— Бесстыжее и неумелое враньё! — оппонировал тётке худосочный гражданин бомжеватого вида. — Ну, не умеют Призраки стрелять. Совсем. Тем более, из шведских мортир. Это я вам, граждане, как кандидат физико-математических наук авторитетно заявляю.... Дело было так. Отважные спецназовцы окружили подлое Привидение. Одни лодки поплыли со стороны улицы Димитрова, а другие — со стороны кирпичного завода. Причём, в этих надувных посудинах всяких "солдатиков" не было и в помине, сплошь — офицерский состав.... Итак. Наши воины благородно предложили Призраку сдаться, мол, сугубо для мирного научного изучения. А он, тварь неблагодарная, наотрез отказался и начал грязно материться. Тогда генерал-лейтенант Тургаев, дабы пресечь непотребную брань, приказал — по мегафону — открыть огонь на поражение.... Здесь неприятный казус и произошёл. Привидения, они же бестелесные. Это я вам, граждане, как кандидат физико-математических наук авторитетно говорю. Поэтому автоматные пули и пролетали через Призрак насквозь.... Короче говоря, перестреляли незадачливые спецназовцы друг дружку. Было убито наповал шесть майоров и два подполковника. Ну, и раненых, понятное дело, без счёта...
— Всего восемь трупов? — вмешалась в разговор ярко-накрашенная и слегка подвыпившая блондинка среднего возраста. — Полная ерунда! Чушь законченная! Я сама — в районе часа дня — проезжала мимо проклятого пруда. Там одних только "Скорых" стояло штук сорок-пятьдесят. И в них здоровенные "эмчээсники", трусливо и обеспокоенно оглядываясь по сторонам, загружали чёрные пластиковые мешки с покойниками. Загружали и загружали, загружали и загружали, загружали и загружали. По три-четыре мешка в одну машину...
На углу улиц Купчинской и Ярослава Гашека трамвай остановился. Сомов выбрался наружу, закурил, купил в ближайшем ларьке шесть банок пива и — усталой походкой — заковылял к родимому дому.
Лифт, как назло, не работал. Пашка, изредка чертыхаясь и матерясь, поднялся на восьмой этаж, перевёл дыхание и два раза коротко надавил указательным пальцем на кнопку звонка.
— Мяу! — раздалось из-за двери.
— "Ничего не понимаю", — по-честному признался сбитый с толку внутренний голос. — "Дом и подъезд, однозначно, наши. Может, братец, ты этажом случайно ошибся? Да, нет. Дверка знакомая, оббитая — лет пятнадцать-шестнадцать тому назад — светло-бежевым дерматином. Не говоря уже о латунном номере квартиры...".
Сомов ещё пару раз прикоснулся к кнопке звонка.
— Уже иду! — оповестил звонкий женский голос. — Буквально-таки лечу! Подожди минутку...
Дверь приоткрылась.
— Мяу! — прозвучало снова.
Пашка машинально опустил глаза вниз, и его усталому взору открылась завлекательно-прекрасная картинка: безумно-стройные, знакомые-знакомые женские ноги, плохо скрытые коротеньким домашним халатиком, а к этим знакомым стройным ногам доверчиво и нежно прижимался крохотный чёрно-белый котёнок.
— Проходи, милый. Не стесняйся, — предложила Александра. — Знакомься. Этого симпатичного малыша зовут — "Аркаша". Уже откликается.
— Откликается? — прикрыв за собой дверь, засомневался Сомов. — Мал больно...
— Не веришь?
— Да, как-то не очень.
— Сейчас проверим. Пошли на кухню.... Аркаша! Аркаша! Молчишь? Хорошо, попробуем по-другому.... Аркадий!
— Мяу! — отозвался котёнок.
— Аркадий!
— Мяу!
— Вот, видишь? — обрадовалась Сашенция. — Он просто ещё слегка стесняется своего уменьшительно-ласкательного имени. Мол, мы же ещё слишком мало знакомы...
— А откуда он, вообще, взялся?
