По дороге к генеральской даче купил две канистры и залил полный бак бензина. Дальше весь путь к ней мчал на всех парах. Генерал в мундире при орденах ждал меня у ворот. Молча, сел в машину и мы понеслись. Мундир генерала отпугивал инспекторов ГИБДД, так теперь называли ГАИ. Я ехал, выжимал из двигателя машины всё, что мог. Товарищ, генерал скорость свыше 70 километров в час считал лихачеством, но сейчас стрелка спидометра не опускалась ниже ста двадцати. Опускалась ниже она только там, где выбоины на дорожном полотне шли очень густо. Вскоре мы подъехали к границе ...
... Два независимых государства отделились друг от друга границами и таможнями. Вереница автомобилей встретила нас перед этими препятствиями. Очередь была часа на 4-5. Ждать было некогда, по обочине объехал стоявшую очередь, подъехал к шлагбауму и посигналил. Возмущённый пограничник и два таможенника обернулись к нам, но увидели генеральский мундир, мгновенно подняли перекладину. Они же любезно отогнали мешавшую нашему проезду машину, отдали честь и пропустили нас. Но оказалось, что на этом наши проблемы не закончились ...
Украинская граница встретила нас ещё большей очередью и вконец измученным, обозлённым народом. Они ругали тех, кто разделил страну на страны, поимённо. Здесь явно была какая-то неувязка, ведь нам со всех трибун говорили:
"Страну разделили по воле и желанию народа! Желание это было высказано народом на референдуме!"
Вот и возникает вопрос:
"Если не эти люди голосовали на этом референдуме, то кто голосовал? И кто тогда народ? Это было не понятно".
Но я отложил эти мысли и вопросы подальше. Снова по бровке подъехал к шлагбауму. Сигналить и просить было бесполезно, бывшие братья нас не любили. Если у них была малейшая возможность, то они радостно шкодили. У стоявшего стража "кордона" спросил:
— Где найти начальника?
Минут пять он думал или переводил мои слова на свой национальный язык. Видно перевёл потому, что указал пальцем в неопределяемом направлении и изрёк:
— Воны там!
Я обошёл шлагбаум и пошёл к стоявшему невдалеке контейнеру-домику, а не в направлении указанному его пальцем. Толкнул дверь с надписью "Начальник поста". Вошёл. За столом сидел молодой подполковник и читал бумаги. Лицо сидевшего человека мне показалось знакомым. Подняв голову от бумаг человек, устало посмотрел на меня, и вдруг его лицо изменилось, стало более человечным.
— Командир? Это Вы?
Всматриваясь в моё лицо, произнёс подполковник. Его вопрос подтолкнул мою память. Ушли прожитые годы. Я тут же узнал его, это был молодой старший лейтенант из моей второй не счастливой командировки в Афганистан. Он подскочил ко мне, мы обнялись. Прошедшие двенадцать лет изменили нашу внешность, жизнь, но солдатская дружба осталась. Рождённая под огнём она жила в нас.
— Извини! Очень рад тебя видеть! Но у меня сейчас горе. Умер мой друг! И мы спешим проводить его в последний путь. А очередь здесь на сутки! Как минимум. Помоги!
Произнёс я. Имени его, увы, не помнил. Прошедшие годы выветрили многое из седеющей головы. Пропустив меня вперёд, подполковник вышёл на крыльцо. Подозвал капитана и приказал ему пропустить нашу машину. Капитан козырнул и направился к шлагбауму.
Обняв и поблагодарив подполковника, я побежал к своей машине.
По команде капитана пограничники подняли шлагбаум, я запустил двигатель и двинулся вперед. Два таможенника возмущенно замахали руками и бросились к моей машине. Капитан встал на их пути и что-то сказал. Они сразу потеряли интерес к моей машине и вернулись к прерванному делу, усердному досмотру вещей стоящих машин.
