— Не знаю, — покачала головой Каллиста.
Иногда нельзя сделать ничего.
Опираясь на сломанную арку входа, Люк вспомнил эти слова, сказанные Каллистой в темноте «Глаза Палпатина».
Иногда правосудию больше всего способствует знание того момента, когда надо сидеть сложа руки.
Это тоже была мудрость Джедая.
Возможно, самая суровая мудрость, какую он когда-либо слышал.
Теперь она сидела сложа руки, глядя на странные переливающиеся цвета тумана и серые тени деревьев. Трещина в куполе вызвала много странностей в погоде в ущелье, и непривычные струйки беспокойной прохлады сочились сквозь тяжёлое тепло тумана.
Она знала это место, думал он, до того как построили купол, до того как посадили сады, когда часть площади занимали джунгли, а другую часть — бесплодные вулканические проплешины вокруг едких грязевых выбросов. Она помнила время, когда единственным поселением была маленькая группа домов из лавового камня, прилепившихся к подымающимся террасам в конце узкой долины, воистину немногим больше оставленной ногтем царапины в мраморных пустынях вечного льда.
Она выросла в другом мире, во вселенной, отделённой от нынешней временем, равным всего одной человеческой жизни, но настолько насыщенном событиями, что оно стоило многих веков.
Как и Трив Потман, который был очарован тихой общиной Плавала и уже записался на обучение профессии садовода, Каллиста провела долгие годы словно отшельник, чтобы вернуться в мир незнакомый и лишённый всех, кого она знала.
Он молчал, но она повернула голову, словно он произнёс её имя.
Хорошо было снова пройтись — без хромоты, без страха, без боли.
Хорошо было снова находиться там, где светит живое солнце и дует живой ветер.
— С тобой всё в порядке?
Когда она заговорила, протянув к нему руку, в её глазах вспыхнула озабоченность. Регенерация тканей посредством бактеризации отняла у него много сил, и он знал, что ему ещё не следовало бы вставать.
— Мне стоит спросить об этом тебя. Когда он медленно пробудился на рассвете, она лежала рядом с ним. Позже она исчезла. Лея рассказала ему, что произошло в комнате игрушек, но Люк словно бы и так уже знал это. И гадал бы, если бы был там, не видел ли он это в каком-то забытом сне. Когда она молча плакала у него на плече в предрассветной темноте, он без слов понял, что именно она утратила.
Она покачала головой: знак не отрицания, а своего рода удивления.
— Я всё думаю о Никосе, — сказала она. — О бытьё «другим кореллианцем с тем же именем».
Она повернула руки ладонями вверх, как тогда, очнушись на «Охотничьем Счастье», она чувствовала их форму, их юную силу и узор жилок и мускулов под фарфорово-тонкой кожей. Повела пальцами по рукояти меча, который у неё некогда хватило умения изготовить. Так как его голова находилась рядом. Люк видел, что у корней её светлых волос уже виден каштановый цвет, и знал, что через несколько месяцев они целиком будут той тяжёлой, светло-коричневой гривой, которую он помнил по видениям и снам.
— Я все гадаю, не следовало ли мне остаться там, где была.
— Нет, — заявил Люк со всей серьёзностью, зная это всем своим существом. — Нет.
Она снова повесила оружие на пояс.
— Даже если б я знала… про это, — тихо проговорила она, — даже если б я догадалась… смогла заглянуть в будущее… когда Крей спросила у меня, не хочу ли я… занять её место… я не смогла бы сказать «нет». Люк, я…
Он заключил её в объятия, и их губы встретились в крепком поцелуе: давая, забывая, вспоминая, зная. Говоря ей без слов, насколько беспочвенны её сомнения, которые она не смела высказать.
— Я ведь люблю не Силу в тебе, — тихо сказал он, когда они наконец отпустили друг друга, — а тебя.
Она нагнула голову вперёд, уткнувшись лбом ему в плечо; они были примерно одного роста.
— Мне это будет нелегко, — тихо проговорила она. — Возможно, нелегко будет нам обоим. Бродя прошлой ночью в пещерах, я иногда винила во всём этом тебя. Я сердилась — думаю, я всё ещё сердита, в глубине души. Не знаю, как ты можешь быть в ответе, но все равно винила я тебя.
Люк кивнул, хотя слова эти ранили его. Каким-то странным образом он понял, что они не были личными и их лучше знать.
— Я понимаю.
Она повернула голову и посмотрела на него с кривой улыбкой.
