Существование ткачества в тогдашнем Риме настолько очевидно, что его археологические доказательства многим представляются из-лишними: многочисленные терракотовые пряслица в женских погребе-ниях. Ткачество, само собой, имело домашний характер, поскольку та-кие пряслица не могли использовать профессиональные мастера, пряде-ние было не ткацким ремеслом, а обычным делом женщины-домохозяйки. Производство тканей из шерсти, кажется, преобладало, но изготовление льняных полотен также было весьма широко налажено . Но зато окраска готовых одежд в домашних условиях было делом прак-тически невозможным, поскольку требовались особые ёмкости, дорогие красители и особые знания и навыки. Поэтому красильщики были про-фессионалами.
В Риме появилось заметное число ремесленников-строителей (лат. fabri tignarii). Интересно, что термин "tignum" означает строитель-ный материал в общем смысле, так что fabri tignarii, скорее всего, были и плотниками, и каменщиками, и кровельщиками. Такая универсаль-ность и отсутствие специализации указывает на неразвитость строи-тельного дела.
Кажется, можно доверять сообщениям о том, что в правление Луция Тарквиния Приска произошла закладка Большого Цирка. Нет со-мнений в том, что первоначально в осушенной низине строили не то прекрасное сооружение, которое будет гордостью республиканского Рима. Но вполне можно предположить, как в 6 в. до н.э. очищенное и выравненное место окружили ряды многоярусных деревянных скамей. На арене устраивали спортивные состязания, скачки и гонки колесниц. Доказательством служат металлические детали колесниц, обнаружен-ные археологами в нескольких южноэтрусских гробницах. (Выше была упомянута колесница Монтелеоне — бесподобное произведение искус-ства парадно-церемониального предназначения).
Большой Цирк в наши дни
Скорее всего, началось сооружение знаменитой канализационной сети Рима (Большой Клоаки, лат. Cloaca Maxima). Конечно, это не озна-чает, что её создавали сразу в "готовом" виде, в каком она существова-ла в императорский период! Не было ни облицованного камнем подзем-ного сточный канала, ни знаменитого арочного выхода в Тибр, которой можно видеть и по сей день. Но первые участки сточной системы в виде крытых рвов и канав, вероятно, уже появлялись. В них вывели стоки жи-лых домов. Наверняка, стоительством руководили приезжие этрусские специалисты, имевшие огромный опыт подобных работ. Важность этого сооружения невозможно недооценить. Именно оно избавило Рим от би-ча больших городов — эпидемий, вспыхивающих из-за антисанитарии.
Продолжалось благоустройство Римского Форума в ранее осу-шенной низине.
Римляне приступили к строительствоу храмового комплекса на Капитолийском холме. Особенно выделялся храм, посвященный боже-ствам Юпитеру, Юноне и Минерве. Характерно, что Юнона и Минерва — не латинские божества, их почитали в южной Этрурии. Для каждого бо-жества отвели отдельное помещение — целлы.
Большой Капитолийский храм был задуман как массивная по-стройка из грубых туфовых блоков и деревянных балок. Использован-ный при постройке туф — мягкий, рассыпчатый, легко обрабатываемый, итальянцы называют его capelacio. Величиной (длиной 59 м. и шириной 55 м.) Большой Капитолийский храм должен был превзойти все суще-ствовавшие в то время святилища Этрурии. По легенде позднее для его отделки терракотовыми украшениями пригласят из города Вей знамени-того этрусского скульптора Вулку .Хотя стену, окружавшую архаич-ный Рим уже в древности называли Сервиевой и приписывали её возве-дение шестому рексу Сервию Туллию, археологи склонны считать, что её сооружение началось в годы, относимые к правлению Луция Таркви-ния Приска. Во всяком случае тогда приступили к фортификации Пала-тина и Эсквилина. Три из четырнадцати чудом сохранившихся участков городской стены итальянские археологи без колебаний относят к началу 6 в. до н.э. Эти укрепления периода этрусских рексов сложены из ма-леньких туфовых блоков (в высоту около 0,25 м., в длину — 0,9 м., в ширину — 0,6 м.). Из того же туфа строили Большой храм на Капитолии.