Моя машина неслись вперед. Генеральский мундир все пограничники провожали, взяв под козырёк. Стоящий на крыльце подполковник последовал их примеру. И потом долго смотрел нам вслед. Он встретил свою молодость и прежнюю жизнь. Она была не так уж и плоха, но осталась позади. А будущее ...
К вечеру мы были на месте. Борис Валерьевич ушёл в отставку ещё в 1992 году, а Павел Васильевич в начале 1993. Тогда старые кадры усиленно отправляли на пенсию, новому государству нужны были свои преданные новым вождям кадры. Но старые кадры без дела не остались. Их с удовольствием подобрал развивающийся капитализм. Первый работал в службе безопасности первого частного украинского банка, который теперь разросся и стал ведущим банком нового государства. Павел Васильевич тоже возглавлял службу безопасности большой транспортной фирмы, её фуры перевозили грузы и за рубеж. На дорогах новой страны было не спокойно, грабили и собирали дань с транспортных средств, все кому было не лень. Бандиты, государственные службы, частные предприниматели и другие. Павел Васильевич в этом "бардаке" жизни новой страны навёл порядок для своей фирмы. Фуры с эмблемой фирмы ездили без сопровождения, тронуть их решался только самоубийца или человек потерявший разум. Сами местные Робин Гуды старались всеми силами обеспечить безопасность грузов перевозимых машинами этой фирмы. Они не были альтруистами, просто знали возможные последствия нанесенных обид. Обиды, нанесенные фирме, не прощались. На разборки выезжала бригада охранников бывших элитных бойцов, тогда горе было всем, и тем, кто затронул перевозимый груз и машины, и тем, кто громко заявлял, что это их территория. Обычно с этих "смотрящих" и начинали, а дальше наказывали всех остальных не зависимо от покровителей или принадлежности от принадлежности к власти. После нескольких таких эксцессов, молва разнеслась быстро, а жить хотелось всем. Вот и отворачивались, старались держаться подальше и охранять от "залётных" машины и их грузы ...
Мои товарищи генералы пребывая в отставке, получали хорошие деньги, о той пенсии, что им платили и не думали, жили нормально. Но жизненный путь не бывает гладкой дорогой. На нём людей ждёт не только радость, но ждёт и горе ..., Павел Васильевич умер. Просто однажды остановилось его сердце, спасти не смогли. Хорошая, лёгкая смерть! Утром уехал на работу, смеялся, шутил, а вечером не вернулся ..., его просто не стало. Для родных такая внезапная смерть очень тяжёлое испытание, к которому они не готовы. Человек не болел, не ждал смерти, как избавления, как облегчения страданий своих и близких ..., это горе! Но я хотел бы тоже получить от Бога такую смерть, как дар ...
При новой власти Павел Васильевич практически не работал. Хоронить его как ветерана органов безопасности? Значить признать стаж чекиста? Признать, что когда-то в горе и радости мы были одной семьёй? А как же национальные идеи? Слишком много возникло проблем, но положение спасла фирма, где умерший генерал-чекист работал. Ему она была обязана многим и процветанием в том числе. Хозяева фирмы и постарались ...
Полированный гроб установили в большом зале. Он был окружён венками и цветами. У гроба в почётном карауле стояли товарищи и сослуживцы. На стоявших вдоль гроба стульях сидела семья ушедшего генерала. Жена, сын, жена сына, двое их детей. Осиротевшая семья. Там же сидели Борис Валерьевич и бывший мой начальник. Полковник уже был генерал — лейтенантом. На груди его блестела звезда Героя СССР. Борис Валерьевич то же был в форме при орденах. Остальные участники этой печальной церемонии в форме и штатском толпились в зале.
Генерал-полковник прошёл к семье выразил свои соболезнования и замер у гроба, я встал рядом. Мы стояли долго, думая об ушедшем товарище. Он был первым из наших друзей, начав горький счёт ушедшим. Нас узнавали. Лица многих пришедших почтить память нашего товарища были мне знакомы. Не знаю, какие легенды ходили обо мне, но любопытных взглядов ловил на себе много. И они были очень разные ...