— О, это замечательно. А мне объяснишь? Вместо объяснений он снова поцеловал её.
— Ты отправишься со мной на Явин? — Когда она заколебалась, он добавил: — Ты не обязана. И тебе не обязательно решать сейчас. Лея передавала мне, что ты записала имена тех людей, которые, как ты помнишь, были здесь… Она говорит, что на Корусканте тебе будут рады, на какой бы срок ты ни захотела там остаться. И я знаю, что будет нелегко жить… жить рядом с учениками, владеющими Силой. Но твоё знание старых методов обучения, старых способов тренировки помогло бы мне…
Он запинался, подбирая слова, и в неподвижности её лица он увидел её стремление не беспокоить его из-за своей боли, из-за своей неуверенности.
А, чёрт с ним со всем…
— Ты нужна мне, — тихо сказал он. — Я люблю тебя и хочу, чтобы ты была со мной. Если удастся — навсегда.
Её губы изогнулись в улыбке.
— Навсегда. — Серые глаза встретились взглядом с его глазами, более тёмные, чем окружающий их туман, но словно светящиеся изнутри. — Я люблю тебя, Люк, но… это будет нелегко. Но я думаю… я чувствую, что мы будем в жизни друг друга надолго.
— У нас есть время, — заверил он её. — Спешить незачем. Ничего срочного нет. Но есть — и всегда будет — моя любовь к тебе.
Они все ещё крепко сжимали друг друга в объятиях, положив головы друг другу на плечи, когда в проломленном арочном проёме появились Хэн и Лея, Чуви, Трипио и Арту.
— Пусть немного побудут так, — тихо предложила Лея.
— Целовать её он может и на корабле, — добродушно сказал Хэн. — Джевакс наконец отремонтировал взлётно-посадочные шахты, мы погрузили те штуковины из детской, и мне лично хочется свалить с этой скалы, пока не случилось ещё что-нибудь.
— Это было бы желательно, ваше превосходительство, — добавил Трипио. — Адмирал Акбар упоминал о концентрации войск гранд-адмирала Харрска в Секторе Атравис, и мы понятия не имеем, где или у кого укрылись Роганда и её сын. Учитывая необходимость внесения небольших, но значительных изменений в схемы всех кораблей флота — или подыскания адекватной защиты там, где изменения схем непрактичны, — наверно, будет разумным отправиться в путь как можно скорее.
— Ты прав. — Лея в последний раз огляделась кругом, окидывая взглядом Дом Плетта, а вернее, развалины, оставленные Империей: разрушенные стены, рухнувшие арки, металлическая плита над колодцем. Эхо его древнего покоя наполнило её, заглушая боль и разрушения, как затягивают вездесущие лианы горные ущелья, сгладило шрамы, оставленные тем давним обстрелом. Казалось, она снова услышала где-то детские голоса, распевающие ту старую песню о забытой королеве и её волшебных птицах.
Каллиста дала ей частичный список имён всех, кого смогла вспомнить, хотя сама она посетила это место лишь ненадолго и не знала большинства живущих здесь Джедаев. Но это было лишь начало. И она сама теперь знала кое-что о тех забытых детях, о живших здесь старых Джедаях, которые предоставили им убежище…Уголком глаза она уловила промельк какого-то движения. «Призрак? — подумала она. — Или эхо памяти?» Тени двух крошечных детей, гонявшихся друг за другом по густой, оливкового оттенка траве и растаявшие в отбившемся клоке тумана.
«Никос? — гадала она. — Роганда? Один, бегущий к свету, другая, бегущая к тьме?» Кто-то, чьё имя она ещё не знала? Или это были тени из будущего, не дети, которые были тут, а дети, которые ещё будут?
— Эй, малыш! — заорал Хэн, и Лея ткнула его в рёбра.
— Брось, — упрекнула она. — Люк заслужил немного отдыха.
Долгого-предолгого отдыха. Пара на скамейке повернула головы.
— Мы уматываем с этой захудалой скалы, — крикнул им Хэн. — Может, вас подбросить куда?
Они посмотрели друг на друга: их лица отразили странное сродство, какой-то миг они казались скорее братом и сестрой, чем влюблёнными, — люди, которые знали друг друга много жизней назад. А затем Каллиста сказала:
— На Явин. Если вам по пути.
— Думаю, как-нибудь сумеем, — усмехнулся Хэн. Люк и Каллиста двинулись к ним по траве рука об руку.