— Как это — откуда? С памятью совсем не дружишь? Ты же, майор, сам давеча неоднократно говорил, мол: — "Рыба, пойманная в проклятом пруду, годится — по экологическим параметрам — только для кормления кошек. Обязательно, штатским гадом буду, сходим к метро и купим там симпатичного котёнка...". Говорил, морда ментовская? Факт, однако.... Я так и поступила. То есть, вернувшись от Марины Бокий, наварила рыбы — налима, щурка, окушков и ротанов. А после этого, приняв горячий душ и открыв все окна для срочного проветривания (запах варёной рыбы — это что-то), отправилась к метро и купила там — у седенькой приличной старушки — этого смешного чудика. Посмотри, какие у него красивые глаза.
— Тёмно-зелёные, задумчивые и хитрые, — выставляя на кухонный стол пивные банки, усмехнулся Пашка. — Прямо как у нынешнего российского Премьер-министра.... А рыбку-то трескает с отменным аппетитом. Аж, за ушами пищит. Молодец...
— Ты же, наверное, очень-очень устал? — забеспокоилась Александра. — Усаживайся, сейчас я тебя буду кормить ужином.
— Как ты определила, что — "очень-очень"?
— По количеству банок с пивом. Не более того. Подумаешь, третий бином Ньютона.... Когда, любимый, ты приходишь с работы с двумя банками, то это означает — "начальство достало". Когда с тремя — "слегка перенервничал". С четырьмя — "устал". Ну, и так далее....
— Расскажи, как там всё было — у Марины, — вскрывая первую банку, попросил Сомов.
— Сперва не очень, — доставая из холодильника продукты, поскучнела Санька. — Извини, но полноценных разносолов предложить не могу. Времени не было. То одно, то другое.... Давай, я тебе отварю сарделек и разогрею магазинную пиццу в микроволновке? Сойдёт?
— Вполне. Ты, красавица, не увиливай. Рассказывай.
— Как скажешь, майор.... Значит, приехали. А Маринка не одна, а с подружкой — Татьяной Петровой, проживающей в соседнем доме. Посидели, кофейку попили с конфетами. Разговор о завтрашней погоде и о последних веяниях парижской моды откровенно не сложился. Даже некоторая тревожная напряжённость образовалась. Тут Ирка Хрусталёва, будучи девушкой простой и прямой, не выдержала и бухнула, мол, так и так: — "Бастарды устроили самую настоящую дуэль на пистолетах и, заигравшись, перестреляли друг друга. Причём, насмерть...". Оно и началось — вопли, пена на губах, удары головой о стену. Мы с Иришкой тут же навалились на Марину, повалили на диван. Ну, чтобы она не покалечилась. А Танька, вспомнив о соседке-докторше, побежала за ней. Объяснила всё, привела. Та прихватила с собой медицинский саквояж. Разжали Маринке рот, заставили проглотить две таблетки. Потом докторша сделала укол.... Наступило улучшение. Мария лежала неподвижно, только плакала, тихонько подвывала и бормотала всякую чушь. Потом Ирка вспомнила о спешном важном деле и ушла, мол: — "Не беспокойтесь, девчонки, не провожайте. Я дверь захлопну...". Минут через пятнадцать-двадцать Маришка уснула. Докторша пообещала, что будет за ней присматривать. Ну, мы с Татьяной и решили, что пора разбегаться по домам.... Поймала такси и поехала в Купчино — рыбу варить и котёнка покупать. Всё, доклад закончен...
Многообещающе зашипела пицца в микроволновке. Одновременно с этим затренькал телефон.
— Дома уже? — спросил из мобильника мужественный голос генерал-лейтенанта. — Отдыхаешь? Ужинаешь? Пиво пьёшь?
— Отдыхаю. Ужинаю. Пью, — подтвердил Пашка. — Вернее, пока только пью, а ужинать только собираюсь.
— Молодец.... Угадай с одного раза, кто сейчас, бросив все важные субботние личные дела, торопится из Москвы в Питер? То бишь, уже садиться в самолёт?
— Неужели, депутат Митрофаненко?
— Он самый. Более того.... Ты, майор, смотришь ваш купчинский телевизионный канал — "Дом"?
— Иногда.
— Завтра, в пятнадцать ноль-ноль, обязательно ознакомься. Наш беспокойный депутатик будет речь пламенную толкать.
— Понятно, ознакомлюсь. А вы откуда...
— Откуда я про это знаю?
— Ага.
— От одного знакомого и информированного верблюда, — многозначительно усмехнулся Тургаев. — В том плане, что от коллег из параллельной Конторы.