Похороны были назначены на следующий день на 13.00. Ночь мы, товарищи и семья умершего провели у гроба Павла Васильевича, только отправили детей. Последняя ночь давила своей тяжестью на всех, сидели молча. С утра начал собираться народ. Пришёл и бывший член моей команды второй афганской эпопеи. Бывший капитан. Теперь он был начальником отдела, в этом отделе я начинал работать под командованием Павел Васильевича. Он дохаживал последние дни полковником, представление на генерал-майора уже было направленно на подпись.
Пришло много бывших и действующих сотрудников СБУ, приемника конторы в независимом государстве. Военкомат расщедрился и выделил отделение курсантов с карабинами. Они и отдали последний воинский салют ушедшему генерал-лейтенанту. После похорон мы заехали в зал транспортной фирмы, где раньше стоя гроб. Теперь за накрытыми столами здесь поминали усопшего. Я подошёл к жене Павла Васильевича. Отдал ей конверт с пятью тысячами долларов от друзей Павла Васильевича. Она, обняв меня, заплакала. Я понимал, что слова утешения были бесполезны, свежая рана утраты болела очень сильно. Пройдёт время и эта боль утихнет сама, она уйдёт, великий лекарь время излечит её, сейчас, только слёзы облегчали эту боль ...
Впятером мы поехали в наш когда-то любимый ресторан. Время изменило и его, оно не щадит никого и ничего. Сидели, молчали и выпивали, поминая товарища ушедшего от нас в другой мир. Если он существует, то наш товарищ, ушедший первым, будет ждать нас там. Старуха с косой подобралась к нам, настала наша очередь платить ей своими друзьями. Я её не боялся, принимал, как неизбежную веху в конце пути ...
Ночевать товарища генерал-полковника забрал к себе Борис Валерьевич. Я понимал, что им было тяжелее всех. Они потеряли друга детства, их дружба выдержала испытание временем и жизнью, но оказалась бессильна перед ликом смерти. С этим приходилось смириться, пережить понимание этого, осознать это и понять. Сделать это им нужно было вдвоём.
Прощаясь с генералом, моим товарищем и бывшим начальником, попросил его решить вопрос с границей. Мы въехали без документов и деклараций, в связи с этим при выезде могли иметь большую головную боль. Зависело всё от случая, на кого нарвёшься. Вот этих проблем и не хотелось ...
Он выслушал просьбу и попросил не беспокоиться, ехать спокойно. Больше он не сказал ничего, но я знал, что он настоящий друг и никогда не подведёт, не предаст, не обманет. Об этом не говорят. Ночевать я поехал к отцу. Он сильно постарел, сдал. Жизнь не баловала его. Доставалось по полной программе теперь это стало заметно. Мы сидели на скамейке у его дома. Он дремал, а я думал...
Не виделись долго, а через час говорить было не о чём. У каждого своя жизнь, свои проблемы и горечи. Это печально! Но каждый жил сам по себе. Утром мне нужно было уезжать. На работе я отпросился на три дня.
У нас была проблема и очень большая. Но о ней позже.
Я протянул отцу пятьсот долларов, мог дать и больше, но знал, куда они перекочуют. Отец начал отказываться. Говорил у него хорошая пенсия и за аренду моей квартиры отдают регулярно, ему на всё хватает. Я промолчал. Хотя правду знал. Деньги моего квартиросъёмщика у него не задерживались. Отец отдаёт их моей сестре. Она их собирает для его внуков, так она ему внушила.
Что-то говорить отцу не хотел. Для него это была больная тема. Спорить не стал. Деньги положил на сервант и лёг спать. Утром меня ждала дорога.
