Шокированный информацией об этом, с его точки зрения крайне несвоевременном внешнеполитическом демарше, и уже готовящийся ко всему Тирпитц, без лишней огласки собрался отмобилизовать флот в метрополии и потребовал возвращения в Киль всех крупных кораблей, находящихся в океане. Но Вильгельм запретил это, как и перевод флотских командных и штабных инстанций на режим работы военного времени!
И это при том, что в Англии имелись ОЧЕНЬ влиятельные силы, ратующие за немедленное "копенгагирование" германского флота. И среди них — принимающий дела Первого морского лорда ярый германофоб адмирал Джон Фишер. История сохранила нам достаточно полный портрет этой во многих отношениях выдающейся личности. Была среди характерных его черт и способность создавать обстоятельства в том случае, если они выглядели необходимыми для него и его дела. В свете этого стоит ли удивляться тому, что наутро среди подбитых русской эскадрой гулльских траулеров, оказался стоящий без хода и флага трехтрубный дестроер, который починив повреждения вскоре ушел, не оказав никакой помощи погибавшим рыбакам? У русских, японцев и немцев таких кораблей НЕ БЫЛО. Зато они были у англичан...
Тем не менее, несмотря на явно предгрозовую международную атмосферу, предложение союза в Петербург было послано. И послано БЕЗ согласования с морским министерством! При всей общей взвинченности, Кайзер, похоже, был убежден, что Англия не атакует. Откуда вдруг такая уверенность у человека, в критических ситуациях никогда не отличавшегося ни фатализмом, ни психологической устойчивостью? Но если предположить, что, провоцировал такие настроения Вильгельма "серый кардинал" германского МИДа той поры, барон фон Гольштейн, рука которого видна за строками обоих документов, и "октябрьского" и "бьеркского", вся эта загадочная цепь событий вокруг "свидания императоров у Бьерке" обретает неожиданную логику.
Фридрих фон Гольштейн. Человек, чья судьба заслуживает отдельного авантюрного романа. Последовательный сторонник мировой закулисы за спиной Вильгельма, сначала не раз и не два "расшивавший" для Берлина в 1890-х годах коллизии в отношениях с Англией и Францией, а затем чуть было не втравил второй Рейх в смертельную для него войну. Коллизии эти, типа истории с телеграммой Крюгеру, возникавшие из-за необдуманных внешнеполитических антраша Вильгельма II, Гольштейн разрешал, действуя по каналам тайной дипломатии. А конкретно — используя связи ряда германских банкиров с Ротшильдами, которые фактически и дирижировали британской и французской внешней политикой с момента окончания франко-прусской войны. Итог закономерен: противоположная сторона начала использовать его самого. И с конца 1899-го года в святая-святых германского статс-секретариата иностранных дел работал крот.
Именно он умудрился на рубеже 1904-1906 годов нашей истории ДВАЖДЫ едва не втянуть Германскую империю в войну с Антантой! К которой, из-за союза с Францией, ОБЯЗАНА была примкнуть и Россия. В итоге Германская и Российская империи столкнулись бы, наконец, на полях сражений, а это и было тогда наиглавнейшей целью британского истэблишмента и банковского капитала (читай: уже мирового семитского), в лице лорда Ротшильда и его парижской, венской и нью-йоркской родни. Судя по всему, "слуге двух господ" ненавязчиво намекнули, что "антраша Вильгельма с Законом о флоте" стало последним, переполнившим чашу терпения Сити. И империя на Рейне и Шпрее будет жестоко наказана. Тайному советнику Гольштейну пришлось выбирать кому служить. Он и выбрал...
Справедливости ради нужно подчеркнуть: вовсе не то, что именно русские и немцы будут взаимно уничтожать друг друга, было самоцелью "стражей Мировой империи" и "семибанкирщины Ротшильда". Просто наличие в противостоящих коалициях именно этих двух великих континентальных народов гарантировало упорную, бескомпромиссную и "долгоиграющую" конфронтацию, а это значит, что "Британья рулез" еще лет сто, а прибыли международного банковского синдиката, обеспечивающего эту взаимоубийственную бойню кредитами, баснословны. И гарантируют овладением тем, что останется от обоих противников если не по результатам мирной конференции, так "за долги"...
