Подполковник, слушая мою речь, почему-то улыбался. И когда мы вернулись в кабинет, с той же улыбкой сказал:
— Александр Владимирович, мне говорили, что вы родом из Австралии и кое-чего в жизни в Империи неправильно воспринимаете. Но, признаться, степень вашего непонимания меня даже смутила. Артиллерийское управление не имеет в виду, что вы немедленно начнете поставки всей этой вашей, безусловно замечательной, техники. Те же испытания тракторов мы имели в виду провести в течение самое скорое года. Что же до поставки десяти тысяч велосипедов, то опять мы не думали, что вы их поставите на следующей неделе — как раз и рассчитывалось, что в следующем году — и не обязательно с января — вы только начнете из поставлять, а вся партия будет поставлена за несколько лет. А насчет мотоцикла с пулеметом, то мне кажется — лично мне — что вы придумали действительно вещь, которая может быть армии весьма полезна. Но, к сожалению, я не располагаю названной вами суммой — он горестно вздохнул — Безусловно, я доложу начальству об этой машине, но когда требуемая сумма будет выделена — я даже примерно сказать не могу. Знаете, если бы вы запросили за что-то тысяч, допустим, сто или больше — то вопрос так или иначе был бы решен быстро. А пять тысяч — сумма небольшая, и насчет нее можно и год решения прождать.
— Валерий Георгиевич, тогда у меня будет несколько иное предложение — мне неожиданно пришла в голову забавная мысль и я, пока не забыл, решил с подполковником ею поделиться. — Я хочу предложить вам, не как офицеру Арткомиссии, а как просто русскому офицеру, сделку. Нет, ничего бесчестного — поспешил я добавить, увидев, как он дернулся — просто договоренность двух частных лиц, равно недовольных бюрократами. Вы, как человек, оружие знающий и любящий, увидели у меня забавную игрушку — и я вам ее дам поиграть, бесплатно естественно. Наиграетесь — отдадите, ну а нет — так я себе еще сто штук таких наделаю. Ну а вы, видя, что сам я в оружии понимаю мало, порекомендуете мне парочку артиллерийских офицеров в отставке — ну мало ли, может кто по ранению к службе не годен или с начальством не ужился. Пусть они все мои поделки у меня же и испытывают, до ума доводят. Но это — еще не все.
Мысль моя стремительно зрела в голове, и я спешил ее выпихнуть до того, как голова от необозримости перспектив лопнет:
— У меня в Харькове есть подходящий заводик, который пока ничем не занят. Я там начну как раз велосипеды делать, а Артуправление, считая велосипеды товаром военного назначения, пусть выделит небольшой отряд — скажем, роту — для его охраны от вражеских шпионов. И там, в закрытом цехе вроде моего модельного, и мотоциклы начну производить, а потом — и специальные военные трактора.
— Интересное предложение, я думаю, что начальство на такое вполне согласится.
— А для серьезных испытаний техники я устрою где-нибудь в глухой степи специальный полигон. Не от армии, а свой, личный. Испытателями казаков найму... только я вас попрошу еще вот о чем. Подъесаул Головин меня в казаки принял — ну чтобы с его парнями нормально разговаривать в Уругвайской экспедиции. Но пока — пластуном, да еще почетным. А мне бы хоть какое, да командирское звание получить, хоть старшиной назначить. В отставке — получится вроде и формальность, а уважения со стороны казаков прибавится, и народ на полигон проще набирать будет, и порядку на нем прибавится... Но это уж — как получится — добавил я, видя, что улыбка на лице Карпова расплывается шире лица.
— Я доложу о ваших пожеланиях начальству. А вы действительно предлагаете мне сейчас забрать этот мотоцикл?
— Настаиваю, я сейчас распоряжусь, чтобы его упаковали и подготовили к отправке. И еще... Валерий Георгиевич, я понимаю, что военная служба непредсказуема. Но если будет возможность — вы телеграфируйте о своих — или еще чьих — визитах ко мне, хотя бы дня за три.
