— Все, как я говорил, — отметил Арванд. — Мои люди из Нарбона сообщили все точно.
Эврих задумчиво посмотрел на восток. Небо там все еще оставалось чистым, за ними же по пятам шла гроза. Они словно несли ее с собой к осажденному Нарбону и римской армии под его стенами.
Король визиготов привел с собой почти сорок тысяч бойцов. Это были войска, собранный со всей Аквитании и подошедший из Испании корпус Винцентия. Более пяти тысяч воинов выставили магнаты Аквитании, приведя с собой дружины своих букеллариев — отменных воинов, преданных своему повелителю. Две тысячи наемников саксов прибыло с островов в устье Лигера. И еще около тысячи человек было у Намациана в осажденном городе.
Этой армии противостояли сейчас менее тридцати тысяч римлян, у которых почти не было кавалерии, — так, по крайней мере, сообщали лазутчики, — и Эврих был намерен раздавить, наконец, проклятые легионы, разом покончив с этой неизвестно как появившейся у обреченного уже Рима силой. Но король не спешил кидаться в бой, очертя голову.
Он приказал армии остановиться в миле от линии римского палисада и выслал разведчиков. Ему не нравились римские укрепления, но король понимал, что противостоят ему отнюдь не дураки. Красс явно не стремился к схватке с могучей кавалерией готов и хотел отсидеться за линией наспех построенных укреплений. Насколько она сильна и насколько проходима для всадников?
Обойти город и выйти к нему с других направлений не представлялось возможным. Гряда высоких крутых холмов была недоступна для кавалерии, главной ударной силе его войска. Римляне заняли единственный подходящий путь — Аквитанскую дорогу и долину Атакса. Впрочем, естественно, что так и должен был поступить римский полководец. Если окажется, что пробиться по долине Атакса будет чересчур трудно, придется перейти к "осаде самих осаждающих". Да, именно так. Губить свою армию в бесплодных атаках на мощные палисады он не станет ни в коем случае. У римлян была неделя. Успели ли они за это время возвести настолько надежные укрепления, что от прямой атаки придется отказаться?
Этого Эврих не знал и потому одно за другим выслушивал сообщения разведчиков.
— Что там за укрепления? — бросил он. — Говори точно. Кавалерия может пройти?
— Думаю, может. Но сначала придется поработать пехоте. Надо завалить ямы, свалить палисад.
— И долго придется... работать? — усмехнулся Винцентий. Комит Испанских провинций, — высокий муж с гривой иссиня-черных волос и благородным римским профилем, — стоял рядом с королем, расправив могучие плечи, обтянутые блестящей кольчугой.
— Да как тебе... О! Тогда, на Лигере, когда мы с Фридерихом стояли против Эгидия, у римлян тоже были палисады. Но сильнее, чем здесь. А ведь мы тогда прорвались. Да, здесь укрепления не такие сильные. Это точно.
Эврих кивнул. Он помнил битву на Лигере.
— Все разведчики доносят одно и то же, — сказал Винцентий. — Похоже, мы сможем пройти. Прикажешь?
— Не спеши, комит. Я должен посмотреть сам. Если это правда, мы атакуем.
Он повернулся к замершему неподалеку Викторию. После своего бесславного возвращения из-за Родана, комит Аквитании поседел еще больше. И теперь почти всегда молчал.
— Викторий, если разведчики говорят правду, ты поведешь нашу пехоту на римские укрепления. На этот раз ты должен оправдать мое доверье. Я тебе очень советую.
Викторий вздрогнул и медленно поднял голову. Потом вдруг резко кивнул:
— Не подведу! Мы пройдем сквозь них. До стен Нарбона. Или же я не вернусь с поля...
— Ну, будем прощаться, друг Копоний? Мне пора к легиону.
— Так уж прощаться, Варгунтий! Брось! После битвы мы еще выпьем с тобой... Ладно уж, так и быть! Ту флягу фалернского, которую ты все хотел у меня выменять.