Большие (конечно, по апеннинским меркам) запасы полезных ис-копаемых, изобилие сельскохозяйственной продукции, мастерство ре-месленников — всё выводило Этрурию на исключительные позиции в торговле. Торговые потоки из Этрурии можно подразделить на морские (с греками и карфагенянами) и сухопутные (в долину р. По и в Кампа-нью).
После укрепления на Семихолмье этрусков по римской террито-рии пролёг важный торговый тракт на юг. Безусловно, этруски не стро-или ничего подобного великолепным римским дорогам республикан-ской и императорской поры. Однако они могли зачистить грозящий об-валами склон, расположить рядом с дорогой водоотводный канал или вообще отвести речной поток, чтобы использовать ложе реки в качестве дороги. Возможно, строили мосты через овраги и ручьи. Так что вполне можно считать некоторые этрусские пути в Лации предшественницами римских дорог. Скорее всего римляне в ряде случаев просто благо-устроили эти пути.
Рим не мог не стать важным промежуточным пунктом кампан-ской торговли. Туда постоянно прибывали грузовые четырёх— и двухко-лесные повозки, влекомые лошадьми или мулами. Так называемый двухколёсный карпентум (лат. carpentum), упомянут в легенде о приезде Лукумона и Танаквиль в Рим.
В эпоху Луция Тарквиния Приска Семихолмье в топографиче-ском и демографическом смысле окончательно стало Римом, синойкизм в основном завершился, полис начал своё существование. В городскую черту включали теперь и Квиринальский холм. Капитолий, который первоначально не был заселен, отныне был не просто укреплением по этрусскому образцу, но стал служить также общим религиозным цен-тром.
Названия посёлков Семихолмья вытеснились названием Roma, активно употребляемым этрусками: этрусская форма Ruma обнаружена в надписи из "гробницы Франсуа" в городе Вульчи.
В начале 6 в. до н.э. сенат расширился до двухсот человек. Со-хранив прежнее число центурий, Луций Тарквиний Приск удвоил чис-ленность всадников.
И тем не менее, до окончательного становления populus Romanus, до завершения классообразования и формирования государ-ственности было пока далеко.
Античная цивилизация никогда не знала национальных антаго-низмов и религиозной нетерпимости. Тем более это было невозможно в сшиваемом из различных этнических лоскутьев Риме. Однако невоз-можно и рассуждать о монолитности и бесконфликтности образующе-гося общества.
Всё более ощущая себя римлянами, жители новорожденного по-лиса всё ещё помнили о латинсках, сабинских или этрусских корнях. В латинском языке сплошь и рядом мелькали сабинские слова и этрусские заимствования. Думается все рексы стремились преодолеть сохраняю-щиеся ощущения различия, но три последних более всего преуспели в этом.
Усердно сплачиваемый лукумонами-рексами римский полис включал как городскую территорию, так и сельскую округу. Жители её также считались гражданами Рима. К ним рассылали гонцов с пригла-шением посетить заседания сената и принять участие в народных со-браниях — комициях. В центре расселения сельских триб обычно соору-жали крепости-кастели, поскольку в случае внезапного нападения не-приятеля не всегда можно было успеть скрыться в Капитолии. Но хо-чется настоятельно подчеркнуть — никакой этих кастелей не был и не мог быть политическим центром трибы или резиденцией римского наместника на сельской территории! Рим являлся единственным горо-дом (лат. Urbs) и и исключительным центром римского общества!
Если сравнить эволюцию Рима с расзвитем греческих городов-государств, то можно сделать вывод: имея естественные различия, ис-тория архаического Рима вполне вписывается в схему развития класиче-ского полиса. А это означает, что, несмотря на некоторую специфику, Рим уверенно двигался по пути к античной цивилизации, в которую ра-нее его вошла Греция.
4. ...и его воспитанник.