Подполковник убыл в Петербург, увозя мотоцикл и пулемет, ну а я занялся подготовкой Харьковского завода к выпуску велосипедов. И начал с того, что попросил у Емельянова отлить бронзовую доску с надписью "Харьковский велосипедный завод".
Глава 26
— И как это у него получается? — задумчиво пробормотал Герасим Данилович.
— Что? Машины изобретать? Так наверное в этой, как ее, Аделаиде, его научили как.
— Мне тоже было интересно, я знакомых попросил узнать — не учат там этому всему. У них курсы учебные — как в Эдинбургском университете, только профессора там лишь те, что в Британии никто в университеты не взял. Ты знаешь, как сам он Аделаиду назвал? Дырочкой в жопе мира! — и Герасим Данилович довольно рассмеялся.
— То есть как дырочкой? — не понял Нил Африканович.
— Вот и я давеча спросил. А он сказал — именно дырочкой. Вроде и светло, и воздух вокруг хороший — а все равно жопа.
— Верно, — тоже засмеялся Иванов. — Постой, но ведь в Эдинбурге электрических инженеров не готовят!
Немного помолчав, Герасим Данилович продолжил:
— Да я и не о том вовсе. Вот как у него получается не про машины придумывать? Я уже и так, и сяк поручение его рассматриваю: с любой стороны получается, что лучше и не придумать. А в деньгах, если посчитать, так только экономия и выходит. Вот ты скажи: почему никто другой не додумался сделать так, что рабочий вроде как и меньше других получает, а с завода его никто не сманит? Я тут тоже посчитал: квартиры, что он рабочим выделяет, стоят ему в двести маленькая, в триста пятьдесят большая. Примерно. Плату он берет от семи до десяти рублей, получается — за три года у него дом окупится. Рабочий, за вычетом платы за квартиру, получает рублей двадцать в месяц — не мастер, простой рабочий. На прокорм рабочему тоже выходит в месяц рубля три-четыре, потом копейки идут на выплату врачу, в школу для детишек... Вот и выходит, что всех расходов на рабочего у него на рубль в день — меньше, чем у многих. А и рабочий лучше живет, и ему выгода сплошная.
— Ну считает-то он хорошо — усмехнулся Иванов.
— И другие не хуже считают, но у других-то так не получается!
— Народ-то вокруг не слепой, посмотрят как у него устроено — и переймут! — убежденно произнес Нил Африканович. — выгода-то — она каждому видна.
— Вот мне и интересно, как это у него получается: ко мне приятель старый с месяц как заезжал, посмотрел, конечно, как тут у меня все устроено. У него в Москве фабрика небольшая, ботинки да сапоги выделывает. Ну мы с ним вместе и так считали, и так прикидывали — все в разорение фабрике выходит. А у него — что ни сделает, так в выгоду...
Инженеры замолчали, задумавшись. Затем, вздохнув — и видимо, так ни к какому внятному выводу не придя, Иванов отметил:
— Вот поэтому-то он и хозяин тут всему. А нам остается радоваться, что при нем работаем. Ты как рабочих-то делить собираешься?
Закрутившись в делах с новыми заводами я как-то потерял из виду старые — то есть не особо был в курсе что там делается. Так что лишь в понедельник девятого июля я выбрался на судостроительный, выбрался просто посмотреть как идет дела и что нужно срочно сделать чтобы дела все же шли. И попал я на завод очень вовремя: готовился спуск на воду очередного траулера.
Саша Антоневич придумал очень интересный стапель для этих небольших корабликов: после завершения строительства он целиком приподнимался на восьми гидравлических домкратах, рабочие вытаскивали подпирающие брусья — и после того, как домкраты отпускались, вся конструкция целиком скатывалась по рельсам в воду. Скатывалась довольно медленно — ее придерживали мощные лебедки, но спуск корабля — хотя и без вздымающихся волн — мне понравился.
Судя по всему, на стапеле корабли был полностью доделан — на нем сразу после спуска завели мотор и кораблик плавно пошел куда-то вдаль. Поскольку проблема с моторами еще не выветрилась из моей памяти, я поинтересовался у Бори Силина, ставшего начальником завода, какой двигатель у этого конкретно траулера.