Старый легат уже надевал шлем, но тут замер и вдруг рассмеялся:
— Да неужели?! Копоний сам обещает открыть заветную флягу? Не верю! И никто во всей армии не поверит!
— Клянусь Вакхом! Чтоб мне вино в горло больше не лезло, если слова не сдержу. Так что давай там, помни об этом. Думаю... Да, к вечеру управимся. Жду тебя в моей палатке.
Они обнялись, похлопав друг друга по алым плащам.
— Боги за нас, друг, — сказал Копоний. — Помнишь, вот так же мы стояли под Нолой, еще у Суллы, молодыми трибунами. И как ты весь трясся перед первой битвой, а я тогда тебе говорил...
— Врешь ты все. Там просто холодно было!
— Конечно. И тот наглый патриций, как его там... Забыл! Тоже от холода, наверно, описался. Ну, тебе пора.
Копоний хлопнул друга по плечу и тот, развернувшись, двинулся к лошади. Но, сделав несколько шагов, вдруг остановился и посмотрел куда-то в сторону запада, где то и дело сверкали далекие молнии.
— Копоний, — медленно выговорил он. — Думаю, это хорошо, что солдаты не знают всех планов. Каждый видит лишь свое место в строю и товарищей рядом. Но я-то знаю, что это — последний бой Четвертого.
— А если бы знали они? Что изменилось бы?
Варгунтий вскочил в седло. Усмехнулся, глядя в глаза старого друга.
— Ничего. Ничего бы не изменилось! Они — лучшие в армии. И Красс это знает. Иначе он не поставил бы нас сюда. У них есть только Легион. И они умрут вместе с ним. Прощай, друг!
Вороная кобыла рванулась с места в галоп. За ней, отставая, прянули кони контуберналалов, ожидавших чуть поодаль.
— А я не прощаюсь! — крикнул им вслед Копоний. — И фалернского мы все равно сегодня отведаем, старый хрен! Даже не думай там подыхать, один я не пью...
— Шевелись, шевелись, коровы беременные! — орал центурион третьей когорты, подгоняя своих. — Баба родить успеет, пока вы до места дойдете!
Кассий шел вместе со всеми, карабкаясь по крутому склону, оскальзываясь на мокрой траве, цепляясь за ветви деревьев. Они взбирались на первый из трех холмов, перевалив которые, должны были выйти во фланг армии готов. Квестор вел Двадцать четвертый легион Сисенны и две тысячи федератов, и до места, где они должны были ожидать сигнала к атаке, им оставалось пройти еще восемь миль. Это около двух часов, если повезет. Точно такой же маневр проделывал сейчас Шестой легион Лициния с приданными ему федератами, которых вел сам проконсул. Только под другую сторону долины Атакса.
— Слишком поздно мы вышли, — выдохнул Одоакр, подтягиваясь к очередной ветке, удачно подвернувшейся под руку. — Можем и не успеть.
— Раньше было нельзя. Эвриху могли сообщить из Нарбона.
Предводитель германцев ничего не ответил.
Мысль, что они не успеют, не давала покоя, гнала вперед, лучше, чем витис центуриона солдат. Весь план битвы зависел от того, продержатся ли легионы Варгунтия и Копония те несколько часов, что потребуются им для обхода. Устоят ли два легиона против всей готской армии? Если бы они стояли за хорошими укреплениями, в этом можно было не сомневаться. Но рвы, палисад и рогатки — всего, что они построили там, — было слишком мало. И не потому, что не успели выкопать достаточно глубокие ямы и вбить достаточное количество кольев. Нет, они бы успели. Но так приказал Красс. Эврих должен был проглотить наживку. Его армия должна была атаковать, и поэтому осторожного короля готов не должны были слишком уж впечатлить оборонительные сооружения римлян. Вот почему Четвертый и Двадцать пятый будут стоять за слабой оборонительной полосой. В этом и состоял план. Конечно, за линией легионов оставался еще резерв — тысяча всадников Цестия, но они вряд ли могли бы переломить ход сражения. Их задачей было преследование бегущих готов, если, конечно, до этого дело дойдет. И были еще несколько когорт Двадцать третьего легиона, оставленные в качестве заслона против Нарбона. Впрочем, на эти когорты рассчитывать не приходилось. Гарнизон города вполне мог вмешаться в битву и, по приказу Красса, заслон не мог быть снять ни в каком случае.