— Господа "фээсбэшники" подключились к расследованию?
— А ты как думал, голубь белокрылый? Два трупа высокопоставленных питерских чиновников, отнюдь, не шутка. Конечно, подключились. Как и положено.... Ладно, не буду больше отвлекать, ужинай.
— Ну, верная майорская жена, где мои питательные сардельки и ароматная пицца? — отключив мобильник и громко сглотнув голодную слюну, поинтересовался Сомов. — Давай, мечи всё на стол...
Снова зазвонил телефон — на этот раз в комнате.
— Это городской. Не беспокойся, милый, я подойду, — засуетилась Александра. — Сосиски в ковшике на плите. Пицца в микроволновке. Возьми сам. И, пожалуйста, смотри под ноги — чтобы случайно не наступить на Аркашу.
— Сам, так сам, — поднимаясь с табурета, пробормотал Пашка. — Первый раз, что ли? Мы люди привычные.... Аркадий, иди сюда. Давай я тебя — для пущего спокойствия — посажу на стол? Кыс-кыс-кыс!
— Мяу!
— Иди, не кочевряжься. Молодец.... Нюхаем пивную банку? Рановато тебе. Вот, когда подрастёшь — обязательно дам попробовать.... Так-с, сардельки. Будешь? Сейчас я тебе отрежу кусочек. А теперь подую для охлаждения, чтобы не обжёгся.... Держи, хвостатый. То есть, лопай.... Как оно тебе? Урчишь? Значит, нравится. А теперь и я слегка подкреплюсь, если не возражаешь. Пополню, так сказать, запас калорий, растраченный за долгий трудовой день...
— И-и-и, — раздалось сзади.
Это Сашенция, обняв дверной косяк, самозабвенно рыдала:
— И-и-и.... Маринка повесилась...
Глава восемнадцатая
Одной загадкой больше
На приведение Александры в чувство ушло около пятнадцати минут, две банки с пивом, одна аппетитная сарделька, полтора десятка поцелуев и громкое урчание Аркадия.
— Ну, окончательно пришла в себя? — отправляя пустую алюминиевую банку в мусорное ведро, уточнил Сомов. — Можешь членораздельно говорить и внятно отвечать на вопросы?
— Кажется, м-могу, — крепко прижимая котёнка к груди, выдавила Сашенция. — С-спрашивай...
"К безумно-аппетитной и совершенной груди", — уточнил педантичный внутренний голос. — "Третьего с половиной размерчика...".
— Кто тебе звонил?
— Соседка-докторша. Ик.... Она немного посидела со спящей Мариной, а потом, заперев входную дверь ключами, найденными в сумочке, спустилась в свою квартиру — готовить обед. У неё, по её же словам, старенькая больная мама и прожорливый любовник. Ик.... Потом поднялась. Посидела. Опять спустилась. Ик...
— Ещё пивка?
— Давай. Ик.... Спасибочки. Полегчало. Так вот.... Примерно полчаса назад она снова поднялась на этаж выше. Смотрит, а дверь в квартиру Бокиев не заперта...
— Врачиха уверенна, что в последний раз, уходя, заперла дверь? — не удержался от вопроса Пашка.
— Клянётся и божится. Мол, на оба замка, точно помнит.... Короче говоря, соседка посомневалась немного и вошла. А там.... Маринка висит. Сняла в одной из комнат старинную люстру и повесилась — на поясе от халата, привязанном к чугунному крюку. Вот, и всё. Доклад закончен.
— Ну-ну, — задумчиво пробурчал Сомов. — В "Скорую" и в полицию твоя докторша, надеюсь, догадалась позвонить? Аркадий, отстань, пожалуйста. Нет у меня больше сарделек. Рыбку кушай.
— У меня есть. Иди сюда, котик. Кыс-кыс-кыс! Кушай, родной, кушай.... А врачиха, между прочим, она не моя, а общественная. Не лепите лишнего, гражданин начальник. Позвонила, конечно.... Слушай, может, надо поставить в известность генерал-лейтенанта?
— Поставим, понятное дело. Передай, пожалуйста, мобильник...