— Все стандартных "восьмерки", калильные (этим словом я поименовал дизель, дабы не вызывать ненужных ассоциаций).
— Каких "восьмерки"?
— Стандартных, на двести сил. Павлищев их аккурат по штуке в день делает, так что и на траулеры хватает, и на "амазонки" уже поставили.
— На обе? — я, честно говоря, немножко обалдел от услышанного.
— Да, и на старых тоже. Кроме самой "Амазонки" — на ней пока так и стоят четыре "шестерки", но ей хватает, она же больше в дрейфе стоит.
— И что я пропустил на этот раз? Борь, ты извини, я на месяц из производства выпал... сколько у нас сейчас "амазонок" и траулеров? — и я посмотрел на "большие" стапеля, где по-прежнему стояли два еще некрашеных полусобранных корпуса "амазонок".
— Траулеров — если этот считать — пока шесть, "четверку" сейчас обратно тащат на буксире, на мель села и винт потеряла. А "амазонок" — сама плавбаза, "Мараньон, "Укаяли", "Мадейра"... послезавтра "Тапайос" в достройке закончится и на Каспий пойдет. Но мы быстро наверстаем — сейчас на сборку траулера всего неделя уходит, так что на неделе два и спускаем.
— Тапажос...
— Что — Тапажос?
— Река так называется, по-бразильски. Ладно, баржа пусть "Тапайосом" будет, на русский слух получше будет. Кто названия-то придумал?
— Да это Маша Векшина... ей кто-то сказал, что два судна без названия, она и прибежала с книжкой. А я сам-то и не прочитал, что написано — с некоторой грустью ответил Силин.
— Да в книжке небось так и написано, как назвали — ну кто у нас португальский-то язык знает? Ладно, не печалься — и так чудеса трудового героизма показываете.
— Это все Никодимов, он тут среди рабочих собрание провел, все рассказывал как народ в деревнях с голоду мрет и как нам нужно быстрее траулеры да рефрижераторы собирать — рабочие сами постановили, что до льда будут работать по двенадцать часов. Понятно, за дополнительную плату — но ты же мое решение отменять не будешь?
— И сколько ты платишь за это?
— По плану они работают на два часа больше, так что на двадцать процентов больше и получают.
— Переработку, два часа эти, оплачивай в полуторном размере. С первого для, пересчитай выплаты, если нужно. Рабочую инициативу поощрять нужно! И твою тоже — с сегодняшнего для переходишь на тарифную сетку "старых кадров". Кстати, что там за новый корпус у заводской пристани Антоневич строит? Я вроде такого в плане завода не припомню.
— Это не Антоневич, это Мефодий строит. Склад, говорит, холодильник будет. А у пристани — так это чтобы рыбу не размораживать. Ты к нему зайди, он сейчас с Ключниковым маршрутку-холодильник мастерит.
— Да, вот так отойдешь на минутку пописать — а тут уже новый склад построят или дюжину кораблей на воду спустят — рассмеялся я. — С кем я связался? Ну ладно, у меня секретари записали на сегодня ещё по железной дороге к Емельянову заехать, а тебе — еще раз спасибо.
— Только ты непременно у Мефодию загляни сначала, а то они с Ключниковым без тебя точно подерутся — сегодня как раз с утра и ругаться начали.
Женя Ключников фактически стал руководителем всего тракторного производства, и к делу относился очень серьезно. По крайней мере трактор в сборочном цехе находился чуть больше пяти часов — после чего своим ходом выкатывался на испытательную площадку. За это время из заготовок строилась рама, собирался кузов, устанавливались мотор и трансмиссия, вся электрика и все-все остальное, включая стеклоочистители (для Т-40, конечно). В новом сборочном корпусе, построенном весной, трактора передвигались уже не на своих колесах (которые теперь ставили вообще на последнем посту), а на настоящем конвейере — Женя очень творчески отнесся к моим рассказал о пользе оного.
Ну а в старом цехе, больше чем вдвое более коротком, сейчас собирались тракторные прицепы — и именно там я застал процесс "взаимодействия" Мефодия и Жени:
— Я еще раз говорю: не потянет трактор твой холодильник! Поэтому и на производство я телегу эту ставить не буду.