По словам Тита Ливия: -"39. (1) В это время в царском доме случилось чудо, дивное и по виду, и по последствиям. На глазах у мно-гих, гласит предание, пылала голова спящего мальчика по имени Сер-вий Туллий. (2) Многоголосый крик, вызванный столь изумительным зрелищем, привлек и царя с царицей, а когда кто-то из домашних при-нес воды, чтобы залить огонь, царица остановила его. Прекратила она и шум, запретив тревожить мальчика, покуда тот сам не проснется. (3) Вскоре вместе со сном исчезло и пламя. Тогда, отведя мужа в сто-рону, Танаквиль говорит: "Видишь этого мальчика, которому мы даем столь низкое воспитание? Можно догадаться, что когда-нибудь, в не-верных обстоятельствах, он будет нашим светочем, оплотом унижен-ного царского дома. Давай же того, кто послужит к великой славе и государства, и нашей, вскормим со всею заботливостью, на какую способны".
(4) С этой поры с ним обходились как с сыном, наставляли в науках, которые побуждают души к служенью великому будущему. Это оказалось нетрудным делом, ибо было угодно богам. Юноша вы-рос с истинно царскими задатками, и, когда пришла пора Тарквинию подумать о зяте, никто из римских юношей ни в чем не сумел срав-ниться с Сервием Туллием; царь просватал за него свою дочь. (5) Эта честь, чего бы ради ни была она оказана, не позволяет поверить, буд-то он родился от рабыни и в детстве сам был рабом. Я более склонен разделить мнение тех, кто рассказывает, что, когда взят был Корни-кул, жена Сервия Туллия, первого в том городе человека, осталась по-сле гибели мужа беременной; она была опознана среди прочих пленниц, за исключительную знатность свою избавлена римской царицей от рабства и родила ребенка в доме Тарквиния Древнего. (6) После такого великого благодеяния и женщины сблизились между собою, и мальчик, с малых лет выросший в доме, находился в чести и в холе. Судьба ма-тери, попавшей по взятии ее отечества в руки противника, заставила поверить, что он родился от рабыни" .
Легенда о детстве Сервия Туллия. Бонифачио де Питати (Веронезе) ок.1530(?)
Став рексом Анк Марций не мог не поддаться общему для всех выборных вождей соблазну передать полномочия по наследству. Леген-ды ничего не сообщают ни о жене четвёртого рекса, ни о дочерях. Зато подчёркивают, что ни одному из двух сыновей Анк Марций не смог оставить власть — сенат несокрушимо стоял на страже традиций и рек-сом стал Луций Тарквиний Приск. Сыновья Анка Марция не препятство-вали правлению Тарквиния. Они рассчитывали на то, что кто-то из них станет супругом дочери Луция Тарквиния Приска и тем самым резко увеличит шансы на власть (как сын рекса и зять рекса), когда её отец скончается. Но Луций Тарквиний Приск избрал в будущие зятья Сервия Туллия, воспитанника-латина из Корникула, усыновлённого им.
Луций Тарквиний Приск отдавал себе отчёт в том, что сложное римское вождество из трех триб ещё рыхло, что оно требует упрочения и сплочения. А Сервий Туллий был личностью, пользовавшейся симпа-тиями как латинов, так и сабинян, да ещё и состоящей в браке с дочерью этрусского лукумона-рекса. Братья Марции оказались безнадёжно от-страненными от власти. Это подтолкнуло их на месть и заговор.
Опять обратимся к Титу Ливию:-"40. (1) На тридцать восьмом примерно году от воцаренья Тарквиния, когда Сервий Туллий был в ве-личайшей чести не у одного царя, но и у отцов, и простого народа, (2) двое сыновей Анка — хоть они и прежде всегда почитали себя глубоко оскорбленными тем, что происками опекуна отстранены от отцов-ского царства, а царствует в Риме пришлец не только что не сосед-ского, но даже и не италийского рода, — распаляются сильнейшим негодованием. (3) Выходит, что и после Тарквиния царство достанет-ся не им, но, безудержно падая ниже и ниже, свалится в рабские руки, так что спустя каких-нибудь сто лет в том же городе, ту же власть, какою владел — покуда жил на земле — Ромул, богом рожденный и сам тоже бог, теперь получит раб, порожденье рабыни! Будет позором и для всего римского имени, и в особенности для их дома, если при жи-вом и здоровом мужском потомстве царя Анка царская власть в Риме станет доступной не только пришлецам, но даже рабам.