Кассий не знал, началась ли битва. Увидел ли Эврих, что его армия сможет преодолеть палисады? Поверил ли он, что против него выстроены все римские легионы? За рядами Двадцать пятого и Четвертого стояли воткнутые в землю шесты, на которые нацепили старые плащи, разбитые шлемы и все прочее, что сумели найти. Это была идея того центуриона из Арелата — Деция Сея. Крассу она понравилась и удачно дополнила его план.
Да, план был хорошо. Но если он не сработает... Красс все поставил на удачный бросок костей. Если готы уничтожат два легиона раньше, чем остальные смогут ударить, армию римлян ждет гибель. Она будет разорвана на части и легко разбита. Красс шел на огромный риск, и Кассий в душе не одобрял такого решения старого полководца.
— Шевелись ты, крыса дохлая! — послышалось сзади и Кассий вздрогнул от неожиданности, будто центурион обращался к нему. — О чем там задумался?! Жопу забыл почесать?! Я тебе покажу жопу! Я тебе...
Стиснув зубы, легионеры карабкались по склону холма.
Ударяя мечами в щиты, пехота готов приближалась к линии римских укреплений. Передние ряды прикрывались щитами, задние тащили связки фашин, чтобы заваливать рвы. Среди массы готских воинов выделялся отряд саксов, размахивавших грозными боевыми топорами.
— Римские псы! — кричали они. — Кровью умоетесь, дети шлюх! Мы ваших жен имели! И матерей! И сестер!
Римский строй стоял молча. Фланги Двадцать пятого легиона, который должен был принять первый удар, прикрывали шесть когорт Четвертого. Остальные когорты Копония составляли вторую линию. А еще дальше, напоминая огородные пугала, стояли лишь шесты с напяленными на них плащами. И за ними тысяча всадников Цестия.
Не дойдя сотни шагов до палисада, огромный прямоугольник готской пехоты остановился. Двадцать тысяч солдат ждали команды. Хотя саксам это было не по нутру, ждали и они — все знали, Эврих скор на расправу. Нарушить дисциплину — значит прямиком отправиться в ад.
Викторий вышел вперед. В этот бой он шел пешим. Недавний позор битвы при Дюрантисе, когда он бежал одним из первых, не должен был повториться. Сегодня он победит или умрет здесь. Так решил комит Аквитании.
Несколько минут он смотрел на римский строй. Викторий помнил эти ряды алых плащей и похожих на корыто щитов. Помнил, что пробить этот строй нелегко. Но сегодня у него нет выбора. Приказ Эвриха был ясен и четок — пехота должна разрушить палисады, расчистив путь кавалерии. А для этого придется отбросить римлян назад.
Он потянул меч из ножен. Поднял клинок, направляя вперед и вверх. Оглянулся на замершие ряды солдат и глубоко вдохнул:
— За короля! — выкрикнул он. — Бей римских псов! Эврих! Эврих!
Готы и саксы взревели ранеными быками, грохот оружия заглушил громовые раскаты.
— Эврих! Эврих! Смерть! Смерть!
— Вперед! — заорал Виктория, что было сил. — До смерти!
Он еще что-то орал, бешено вращая мечом, а двадцать тысяч германцев уже неслись на римлян неудержимой горной лавиной. Так начался бой при Нарбоне.
— Пилум к броску! Бей!
Высоко поднимая щиты, чтобы закрыться от смертоносного ливня, готы лезли сквозь вбитые в землю рогатки и колья, пробиваясь к палисаду, за которым стояли легионеры. Трижды накрывал их железный дождь, и каждый раз на землю валились те, кому в этот день боги определили остаться на поле. Стальные наконечники пилумов, брошенных руками легионеров, пробивали щиты, прибивая руки к дубовым доскам, падая сверху, вонзались в шею и плечи, но задние ряды напирали — и тем, кто пережил очередной залп, не оставалось ничего, кроме как с ревом лететь вперед.