— Женя, мы уже проверяли — трактор прекрасно все тянет.
— Ты бы еще его по Унтер ден Линден пустил, там трактор и две таких телеги потянет. А по нашим дорогам — не потянет...
Увидев меня, Женя сменил агрессивный тон на назидательный:
— Вот и Александр Владимирович скажет. Александр Владимирович, ну разве потянет Т-40 по нашим дорогам десятитонный прицеп?
— Какой прицеп?
— Десятитонный! — в голосе Ключникова прозвучало торжество. Вот, посмотрите — он указал рукой на довольно-таки небольшой фургон, стоящий около ворот цеха. Четыре тонны железа и еще он собирается туда шесть тонн рыбы в ящиках запихнуть!
— А с грузом испытывали? — Мефодию было под сорок, и почему-то я никак не мог назвать его на "ты", хотя он неоднократно и просил.
— Нам рессоры Архангельский считал, поставили как на пассажирских вагонах, двойную подвеску. Илья Ильич сказал, что десять тонн только груза выдержит...
— А без рессор и рамы, только фургон — сколько весит?
— Три тонны, больше даже. Тут же медь да олово, холодильная машина тяжелая получается.
Я подумал, потом кое-что вспомнил "из прежней жизни".
— Так, господа, вы оба неправы. Женя, ты неправ потому, что на первой передаче трактор и двадцать пять тонн вытянет. А вы Мефодий, неправы потому, что даже десять тонн тянуть никому не нужно. Трактор-то вытянет, даже на нашей дороге. Вот только потом по этой дороге только трактор и проедет — прицеп ее разобьет. Причем — даже шоссе разобьет: давление на колеса получается слишком большое. Но, — продолжил я, — рефрижератор сухопутный нам все равно нужен. Поэтому мы вообще сделаем иначе. Вы, Мефодий, постарайтесь сделать холодильный шкаф небольшого размера, литров на пятьсот. Из четвертьлинейного листа, его еще у нас много — а стенки сделайте сантиметров десять толщиной, и в качестве теплоизоляции возьмите листы стекловаты — какую в воздушных фильтрах используют, переложенные картоном. Мне кажется, что для перевозки мороженой рыбы в таком шкафу хватит и семилинейной керосиновой горелки — по крайней мере она поможет рыбе не растаять в течение нескольких часов. А ты, Женя — после того как Мефодий шкаф готовый тебе покажет — сделай тележку, на которую таких шкафов поместится штук шесть. В этом случае прицеп получится максимум тонны в четыре — тоже для дорог не очень хорошо, и чтобы дороги не разбивать, колес мы поставим не четыре, а восемь, по два колеса с каждой стороны на ось.
Мефодий немного подумал, затем сказал:
— Зачем ждать? мы сейчас с Женей полчаса вместе подумаем, о размере договоримся — и можно начинать. Завтра уже "Мараньон" с рыбой приходит — как возить будем?
После "общения" с этой парочкой я зашел к Славе Павлищеву — уж очень мне было интересно узнать, как он моторы для судостроительного так ловко делать стал. Но оказалось, что все довольно просто:
— Александр Владимирович, я же насчет станков подумал: ведь мотор у вал получился хороший, работающий — и выделывать из станки не позволяют. И ведь проще станок исправить, чем сызнова мотор придумывать. А Бромлеевский сверлильный, из которого Евгений Иванович хонинговальные делает, мне хорошо знаком. И что станина у него слабая — я тоже знаю. Станок переделывать — это новая станина нужна, а там все переделывать придется. Так я сделал, как в мастерской института, когда тяжелые детали фрезеровать надо было. Поставил роликовый подпор, на винтовых ножках чтобы высоту регулировать, и теперь стол станка при сходе со станины сразу на ролики и опирается. Вот только сам стол пришлось с нижней части выровнять — так это на фрезерном станке Никифоров и сделал. Там ведь главное чтобы ровно было, а уж высоту подпора точно ножками-винтами и выставляем. Четыре станка доработали, и сейчас, при нужде, можно и по два мотора в день выделывать...
