тошнотворное чувство падения. Потом и это закончилось. Оливия отпустила Моносероса и впервые за свое долгое пребывание в стенах академии позвала:
— Лансер, ты мне нужен.
На чтобы она не надеялась, но он не появился моментально, как это делают ключи. И демон не пришел через мгновение по зову сердца.
Оливия разочаровано села на кровать, согнула ноги в коленях, обхватив их руками, и собралась поплакать. И только после этого прозвучал слегка взволнованный, но такой родной в эту секунду голос:
— Я здесь, моя амати.
Девушка подняла глаза и встретилась взглядом с неправдоподобно голубыми глазами демона, в которых были любовь и беспокойство:
— Ах, Лансер! — она бросилась ему на шею, почувствовав, как напряглось его сильное тело. Но ей было плевать. Ей хотелось побыть слабой, ей хотелось почувствовать любовь и поддержку. Ей нужен был рядом кто-то близкий и любимый. В данный момент никого ближе или любимее чем голубоглазый демон в целом мире не было.
— Что случилось? Тебя кто-то обидел? — Лансер был не на шутку встревожен таким поведением любимой.
Олив отстранилась от него ненадолго. Она и не прятала своих слез. Но сейчас ей хотелось посмотреть на своего любимого демона. Ведь в его глазах она выглядела намного лучше, чем чувствовала себя сама. И Олив поняла, что не сможет сказать ему правду, как и собиралась, не сможет признаться ему в своем поступке. Не переживет, если демон будет смотреть на неё иначе.
Но и совсем промолчать, нести этот груз в одиночестве было выше её сил. Олив ласково провела по щеке демона, и дрожащим от сдерживаемых слез голосом сказала:
— Ласнер... я совершила ужаснейший поступок...
Девушка почувствовала, как Лансер на мгновенье перестал дышать, но когда дыхание восстановилось не было никакого намека на волнение. Он мягко спросил:
— Что ты сделала, любимая?
Лучше бы он этого не говорил. Олив тихо заплакала, качая головой в знак того, что не будет ничего рассказывать:
— Амати, — Лансер чувствовал как ей плохо, чувствовал её боль как свою. — Я не смогу помочь, если не буду знать, что произошло...
Олив снова лишь покачала головой.
— Что мне сделать, чтобы тебе стало легче? Милая моя, амати, не плач, меня это убивает...
— Просто обними меня, — прошептала она. — Я освобождаю тебя от клятвы.
Лансер замел, словно громом пораженный. Он явно не ждал от неё этих слов. Затем поднялся, сел на кровати и осторожно привлек плачущую Олив к себе. Мужчина не знал, что такого произошло с ней за то время, что его не было в академии. Но испытывал странную смесь боли, от её страданий и радости от того, что она его позвала, что нуждается в нем. Пока девушка доверчиво уткнувшись в его плечо рыдала, Лансер осторожно, чтобы никак её не потревожить оплел нитями тьмы. Он должен был знать, не пострадала ли она физически. Но осмотр показал неожиданное — Оливия не так давно осуществляла межмировой переход.
Это открытие насторожило демона. Но не настолько, чтобы отказать своей подруге в утешении, когда она в нем так нуждается.
Несмотря на важные дела, требующие его присутствия, Лансер пробыл с Олив до вечера. Он дал ей выплакаться, а затем тихо покачивая убаюкал. И после этого не ушел. Лансер наслаждался теплом её тела, которое мог теперь беспрепятственно обнимать в любой момент. Восхитительное чувство, когда не нужно скрываться и следить, ловить каждый вздох издалека. Сейчас можно просто быть рядом.
Единственное, что омрачало его радость — секреты, которые появились у его невесты. Зачем она уходила в другие миры? Что с ней там произошло?
Но Лансер принял твердое решение не вмешиваться, пока Олив сама не попросит, или пока в том не будет жесткой необходимости. Это доверие, которое она сегодня ему оказала... Лансер понимал, что если предаст его сейчас, то ещё одного шанса не получит.
— Девочка моя, — его пальцы ласково пробежались по растрепавшимся волосам. Как же он любил их мягкость и податливость, и как часто желал, чтобы этими качествами обладала и их хозяйка. — Летай, пари, поднимайся к солнцу. Там где тебе тепло. Только не летай слишком высоко. Если ты случайно сгоришь — мне тоже не жить.
