— Если у тебя ещё есть время, — я усмехнулся, — не откажусь.
О том, сообщил бы Габриэль об отъезде, или так и уехал втихую, не загляни его кэльпи к Фаэ, я спрашивать не стал.
— Ещё немного есть, — спускаясь вниз он кивнул в сторону кухни, чуть улыбнувшись. — Кроме чая и сахара ничего предложить не смогу. А, да — не забудь обновить ледяное заклятье на бочке с продуктами, которая теперь у тебя в подвале. Иначе рискуешь проснуться в одно прекрасное утро — вернее, вечер, под ароматы стухшей ветчины, яиц и гниющих овощей.
Я непонимающе нахмурился.
— Это ты о чём?..
— У меня осталось довольно много припасов, — отворив дверь со стеклянной вставкой, он прошёл к плите. Кэльпи уже уехал и, кроме нас двоих, в доме, приглушённым стуком сердца, отсчитывала ход времени секундная стрелка часов.
— Тебе чёрный, или остатки зелёного?
— Без разницы, — я обвёл взглядом окна, выходящие в сад на всё те же розы. За их кустами, пока без единого жёлтого пятна осени, шуршали яблони, сбрасывая иногда в высокую траву покрасневшие с одного бока плоды.
— Я, к слову, хотел с тобой поговорить... — Габриэль заваривая чай, глянул на меня через плечо. — Ты... сильно разозлился, когда я согнал тебя с сети?
— Разозлился? С чего бы? — я удивлённо хмыкнул, присаживаясь на краешек стола. — Если бы ты не окликнул меня тогда... Даже не представляю, что могло произойти, — я покачал головой, вспоминая тёмное воинство призраков, возникшее за спиной.
— А... Ну тогда ладно, — заметно повеселев, Габриэль поставил передо мною кружку, сахарницу и яблоко — даже по виду незрелое. — Извини, но всё остальное либо уже съедено, либо у вас. Н-да, кто бы мне сказал, даже две недели назад, что я буду угощать чаем ночного — самое малое, вызвал бы на дуэль.
Без раздумий высыпав остатки сахара в кружку, я с усмешкой глянул на него.
— Кто бы мне сказал, пусть и несколько тысяч лет назад, что я со спокойной душой приму от вашего брата какое бы то ни было угощение...
— Да ты не тревожься, там ничего такого нет — я просто пить не хочу, — он чуть усмехнулся, и внезапно полез в карман брюк. Вытащив небольшой льняной мешочек, Габриэль положил его на стол, рядом с кружкой. — Защита. Если можно так сказать, на память. Как я понял, у тебя с этим из рук вон плохо.
— Ну... — я даже не нашёлся, что сразу ответить. Похоже, за эти неполные две недели у Габриэля сложилось обо мне определённое и не самое лестное мнение. — Спасибо... — протянул я, машинально продолжая мешать почти растворившуюся в горячем чае горку сахара.
Сид задумчиво глядел на янтарную воду в кружке. Я дотронулся до неотбеленного льна — под тонким слоем ткани чувствовалась чуждая темноте, но не столь уж и неприемлемая Ночной Ветвью сила.
— Насчёт защиты... Если уж так...
Развязав мешочек я повёл пальцами, едва касаясь молочно белых кварцевых гладышей. Всю руку до плеча обволокло тихим, чуть щекочущим холодом. Всё же, несмотря на намёк, с которым Габриэль сделал этот подарок, (хотя какой уж там намёк! так прямо и сказал...) несколько странно было увидеть именно это. Словно они пришли в замену тем, растаявшим в холодной дождевой воде...