* * *
Но политическим и финансовым лидерам англо-саксонского мира было мало просто срежиссировать европейскую войну. Им хотелось ее ПРАВИЛЬНО срежиссировать. Во всяком случае, ее начало. Чтобы ни в коем случае не они, а именно противная сторона была выставлена агрессором и "кровожадным чудовищем"! Одним из "винтиков" механизма конструирования ТАКОЙ войны и стал Гольштейн, который просто ЗНАЛ от своих кукловодов, что англичане не начнут первыми, в чем, манипулируя донесениями посольства в Лондоне, сумел убедить и своего императора. Это право британцы твердо решили предоставить немцам. Пусть даже ценой второго взятия Парижа. Хотя, что для них Париж, собственно говоря? Не наши же Великие князья! Ничего личного, только бизнес...
Итак, Фрицом Гольштейном в соответствии с явным желанием кайзера (и в соответствии с тайным "заказом" мастеров "политического джиу-джитсу" из Сити), в октябре 1904 года был сконструирован проект договора с русскими, который теоретически давал Германии серьезное улучшение ее внешнеполитической позиции. Вильгельм надеялся, что воспользовавшись трудностями Николая на востоке, он сможет отколоть Россию от Франции в свете явного "несоюзнического" поведения последней, что гарантирует немцам как минимум российский нейтралитет в случае "разборки" с Парижем.
Понимая, что кайзер уже ломится в заданном направлении как бык к кувалде забойщика в бетонной траншее скотобойни, многоопытный "мидовский зубр", ясное дело, не стал его пугать иными вариантами развития событий. К примеру, началом превентивной войны Англии и Франции против Германии. Причем и России могла бы быть предложена "конфетка" в виде сепаратного мира с Японией при англо-американском посредничестве, за присоединение к Антанте, естественно.
Однако тот момент Петербург просто отказался обсуждать это предложение. Еще жила надежда на победу над японцами, нужны были французские кредиты, да и менять что-либо кардинально в своей внешнеполитической ориентации ни царь, ни Великие князья, ни Ламсдорф, не желали.
Однако за 9 месяцев много чего произошло. Например, Цусима, Мукден и Кровавое воскресенье. А еще — Марокканский кризис виртуозно срежессированный Гольштейном, сыгравшем на заносчивости и франкофобии Вильгельма. И в июле 1905 года, рожденная в октябре 1904-го бумага, вновь всплывает на свет. Вильгельм, не поставив в известность главу внешней политики — канцлера Бюлова (!) самолично отправляется с ней к Бьерке на встречу с царем. Естественно, что это было сделано с подачи Гольштейна. Просто некому больше было сподвигнуть кайзера к этому. А всем своем внешнем сумасбродстве, подобных шагов без МИДовских консультаций он никогда не делал даже в менее важных вопросах. Тут же — тайный военный союз с Российской империей против империи Британской.
В Петербурге возможные последствия как подписания ТАКОГО соглашения с кайзером, так и его НЕ подписания, были просчитаны . С одной стороны, в исторических реалиях лета 1905 года (когда флот погиб, армия деградировала, а внутри страны полыхает революция), европейская война в союзе с немцами скорее всего окончилась бы катастрофой как для Берлина, так и для Санкт-Петербурга. С другой — прямой отказ Вильгельму от лица Николая мог бы привести к началу немедленной германской агрессии (за что, кстати, яростно ратовал начальник германского Генштаба фон Шлиффен) с катастрофическими для России последствиями.