Он немного помолчал, наслаждаясь мирным сопением, которое время от времени прерывалось судорожными вздохами, после долгих часов безудержных рыданий.
— Как бы я хотел летать рядом с тобой, — он начал осторожно выводить пальцами на её руке замысловатый узор из тени. — Защитить тебя от солнца, или подхватить, если вдруг оно опалит твои тонкие крылышки.
Защитный узор, который он сплетал поверх сотен им уже сплетенных, помогал успокоиться. Раз уж она нашла способ тайком пробираться в межмирье, значит будет ходить туда ещё и ещё. А так Лансер хотя бы будет уверен, что от какой-то части опасностей он её защитит.
— Но тебе, сокровище моё, нужен простор, нужна свобода... Зачем тебе такая свобода, из-за которой ты постоянно плачешь?
Ещё один судорожный вздох, как подтверждение его слов.
Лансер воспользовался тем, что теперь для него все ограничения сняты и влил в неё немного своей магии. Немного, потому, что, как и при первом появлении Олив в Обитаемых мирах, тело девушки плохо воспринимало вторжение магии. Раньше он думал, что это из-за того, что у его магии темная природа. Но сейчас уже не был так уверен. Что-то было необычное в том, как тело Оливии не принимало темную энергию. Раньше его энергия либо принималась, либо нет. В её случае энергия усваивается, но только процентов на тридцать. Как будто основная часть не усваивается, но есть какая-то часть, которую организм опознает как свою, или близкую к своей и впитывает.
Лансер давно это заметил, но не придавал значения, так как все мысли были только о том, как быть с Олив. Сейчас они вместе, и он начал обдумывать все странности, связанные со своей невестой: как она убила лагарта По на Сайхоле? Как вообще выбралась от туда живой? Нет, он, конечно, не против. Но все равно хотел бы знать ответы свои вопросы. А ещё последние несколько месяцев Лансер чувствовал вокруг Олив что-то очень знакомое, хоть и слабое. И демон все никак не мог взять в толк, что это. Было похоже на какое-то плетение или заклинание. Как будто Лансер его знал когда-то давно, или того, кто им пользовался. Но сейчас не мог вспомнить.
Спрашивать Оливию мужчина опасался. Не хотел, чтобы она восприняла это как давление с его стороны или попытку контроля. У девушки за последний год выработался страх перед этим и, как ни стыдно признавать, но он послужил тому первопричиной.
Тем не менее, сегодняшний жест Оливии говорил о том, что она хочет быть с ним. Ей было плохо, она могла пойти к Марси, но позвала его. Даже больше того — отозвала клятву. Без уговоров или угроз, сама, по доброй воле отозвала. Ещё одно подтверждение её слов про то, что она его любит.
Олив проспала ещё несколько часов. Лансер возле неё не сомкнул глаз. Он вливал и вливал в неё свою силу, стараясь восполнить её запасы и улучшить состояние. Это было похоже на то, что он лил воду из ведра в кувшинчик с очень узким горлышком. То есть что-то попадает и со временем кувшин наполнится, но сколько воды при этом прольется... Но мужчины не сдавался. Амати пришла к нему за помощью, утешением. Это один из наиболее действенных способов, которые он знал.
Когда Оливия, наконец, проснулась, то чувства себя отдохнувшей и... опустошенной.
— Лансер, — испуганно позвала она.
— Я здесь, моя амати, — сильные мужские руки тут же обняли её, крепко прижимая к сильной мужской груди.
— Лансер, что со мной, — Олив было знакомо это чувство внутри. — Ты что уносил меня во тьму?
Её слова в значительной степени удивили демона:
— С чего ты это взяла?
— Лансер, я чувствую, — нахмурилась Оливия. — Это опустошение внутри... Также было, когда ты перемещал меня в прошлый раз.
— Ты так это ощущаешь? — ещё сильнее удивился.
Оливия отодвинулась от Лансера и сказала:
— А как мне это ощущать? Ты мне, кстати, и сам говорил, что после переходов во тьму чувствуешь себя также!
— Любовь моя, — Лансер не удержался и поцеловал её. — Я не забирал тебя во тьму, пока ты спала. Просто влил, сколько смог своей энергии, чтобы подпитать твои силы.
— Почему тогда я себя так чувствую? Из-за того, что у твоей энергии свойства тьмы?