Правда, на левом фланге готы с разбегу влетели в небольшое болотце, не замеченное разведкой, и, сыпля проклятьями, продирались вперед по колено в жидкой грязи. Но в центре и с правого фланга они добежали до палисада. В ход пошли топоры и специально заготовленные тараны, вверх поднялись щиты, образуя настоящую крышу — римляне за палисадом продолжали поражать атакующих камнями, дротиками и стрелами.
В то время, как первые ряды, подобно морскому прибою, бились в римские укрепления, те, кто стоял позади, спешно заваливали фашинами ямы и рвы, выдергивали и валили заточенные рогатки, готовя путь кавалерии. На правом фланге саксы, подсаживая друг друга, лезли на палисад, свирепо вращая огромными топорами. И вот, несмотря на все усилия защищающих укрепления когорт, палисад начал поддаваться безумному натиску. Сначала в одном, затем сразу в нескольких местах, бревна рухнули — в проломы с воплями устремились штурмующие.
— Седьмая когорта отходит! Секст Марций убит, центурион Фурий принял командование, просит хотя бы манипулу.
С самого начала сражения Варгунтий внимательно наблюдал за битвой. Вдоль линии укреплений носились его контуберналы, постоянно сообщая о ходе боя. Уже четыре раза он отправлял в бой свежие центурии, закрывая наметившийся прорыв, но теперь положение становилось угрожающим.
Хотя на правом фланге, где перед палисадом находилось моховое болото, враг не достиг никакого успеха, с левого фланга напор готов был страшен — проломов было уже столько, что в некоторых местах легионеры рубились с врагом лицом к лицу, не полагаясь больше на преимущества палисада. Теперь начал подаваться и центр — враг бросал туда все новые силы, у Варгунтия просто не хватало людей, чтобы закрыть все проломы, слишком протяженной была линия обороны. Старый легат видел, что когорты правого фланга, по-прежнему удерживающие палисад, вот-вот попадут в окружение.
Оставалось только одно.
— Трубить отход! — скомандовал он. — Оставить укрепления!
Повинуясь сигналам букцин и командам трибунов, стоявшие в резерве когорты немедленно образовали вторую боевую линию, оставив в своих рядах промежутки, сквозь которые могли пройти оборонявшие палисад центурии. Эта линия была гораздо короче первой, ее правый фланг прикрывало болото, но зато перед ней уже не было укреплений.
Когорты первой линии отходили в образцовом порядке, держа строй и прикрываясь сомкнутыми щитами, так что варвары не успели воспользоваться их отступлением и, кинувшись преследовать разбитого, как они думали врага, неожиданно столкнулись с новой линией римлян. Пропустив товарищей, когорты второй линии быстро сомкнули ряды, и готы с разгону налетели на скутумы. Бой вспыхнул с новой силой.
Первые капли дождя упали на истоптанную тысячами ног землю. Прямо над полем грянул оглушительный раскат грома.
Вогнав окровавленный меч в ножны, Викторий жадно приник к баклаге, протянутой ему кем-то из солдат охраны. Вырвавшись из боя, комит взобрался на небольшой холм возле болота и оглядел поле сражения.
Вдоль линии палисада громоздились кучи трупов. За час здесь полегло три тысячи готов, вперемешку с ними лежали тела семисот-восьмисот римлян. Бой продолжался в сотне шагов от палисада, а его воины спешно растаскивали то, что осталось от укреплений. Римляне отступили, но теперь фронт сократился и Викторий больше не мог использовать свое численное превосходство. Одну за другой враги отбивали атаки его пехоты, а время шло. Но он должен выполнить свою задачу! И сделать это надо как можно быстрее.
Редкие пока еще капли стучали по шлему. Викторий поднял голову к небу.
"Если разойдется, будет нехорошо", — подумал он. "Земля тут быстро размокнет, кавалерия не пройдет".