При расчете международных раскладов, для русского МИДа в этой ситуации главным был вопрос — что предпримет Англия. При всех англо-германских противоречиях, никакой гарантии ее вступления в войну на стороне России и Франции не было. Да и франки могли просто не впрячься за Петербург, если бы немцы по ним не ударили. Подумаешь, союзный договор. Ну, "не шмогла..." Короче, перспективка была очень кислая. Возможно, что именно не исключая возможность этого мрачного расклада, царь и российские дипломаты, "закрыли глаза" на "пощечину" заключенного за их спиной франко-английского "сердечного согласия". Ведь оно опосредовано давало повод Британии вступить в игру на стороне Франции, если та соблаговолит поддержать Россию против немцев.
Но, конечно, наилучшим поводом для решения Лондона о вступлении в войну, мог бы стать "казус белли", спровоцированный германской стороной. И ОГЛАСКА тайного договора об антибританском германо-российском союзе под него вполне подходила. НО. Если Ники отказывает кузену Вилли, то... Не будет и подписанного Вильгельмом документа! А на нет — и суда нет. Исчезает ПОВОД для Лондона немедленно выступить против немцев. И исчезает у Вильгельма страх перед возможностью этого выступления.
Поэтому Петербургу НУЖНО было, чтобы этот документ родился. И НУЖНО было, чтобы с ним обязательно ознакомился британский Кабинет. Нужно это было и лорду Ротшильду, дабы Британия могла выступить тогда, когда это ЕМУ будет нужно. Но выступить — обязательно в "белых перчатках" оскорбленного величия. Кто и как подсказал российскому руководству из Лондона, что сие действо ВЕСЬМА ЦЕЛЕСООБРАЗНО, мы, скорее всего, не узнаем. Но ход событий говорит сам за себя: такой сигнал был.
Роль "нехорошего мальчика" вынужденно взвалил на себя русский царь. Глупо думать, что кто-то в Петербурге рискнул использовать его "в темную". В итоге Бьеркской встречи документец РОДИЛСЯ. Подпись Вильгельма зафиксировала его внешнеполитические устремления. А затем — красиво срежессированная драма с отказом "слабовольного" царя под давлением профранцузского министерско-великокняжеского лобби от подписи. И — союза нет, зато "афтограф кузена Вилли" есть! Через неделю благодаря Ламсдорфу о германском предложении уже знали в Париже. После чего до ознакомления с ним короля Эдуарда и Форрин офиса оставались уже не дни, а часы...
"Дуплет" Гольштейна — выставление кайзера зачинщиком Марокканского кризиса, и "конструктором" антибританского европейского блока — был снайперским.
* * *
Того факта, что в свете рождения Антанты, и "октябрьский", и "бьеркский" тексты несли в себе элемент взрывной провокационности для Германии, в первую очередь из-за попытки привлечения к союзу Парижа, сам кайзер тогда не смог оценить в полной мере. Гораздо печальнее для немцев в итоге было то, что не понял всей глубины этой игры и канцлер Бюлов, занятый "разруливанием" последствий для Германии Марокканского кризиса, за которым опять же стоял Гольштейн! До него дошло, что может произойти, только уже по факту Бьеркского свидания. И он немедленно подал прошение об отставке, которое кайзер отклонил.
После Танжера, Бьерк второй раз за год поставил Берлин на грань европейской войны. Но... Пушки и тогда не заговорили! Вильгельм, с подачи Бюлова, Эйленбурга, Тирпитца или Миттерниха раскусил, наконец, куда его ведет игра "серого кардинала", и смог затормозить на самом краю пропасти. Ценой фатального внешнеполитического поражения Германии. Гольштейн был с позором изгнан с госслужбы. Война не состоялась, а ее заказчикам пришлось начинать новую партию. Балканско-турецкую.
Уместно добавить, кстати, что сами по себе, и "октябрьские" и Бьеркские соглашения, в силу возможности их расторжения "после предварительного предупреждения за год", были для России практически бессмысленны, поскольку в ее интересах было лишь долгосрочное соглашение с германцами. И, скорее всего, Гольштейн понимал, что никакого союза не будет. Коллеги "по цеху" в России, типа Витте, смогут при любой реакции царя не допустить фактического заключения русско-германского союза.