Я стянул с пальца простенькое серебряное кольцо, даже без камня и без какой либо гравировки, надетое скорее по привычке ощущать прикосновение лунного метала, чем по какой-либо необходимости. И, под удивлённым взглядом Габриэля, подцепив изменяющейся рукой один из камней, сжал их в ладони. Тьма Изначальная, обняв меня, зашептала на сотни почти узнаваемых голосов, даже показалось, что я слышал дальнее эхо чьего-то смеха... Дом, пронизанный косыми солнечными лучами сад, едва слышный отсюда шум озера, всё таяло в кружащих паутинках теней, чужой памяти, снах, что когда-нибудь кому-то приснятся, мыслях, мечтах, страхах... Когда я открыл глаза, тяжесть крыльев уже не чувствовалась — тихий шорох, неслышимый на самом деле, а лишь память о нём, скользил рядом в тенях кухни, да немного холодило кожу в том месте, где из затянувшейся ранки вплеталась в серебро и кварц моя кровь.
Протягивая Габриэлю маленький кусочек речного камня, оплетённого знаком удачи, я улыбнулся:
— На память и на удачу.
Осторожно подобрав камень с ладони, сид опустил его поглубже в карман жилетки.
— Спасибо. Надеюсь, неприятностей от этого не возникнет ни у тебя, ни у меня.
— Не более чем маленький оберег. О том, что выплел его ночной, сможет узнать лишь тот, кто покопается в памяти твоей крови.
— Память крови? Она же исчезнет через тридцать дней?.. — Габриэль прищурился, с любопытством поглядывая на меня. — Или в твоём роду что-то иное?
— Теперь уже нет, — я усмехнулся. Всё-таки он не знал, что делал тогда. — И не беспокойся, твою я не читал, — усмешка так и продолжала дрожать в уголках губ. Всё равно, верил он лишь половине моих слов, ещё четверть не воспринимал вовсе, а остаток считал откровенной ложью. Что ж, так оно и было...
— Мм... — Габриэль всё ещё щурился на меня.
В гостиной, за стенами, пробило половину девятого.
— Мне пора. Я сейчас на вокзал.
— Я провожу тебя, — оставив кружку с недопитым чаем, я поднялся, перекладывая мешочек с кварцем в карман плаща.
— Ладно, — поглядев пару секунд на неубранную кружку, сид хмыкнул.
Наши шаги замолкали в опустевшем доме, все окна были закрыты и занавешены шторами, входная дверь мягко просела вниз, в порожек, после последнего поворота ключа. Запах роз истаивал под ветром. Яблоки, уже пахнущие осенью, первые облетающие листья...
Ворота в белой стене скрипнули. По лицу Габриэля невозможно было прочесть, станет ли он вспоминать этот дом, место и время, или для него это лишь очередной кусочек стекла в калейдоскопе, что никогда не увидится по-прежнему.
В молчании мы дошли до набережной и, поймав кэб, всё в той же прозрачной, как осенняя дымка рассветов, тишине доехали до вокзала. Терновка, когда мы переезжали мост, искрилась солнечными бликами, они проникали даже в глубину тёмных здесь волн. Спящие фонари вспыхивали, перебрасываясь попавшими на грани яркими лучами. Холодный свет дня играл в хрустальном воздухе первую мелодию, под которую вскоре начнут вальсировать листья.
— Ну что ж, мне пора.
Мы стояли на платформе — клубами густого белого пара исходил паровоз, кутая рельсы в туман. Сигнал к отправлению уже прозвучал и кондуктора торопили пассажиров занять места.
— Что ж... — я улыбнулся приподняв уголки губ, чувствуя, как вместе с гудком паровоза плывёт по воздуху что-то ещё. Время. Время уходящее... время, утекающее из разбитой чашки обстоятельств. И мысли, так и не ставшие словами, что залягут на дно, и вновь и вновь будут возвращаться, напоминая о вроде бы упущенном случае... — Надеюсь, мы всё же встретимся ещё. Когда-нибудь... — я протянул руку для прощального рукопожатия.
— Может быть, когда-то, где-то... — Габриэль смотрел так, словно я уже был картиной, в коридорах его памяти, и он старался запомнить меня таким. Холодные пальцы на мгновение сжали мою ладонь.
Глядя на дым от состава, тающий за тёмной зеленью леса, я улыбнулся, когда почувствовал, как скользят по плечам тени от чёрных молчаливых птиц, кружащих высоко в облачном выцветшем небе.