— Жалко деваху, — искренне огорчился Тургаев. — Симпатичная была. Фигуристая и длинноногая. А глаза — просто замечательные. Сиреневые, миндалевидные и чуть-чуть влажные. Как у пугливых горных лам. Эх, жизнь наша — жестянка.... Придётся, судя по всему, снова подключать "фээсбэшников". Их высоколобые эксперты — нашим нечета. Сильнее и продвинутее на порядок. Если не на два.
— Сомневаетесь, что имело место банальное самоубийство? — удивился Пашка.
— Сомневаюсь, майор. Сомневаюсь. Должность у меня такая, генеральская насквозь. А ещё чутьё имеется. Всё, что связано с вашим дурацким купчинским прудом — дурно пахнет.... Заканчиваем с лирикой. Выезжай, Павлик, на место. Хорошенько осмотри квартиру, понюхай воздух, опроси свидетелей. Я отзвонюсь в Красногвардейское РУВД, попрошу, чтобы они не препятствовали. Вернее, прикажу.... Ещё одно. Найди семейный архив этих Бокиев. Помнишь, Сашутка рассказывала про старинные фотографии всяких и разных раритетов?
— Помню.
— Это хорошо. Сложи все найденные документы и фотографии в отдельную коробку и передай её "фээсбэшным" экспертам. Ладно, конец связи. Работай...
Отключив мобильник, Сомов многозначительно покашлял в кулак и вопросительно уставился на жену.
— Что такое? — забеспокоилась мнительная Сашенция. — Я очень растрёпанная? Глаза покраснели?
— Ты, радость моя, безумно-симпатичная, — заверил Пашка. — Симпатичней просто не бывает.... Продолжаем нашу познавательную беседу. Итак, вы — совместными усилиями — разжали Маринке рот и заставили её проглотить две цветные таблетки. Потом докторша сделала успокаивающий укол. Наступило улучшение. Мария лежала неподвижно, только плакала, тихонько подвывала и бормотала всякую чушь.... Кукую — конкретно — чушь она бормотала? Запомнила?
— Конечно. Ты же сам велел мне по телефону, мол: — "Запоминай всё, что услышишь. И вообще, посматривай там. Вдруг, не дай Бог, что...". Сперва Маринка клялась в вечной и пламенной любви к "Николаше" и к "Глебчику". Рассказывала (обрывочно и бестолково, понятное дело), о том, какими они оба были внимательными, заботливыми и нежными. Потом переключилась на какие-то несметные сокровища. Мол: — "Будь он проклят, этот семейный клад. Я так и знала, что добром это не закончится. Может, и нет никаких сокровищ? Зачем, зачем мы ввязались в эту мутную историю?".... Уже в самом конце, прежде чем уснуть, она принялась угрожать: — "Убью Митрофанова. Сволочь депутатская, сладкоголосая. Уговаривал меня развестись с Коленькой. Обещал сделать Первой леди Санкт-Петербурга. Это он, тварь очкастая, виноват во всём...".
— В чём — во всём?
— Не знаю, — засмущалась Александра. — Марина уснула, так и не закончив фразы.... А эта штуковина тебе, случаем, не пригодится?
— Что это такое? — с интересом рассматривая длинную и узкую картонную коробочку, спросил Сомов. — Странная надпись: — "Burana — Z-145". На боках напечатана информация на английском языке и на латыни.
— Упаковка от успокоительного препарата, который вколола Марине соседка-докторша. Сейчас там находится пустой одноразовый шприц, который — до применения — был заполнен вязкой ярко-изумрудной жидкостью. Прихватила из помойного ведра на всякий пожарный случай. Как-никак, жена опытного и тёртого сыщика.
— Молодцом, боевая подруга. Так держать, растёшь — прямо на глазах. Всё, я побежал. Не скучай...
Оперативники из Красногвардейского РУВД, надо отдать должное, оказались ребятами адекватными — поглядывали, конечно, косо, но не мешали и с глупыми подколами не лезли, мол: — "Генеральский любимчик — это звание такое. Выше полковничьего, ясен пень...".
А может, природная тактичность оперативников была здесь не причём, и они, просто-напросто, слегка стеснялись-опасались двух "фээсбэшных" экспертов? Эксперты были дяденьками солидными — очкастыми, худющими, лохматыми и бородатыми. Чего ожидать от таких важных деятелей? Вдруг, они со специфичным "ментовским" юмором совсем не дружат?