Но зато английская дипломатия получит ОЧЕВИДНЫЙ ВНЕШНИЙ повод для начала интенсивной обработки Петербурга на предмет присоединения к "Сердечному согласию" при любом раскладе. И столь нужная для следующего хода в "большой игре" огласка агрессивных в отношении Антанты действий Германии, будет гарантирована.
На деле все произошло для Форрин офиса и Сити даже лучше, чем Гольштейн и его подельники из "ротшильдовского интернационала" могли себе представить. Отказ Николая II от уже подписанного им собственноручно соглашения, живо обсуждавшийся при дворах венценосцев и в прессе, не только оскорбил и унизил вспыльчивого и обидчивого кайзера. Он, выражаясь по-восточному, "лишил его лица", что окончательно отвернуло его от надежды на союз со "слезливым и безвольным царьком".
Теперь он, в пику Николаю, решил двинуть Германию в Азию, водрузив свой флаг на Босфоре. Для русско-германских отношений это стало катастрофой, поскольку проливы и Константинополь исторически были главной целью вожделений Санкт-Петербурга. И хотя на Ближний Восток толкал кайзера уже не тайный советник Гольштейн, а совсем другие персоны, такие как Сименс, Дельбрюк или Баллин, внешне преследовавшие совсем иные интересы, кукловоды-то за их спинами маячили те же самые...
* * *
Итак, "Бьеркский союз" не состоялся... Но осадок остался у многих. В России, отныне уже бесповоротно, верх во внешней политике взяла ориентированная на Антанту "партия войны", включавшая в себя большинство Великих князей, верхушку гвардейского офицерства и ряд государственных функционеров, таких как Извольский, Сазонов, Григорович и даже смирившийся с представляющимся теперь неизбежным русско-германским столкновением Столыпин. Царь, осознавший весь позор и импотентнцию своей последней персональной внешнеполитической потуги, с того времени обреченно и безвольно плыл по несущему его самого, династию и всю Россию к катастрофе геополитическому течению, направляемому из Лондона и Вашингтона.
Отношение же германской правящей элиты всех мастей к России, с тех пор и до самого Сталинграда, стало брезгливо-принебрежительным. Вылившись в прессу, этот настрой политического и экономического бомонда государства неизбежно повлиял на формирование антироссийского общественного мнения во всем немецком обществе, достигшего апогея к 1914-му году.
Откровенно говоря, трудно осуждать за такое отношение немцев, убедившихся, что российская правящая верхушка вознамерилась идти с Францией и Англией до конца. "Отвратительные франко-русские тиски, сжавшие Германию с двух сторон" были для них вполне реальной угрозой существованию молодой немецкой империи, сумевшей за несколько десятилетий неизмеримо высоко поднять уровень жизни подавляющего большинства простых граждан. А за это они были готовы драться с кем угодно.
Сам Кайзер Вильгельм по-человечески так никогда и не простил кузену Ники этой "пощечины"... Расчет кукловодов оказался безупреченым — извечный страх за свое реноме вынудил Вильгельма занять твердокаменную антироссийскую и антиславянскую позицию. Со всеми вытекающими. Заказчики за проливом могли торжествовать.
Но разве сама идея российско-германского союза 1905 года была абсурдом? Конечно же нет! Другое дело, что форма совершенно не соответствовала потребной сути взаимовыгодного РАВНОПРАВНОГО союза. И здесь ни у кайзера, ни у Бюлова не хватило дальновидности, чтобы вовремя раскусить игры Гольштейна. И осознать, что за альянс с Россией НУЖНО платить достойную цену. Увы, формула Бисмарка о том, что из двух союзников один — наездник, а второй — его лошадь, слишком прочно въелась в их ментальность. Только вот гениями внешнеполитической игры калибра "величайшего из немцев" ни Бюлов, ни, тем более, кайзер, не были...