Встал рано, с отцом простился ещё вечером, но он всё равно встал и грустно смотрел на мои сборы. Мне было немного не по себе, но это старался скрывать. Наконец последние объятия и я уехал. Поехал за товарищем, генерал-полковником, забрал его, и мы поехали домой. Да теперь наш дом был там далеко, в другом государстве, в другой стране и главное, нас там ждали. Ехали молча. Спешить было некуда, вот я и не гнал.
На украинской границе нас пропустили сразу только мы подъехали. Приказ видно получили строгий, вот и старались. Моего бывшего бойца-пограничника сегодня здесь не было, узнав об этом, я останавливаться, не стал. Российскую границу проехали тоже без задержек. В моей машине сидел товарищ генерал, а действующий он или отставник? Это особой роли не играло, проблемы не были нужны ни от какого генерала. Незаметно добрались и до места нашего назначения. Я завёз товарища генерала на дачу к его жене и сдал с рук на руки.
Товарищ, женский генерал встретила нас у калитки. Обняла мужа, всплакнула и повела его к дому. Она за последние годы очень изменилась, стала более простой и доброй. Так мне казалось. Изменились и их отношения. Генерал доверчиво жался к своей жене. Проводив их взглядом, я сел в машину и поехал в квартиру генеральской четы, где теперь обитал. Вике была дома. Контейнер она уже отправила, позвонила Андрею, он обещал встретить его и разгрузить в дом. Для переезда осталась только одна задержка, получение диплома дочерью. А у меня была очередная проблема по работе. Об этом уже говорил.
Криминальный раздел страны уже заканчивался войны пошли на убыль. Ещё постреливали директоров и хозяев, но это был внутренний передел, смена владельцев, избавление от партнёров, совладельцев. Большие предприятия и отрасли были уже разделены. Бывшие бандиты и рэкетиры стали теперь банкирами и хозяевами фирм, предприятий. О своём прошлом они старались не вспоминать, безжалостно убирая всех, кто напоминал им об их кровавом прошлом. У них были деньги, теперь они хотели власти. Естественно власть не хотела видеть криминал в своих рядах. С ними сотрудничали, лоббировали их интересы, брали у них деньги в виде взяток и подарков. Но сидеть рядом? Это было не прилично!
Многие понимали это и довольствовали тем, что имели, но некоторые зарвались. Закусив удила, они упорно тащили одеяло на себя. Один дошёл до того, что напомнил некоторым высоким лицам. На чьи деньги те пришли к власти. Он потребовал отдачи за все свои затраты. Для того, что бы должники прониклись ответственностью и могущими возникнуть проблемами для них, по телевизору оплаченные журналисты прокрутили видео. Убойный компромат на одного чиновника из правительства. Он лезущему во власть человеку был не нужен и поэтому стал козлом отпущения. Видеоролик посмотрели все, телевизор роскошью уже не был. Чиновника не сняли, он сам подал в отставку. Но это ничего не изменило, борьба продолжилась. Человек этот был упорным, к своей цели шёл напролом, сметая все преграды. Не подумал он только об одном.
Власть всегда имеет больше силы и административного ресурса. Ни у кого не хватит средств и сил тягаться с государством, даже если это государство раздробленно и ослаблено, оно всё равно грозно и опасно.
События 1991 и 1993 годов ввели кое-кого в заблуждение. Победа народа в обоих случаях была обусловлена совсем другими факторами, а не немощью государства. Это сама власть делила власть, убирала людей ставших лишними, людей отживших своё время. Разбиралась они келейно, убираемые были свои братья по власти. Отец всех времён и народов это делал более жёстко, он не нужных и лишних просто лишал жизни. Он нашёл "врагов народа" и всех их арестовали, судили, кого сослали в лагеря, кого расстреляли. Но Борис Николаевич рассудил мудро, он не хотел проливать кровь, не только своих противников, но и своего народа. Захваченных противников даже не судили, их подержали в комфортных камерах ..., и отпустили. Отстранив от большой политики и власти.