Танаквиль показывает Сервию Туллию убитого Тарквиния. Гравюра Бартоломео Пинелли, 1835 г.
(4) И вот они твердо решают отвратить оружием это бесче-стье. Но и сама горечь обиды больше подстрекала их против Таркви-ния, чем против Сервия, и спасенье, что царь, если они убьют не его, отомстит им страшнее всякого другого; к тому же, думалось им, по-сле гибели Сервия царь еще кого-нибудь изберет себе в зятья и оста-вит наследником. (5) Поэтому они готовят покушение на самого царя. Для злодеяния были выбраны два самых отчаянных пастуха, вооружен-ные, тот и другой, привычными им мужицкими орудиями. Затеяв при-творную ссору в преддверии царского дома, они поднятым шумом со-бирают вокруг себя всю прислугу; потом, так как оба призывали царя и крик доносился во внутренние покои, их приглашают к царю. (6) Там и тот и другой сперва вопили наперерыв и старались друг друга пере-кричать; когда ликтор унял их и велел говорить по очереди, они пере-стают наконец препираться и один начинает заранее выдуманный рас-сказ. (7) Пока царь внимательно слушает, оборотясь к говорящему, второй заносит и обрушивает на царскую голову топор; оставив оружие в ране, оба выскакивают за дверь" .
Вообще говоря, несмотря на всю неприглядность эпизода, воз-мездие со стороны сыновей Анка представляется если не оправданной, то вполне логичной. Они не мстили Сервию Туллию, поскольку тот был вправе конкурировать с ними и действовал, в общем, в рамках обычаев и традиций. А вот Луций Тарквиний Приск допустил вопиющее наруше-ние как традиции, так и собственного слова. Согласно легенде, Луций Тарквиний Приск давал обязательство передать власть своим названным братьям, сыновьям Анка Марция, но не сдержал обещания.
Вследствие чего и свершилась месть, когда дочь Тарквиния стала женой Сервия Туллия. Месть не была направлена на Сервия Туллия, хо-тя он и был конкурентом — ведь формально Сервий Туллий достиг вла-сти законным путем, а сыновья Анка как раз и выступали защитниками "обычаев предков", нарушенных Луцием Тарквинием Приском.
При этом хочется обратить внимание на способ убийства. Итак: — "Для злодеяния были выбраны два самых отчаянных пастуха, воору-женные, тот и другой, привычными им мужицкими орудиями". Как раз наоборот — секира была важным элементом фасций, заимствованных римлянами у этрусков. С секирами в руках изображены этрусские долж-ностные лица. Причём, если на погребальных стелах Этрурии можно истолковывать двойной топор просто как оружие лукумона, то в дву-лезвийной секире на фреске в гробнице можно видеть только священный предмет, фетиш. Вспомним также многочисленные малоазийские и эгейские параллели. В хеттской Анатолии двойной топор считали ору-жием бога Тешуба. В Кносском дворце на Крите двойная секира служит и посвятительным приношением между "рогами посвящения" и объек-том культа. На минойских кольцах и печатях жрецы и жрицы изображе-ны с двойным топором для жертвоприношений. Так что два(!) воору-женных топорами(!) заговорщика могут служить глухим отзвуком риту-ального убийства, совершенного, когда лукумон-рекс преступил какие-то считавшиеся нерушимыми нормы. Возможно также, что сакральный характер убийства, а точнее принесения в жертву рекса-нарушителя по-ставил правосудие в тупик: не наказать убийц нельзя, наказать — тем бо-лее. Компромиссом стало изнание их из Рима.
